Батяня. Комбату лишнего не надо - Сергей Зверев

– Утилизированное всплыло.

Брови вице-адмирала дернулись. Его лоб усыпали бисеринки пота. Гусовскому хотелось переспросить: мол, ты это о чем? Но он безошибочно понял страшный для себя смысл, ведь сказано было практически открытым текстом о том, что уже докопались до их самого крупного дела на флоте.

– Не могу дозвониться до двух наших «партнеров по преферансу», говорят, они сегодня с утра «угодили в больницу». И представь себе, что в один день. Догадываешься, кто следующий?

– Насчет «партнеров по преферансу» предполагаешь, или тебе сказали точно? – голос Гусовского дрогнул.

– Это не имеет значения. Я о себе знаю, и мне больничная койка светит.

– У меня есть на примете хороший «доктор», – имея в виду адвоката, проговорил вице-адмирал, – он и из могилы вытащит…

– Василий, нам никто не поможет. «История болезни» пухлая, летальный исход гарантирован.

В голове Василия Игнатьевича завертелся бешеный водоворот мыслей. Только что сообщенная ему новость перечеркивала всю его будущую жизнь и ставила перед нелегким выбором.

– Приезжай срочно ко мне. Вместе что-нибудь придумаем, – предложил вице-адмирал.

– Поздно, Василий… За мной скоро приедет карета «Скорой помощи». А тебе еще можно принять лекарство. Поторопись… Удачи и здоровья!

Связь оборвалась. Гусовский выругался и несколько раз набрал номер, но приятный женский голос твердил одно и то же: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».

– Временно… – промычал себе под нос Гусовский, чувствуя как все его тело покрывается липким потом, – скорее уже недоступен навсегда.

В глазах потемнело от волнения. Телефон выскользнул из вспотевшей ладони Гусовского и булькнул в воду бассейна. Один из крокодилов мгновенно проглотил дорогущий мобильник и тут же залег на дно.

– Тварь безмозглая. Хотя…

Жена Гусовского с удивлением смотрела на мужа – спокойный и рассудительный Василий Игнатьевич теперь метался по этажам дома, потроша полки и шкафы. Повсюду валялось постельное белье, одежда и прочие вещи. В гостиной царил настоящий хаос.

Сорвав со стены рамку, в которой красовалась фотография его любимой яхты «Варяг», вице-адмирал достал перочинный ножик. Лоскут вырезанных им обоев спланировал на пол. На Гусовского смотрела блестящая дверца сейфа. Четыре щелчка по утопленным в панели сейфа кнопкам, и за дверцей мягко щелкнул механизм замка. Несколько пачек стодолларовых купюр, целлофановый пакет, набитый под завязку драгоценностями, стопка паспортов и несколько кредиток, стянутые аптекарской резинкой, исчезли в спортивной сумке. Повернувшись к жене спиной, Гусовский надел на указательный палец серебряный перстень с сероватым полупрозрачным камнем.

– Что происходит? – выйдя из оцепенения, спросила Мария Гусовская.

Василий Игнатьевич обернулся и, поймав на себе обеспокоенный взгляд жены, произнес:

– Я должен на время уехать!

– Надолго? – дрогнул женский голос, – мы же собирались с тобой…

– Дура! – вырвалось у него.

– Кто?

Вице-адмирал промолчал и отвел взгляд в сторону.

– Ты не ответил на вопрос!

Гусовский повернулся, поставил спортивную сумку на диван и, подойдя к мраморному столику, коснулся рукой холодной бутылки водки «Финляндия». Его пальцы плотно обхватили крышку и стали вращать ее против часовой.

Когда небольшая доза спиртного приятно обожгла стенки желудка, Василий Игнатьевич вновь посмотрел в глаза жене. Алкоголь придал ему силы, и теперь он мог сказать то, на что бы раньше у него и духа не хватило.

– Машенька… родная, – каждое слово давалось с трудом, – меня могут арестовать! Я должен на время уехать, и даже тебе не стоит знать, куда…

Маша в миг побелела. Ее ноги подогнулись, затряслись коленки, и женщина чуть не села на пол. Подоспевший на помощь Гусовский поймал жену за талию и усадил в кресло.

Выпив глоток водки, Мария стала понемногу приходить в себя.

– Я ничего не понимаю, у тебя же столько друзей. Позвони им…

– Все будет хорошо, дорогая, – чмокнув жену в щеку, ответил вице-адмирал, – лучше всего тебе будет вернуться к матери в Питер. А через неделю, две… я с тобой созвонюсь. Мы найдем друг друга, и все будет хорошо.

Василий Игнатьевич положил руку на плечо жены и тяжело вздохнул. Он понимал, что, может быть, уже никогда ее и не увидит.

– Разве ты не возьмешь меня с собой сейчас? – По напудренным щечкам женщины заструились слезы.

