День Дьявола - Эндрю Майкл Хёрли

он слышит мой голос дальше, чем ожидал, дальше, чем ему хотелось бы, он зовет: «Папа!» – и тянет руку к моей ладони.

– Я здесь, – говорю я. – Все в порядке. Воды поблизости нет. Делай, что я тебе сказал. Давай.

Он еще какое-то время стоит, повернувшись ко мне, а потом начинает хлопать в ладоши.

Из-за акустических особенностей звук раздается со стороны холмов, и испуганные птицы вылетают из своих убежищ. Этой хитрости меня научил Отец, а теперь ее освоил и Адам.

Бекасы поднялись из камышей и полетели низко над болотом. Их отражения в воде напоминали серпики коричневого цвета. Я прицелился немного выше и упустил одного – он растворился в сгущающейся тени деревьев, – но взял другого вторым выстрелом в тот момент, когда он появился на фоне белеющих соцветий рябины рядом с воротами. При звуке выстрела Адам вздрогнул. Бекас дернулся в полете и, очертив в воздухе дугу, упал где-то на поле, оставленном в этом году под паром.

– Держи ее, – говорю я, и он хватает Дженни за ошейник, прежде чем она успевает рвануться за птицей.

Нужно отучить ее от вредных инстинктов.

– Пусть сядет. Ну-ка, Адам, прикажи ей, – говорю я, вытряхивая пустые гильзы из ружья. – Пусть знает, кто здесь хозяин.

Он проводит рукой по хребту собаки, надавливая ей на задок, чтобы она опустилась на землю. Сумерки сгущаются, порывы ветра пригибают к земле тростник. Болото покрывается рябью. Дженни моргает и ждет команды.

– А теперь отпускай, – говорю я, и Адам издает тот особый звук, которому я его научил, что-то вроде чмоканья, и поднимает руку.

Дженни срывается с места, проползает под воротами, возбужденная запахом подстреленной дичи, и возвращается назад с растерзанной птицей.

Адам слышит, что собака вернулась, и чувствует ее запах, а она прижимается лбом к его ладони.

– Брось! – командует он, дотрагиваясь до зажатой в зубах собаки птицы.

Дженни не подчиняется, и тогда он пробует просунуть пальцы ей в пасть между челюстями.

– Не так, – поправляю я. – По носу.

Он одной рукой дотрагивается до ее скулы, а другой неуверенно шлепает ее, отчего собака только начинает рычать.

– Сильнее, – говорю я. – Иначе она ничему не научится.

Получив кулаком по морде, она делает, как ей приказано. Боль она запомнит и в следующий раз будет ожидать удара, увидев его поднятую руку, а потому откроет пасть, как только он скомандует. Она умница. У нее ласковый, добрый нрав. А голову бекасу она откусила скорее от восторга, чем по злобе.

– Оставь птицу галкам, Адам, – говорю я. – Нам хватит того, что есть.

Мы возвращаемся на ферму по тропинке, до коленей вымазавшись в грязи. Я держу Адама за руку. Он несет на плече старый кожаный ягдташ, принадлежавший когда-то Отцу. Не в силах удержаться, он запускает пальцы внутрь. Там подстреленные мной кряквы, и он дотрагивается до них, ощущая запах крови и воды на перьях. Когда мы вернемся на ферму, мы извлечем из птиц дробинки и повесим до утра в чулане. А потом, как я обещал, я научу Адама правильно потрошить их, чтобы запечь в печи.

– Уже стемнело? – спрашивает он. – Стало холодно.

– Почти, – отвечаю я. – Мама зажгла свет.

– А звезды зажглись? – продолжает он.

– Некоторые, – отвечаю я. – Орион. Большая Медведица.

Ему известна форма созвездий. Чтобы объяснить ему, я брал его за руку и водил его пальцем, очерчивая их форму.

– А луна полная или ущербная? – спрашивает он.

– Полная, – отвечаю я. – Совсем круглая.

У луны раздутое, удивленное лицо, будто у утопленника.

– А где она сейчас?

– За нами, – отвечаю я. – Поднимается над Тремя Сестрами. Поэтому мы отбрасываем длинные тени.

В другой раз он задал бы еще десяток вопросов, но сейчас он устал и неуклюжей походкой плетется по гравию, причем нарочно. Хочет, чтобы я взял его на руки. Хотя бы пока мы не дойдем до асфальта.

– Ну-ка, – говорю я и даю ему подержать сложенное ружье.

Он вешает его на руку. Ружье тяжелое, как пара свинцовых труб. Он поворачивается ко мне и широко улыбается. Как бы там ни было, а он точно знает, что ружье – это то, что ему нужно. Эта ферма принадлежит ему с самого его рождения, точно так же, как она стала моей, когда Мама родила меня. За его спиной – вереница предков, он знает это и представляет, как после него сюда придут его сыновья. В его возрасте я чувствовал то же самое. Но потом сбился с пути.

– Ну, так расскажи мне что-нибудь, – требует он. – Расскажи о Старике, а не о Дьяволе. У нас ведь есть сейчас время, правда?

Но суть в том, что одна история тянет за собой другую, потом третью, и во всех Дьявол играет важную роль.

Эндландс

Я всегда знал, что Старик умрет внезапно. Так перегорает электрическая лампочка и в ней внезапно темнеет стекло. Тем не менее, когда Отец позвонил ночью, чтобы сообщить мне эту печальную весть, я не мог не почувствовать, что уход Старика меня потряс. И сразу же ощутил, как далек теперь от фермы.

Я тогда жил в Саффолке, недавно женился и преподавал в школе для мальчиков, той, что рядом с болотами. В Эндландс мне удавалось выбраться не чаще двух-трех раз в год, и обычно я отправлялся туда подышать навозом в то время, когда на ферме больше всего нужны руки: на окот овец в Пасху, к сбору урожая летом или осенью, когда овец пригоняют с пастбищ. Собственно, мы с Кэт уже начали собираться – пора было ехать помогать с овцами, – когда за несколько дней до начала осенних каникул позвонил Отец. Загонять овец мне все равно придется, но уже после похорон.

Кэт, несмотря на грустные обстоятельства, с нетерпением предвкушала поездку. С ее работой – она работала в детском саду, где в период каникул всегда не хватало персонала, – ей никак не удавалось съездить со мной в Эндландс, и с Дайерами и Бисли, соседями-фермерами, она познакомилась только в день нашей свадьбы в июне. По большому счету, она и Отца-то едва знала. После помолвки мы пару раз ездили повидать его в Дербишир, куда он приезжал на ярмарку со своими четырехлетками, но это были короткие встречи за чашкой чая и сэндвичами между аукционами, и их с Кэт знакомство не шло дальше общих разговоров о ферме или об ее семье.

Он никак не отзывался о ней, ни хорошо, ни плохо, но чувствовалось, что она ему нравится. Не то чтобы я просил его благословения или нуждался в нем. С тех пор как я уехал из Эндландс, на ком бы я ни женился, по большому счету для фермы это не имело никакого значения. И все-таки он хотя бы предпринял усилия, чтобы познакомиться с Кэт.

А Старик, конечно, с ним