Гусовскому стоило больших усилий сделать непроницаемое лицо и произнести следующие слова:

– Держи, на первое время тебе должно хватить, в конце концов, у тебя есть агентство. Его не заберут. Если будут спрашивать обо мне, говори, что не знаешь, где я и что со мной. – Василий Игнатьевич бросил на мраморный столик пачку банкнот, – ни в коем случае не заходи в наш зоопарк. Это опасно. Ни в коем случае!

– Я… я… – Супруга вице-адмирала не могла составить осмысленной фразы, у нее на время перекрылось дыхание.

Гусовский дождался, когда жена осознанно кивнет. Подхватив спортивную сумку, он, уже не оборачиваясь, направился к выходу. Василий Игнатьевич слышал, как за его спиной плачет жена, ему казалось, что он видит, как шевелятся ее губы, в попытке произнести слова прощания. Но вице-адмирал не мог позволить себе задержаться в собственном доме даже на полчаса. Теперь каждая минута промедления могла стоить ему свободы, а может быть и жизни.

* * *

Виртуозно протиснувшись между вкопанными стальными трубами, закрывавшими въезд в один из питерских дворов, милицейский «УАЗ» покатил вдоль длинной «хрущевки». Зазевавшийся водитель «Жигулей» не успел вовремя принять вправо, и тут же воздух прорезал настойчивый сигнал. Стены домов, словно скалы, отразили его и эхом разнесли по всему двору. Мигалки на крыше автомобиля брызнули красно-синими сполохами. «Жигули» нервно сдали назад и испуганно прижались к высокому бордюру.

В окнах пятиэтажки замелькали силуэты. С другой стороны дома появился микроавтобус с тонированными стеклами. Зеваки и просто любопытные жильцы окрестных домов подтягивались к седьмому подъезду, в него уже метнулись четверо детин в камуфляже с двумя овчарками на коротких поводках. Собаки в намордниках рычали и хрипели, но натянутые ошейники охлаждали их пыл. Две бабушки на лавочке с испугом смотрели на происходящее, уже жалея, что вышли посидеть вечерком во дворике.

– Интересно, за кем это? – сплюнув под ноги шелуху от семечка, проговорил кто-то из собравшихся напротив подъезда.

– За цыганами с третьего, – прозвучало убежденно. – К ним днем и ночью наркоманы ходят. А потом у нас во дворе на детской площадке колются. В песочницу ребенка страшно пускать.

– Вот и на них управа нашлась.

– …так им и надо!

Бывший дипломат спокойно сидел в своем любимом кожаном кресле, купленном за валюту еще в советские времена. Из пожелтевшего от табачного дыма динамика старого радиоприемника сквозь эфирные трески пробивалась песня времен его молодости. Хорошо поставленный, но в то же время грубоватый мужской голос пел про море и стаю чаек, улетающих за горизонт. У ног пожилого приятеля Гусовского лежал безжалостно разобранный мобильный телефон – пара микросхем, треснувший экранчик и разбросанные крохотные кнопочки с цифрами, обгоревшая SIM-карта чернела в пепельнице.

Даже когда за окнами взвыла сирена и раздались людские голоса, пожилой мужчина остался сидеть в кресле. А за стеной его гостиной оживились соседи-цыгане, началась беготня, хлопали двери, заплакали дети.

– На этот раз приехали не к вам, – усмехнулся бывший дипломат, – а ко мне.

Но даже сквозь эти тревожные звуки Дмитрий Петрович слышал, как спокойно шипит ядовитой змеей газовая плита на кухне. Его покрасневшие глаза слезились, а голова кружилась, словно он уже битый час ехал на карусели. Холеный старик отсчитывал последние минуты своей жизни.

– Мы знаем, вы дома! Откройте! Милиция! – настойчиво застучали в дверь. Звонок не работал, под ним свисали оборванные провода.

Старик грустно улыбнулся и опустил руку в карман. Его пальцы коснулись теплого металла бензиновой зажигалки.

– Откройте, иначе мы…

– Поздно мне в тюрьму, – беззвучно прошелестели слова, и улыбка исчезла с губ старика, плечи его затряслись, то ли от смеха, то ли от плача.

Вместе с треском и хрустом ломаемой входной двери раздался приглушенный щелчок зажигалки. Волна пламени прокатилась по трехкомнатной квартире. Выбитую милицией, еще не опустившуюся на пол узкой прихожей, входную дверь подхватило взрывной волной и швырнуло на готовых ворваться в квартиру мужчин в камуфляже. Они отлетели к стене. Овчарок выбросило в низкое окно подъезда, грохот и звон эхом разлетелись по лестничной клетке. Внизу, на улице, истошно закричала женщина.

Командир группы захвата с оцарапанным осколками штукатурки лицом сбежал по лестнице и выглянул в окно. Крыша микроавтобуса, на котором он с группой захвата приехал несколько минут назад, была вмята, на ней дергалась в судорогах окровавленная овчарка. Козырек подъезда усыпали осколки стекла и обломки рам. В воздухе еще кружились бумаги и обрывки газет.