Кабан по-телегенски - Валерий Квилория

За нарушителем дворовой границы, захлебываясь лаем, бросился пантелеймонов песик Тошка. Узрев новую опасность, взбалмошный беглец попер дальше.

Стремительно прорезав двор Петровича, он таким же макаром прорвал следующую изгородь и исчез.

Дальше располагалось подворье грозной бабы Дарки. Баба славилась отчаянной глухотой да еще тем, что сколько раз ни возвращался ее супруг Эдик навеселе, всегда бывал побиваем посредством одного и того же заурядного веника.

– Хлопцы, бегите скорее! – завопил в ужасе Пантелеймон. – Этак он черт-те куда убежит!

И когда Димку с Толиком словно ветром сдуло, обернулся к жене: – Говорил же, давай дыру забью…

– Зачем же забивать, – дипломатично ответствовала тетя, мельком взглянув на смущенного своим промахом Петровича. – Кабана мы впервой бьем, а Тошка с ихней Белкой день и ночь колобродятся. И огородов не топчут, и ни один шибеник к забору не подойдет. Гавкают, что целая свора…

…Подбежав к ограде бабы Дарки и увидев разворачивающуюся за ней картину, братья застыли, будто громом пораженные.

Здоровенная баба Дарка стояла по центру своих владений. Согнувшись пополам и выставив в профиль громадное седалище, она пропалывала грядки.

Кабан, который с трудом пробился сквозь очередное препятствие, хотел сделать передышку, но, слыша за собой бешеный лай уже двух шавок, вновь наддал.

И вот тут-то на его пути встал, точно тот паровозный тендер, бабыдаркин зад. Перед самым препятствием кабан попытался сманеврировать и взял резко вправо, но было поздно. Двухсоткилограммовую тушу занесло, и будущим левым кумпяком он ударил с такой силой об этот самый «тендер», что старуха, не успев рта открыть, молча вонзилась головой в свежевзрыхленную грядку. А уж потом, выдернув ее, запричитала, отплевывая землю.

Переведя дух, она, наконец, поднялась с четверенек и, оглядевшись, изумилась и испугалась еще больше. И было от чего. Тут струхнул бы и менее суеверный человек. Да и как это понимать – получить такой силы ускорение и не увидеть обидчика. А все потому, что кабан после столкновения изменил курс и в считанные секунды скрылся за хлевом. Баба Дарка по своей глухоте не слышала, а между тем, по доносившимся оттуда звукам представлялось, что там тоже творится нечто неладное. И точно, не успела баба прийти в себя, как из-за бревенчатого угла выскочил кабан. И – о силы небесные! – над его харей, поигрывая на солнце, сверкала белизной чья-то обнаженная тощая задница.

Кабан пронесся мимо старухи и, словно тараном, этим голым задом сверху лежащего выбил калитку и покинул двор. Выпучив глаза, баба Дарка мгновенно признала в странном наезднике с искаженным лицом и судорожно цепляющемся за кабаний хвост своего супруга Эдика. Не раздумывая, она схватила сапку и поспешила следом. Началась великая погоня. Впереди на среднем ходу мчал кабан, у которого и дыхание уже было не то, да и лишний груз в виде, хоть и неказистого, деда давал о себе знать. Следом, спотыкаясь и оглядываясь, бежали братья. Замыкала погоню семенящая баба Дарка с сапкой на отлете, точно казак с шашкой наголо.

– Убью! – громогласно обещала она, и в это можно было поверить.

Великая погоня закончилась так же быстро, как и началась. Незримый финиш находился за распахнутой настежь калиткой Пантелеймона Юрьевича. На крыльце стоял растрепанный и растерянный хозяин. Рядом, на дорожке, Петрович.

– Счас завернет, – твердил сосед, которому после позорного дуплета надо было как-то реабилитироваться.

– Ей-богу, завернет, – бормотал он, поигрывая могучей побойней.

Побойня представляла собой кусок дубовой ветви и очень походила на оружие первобытного человека. Тонкая ручка постепенно утолщаясь, переходила в увесистый набалдашник и была очень хороша для забивания колуна в полено.

Итак, Петрович стоял в угрожающей позе городошного игрока. Кабан, будто по заранее согласованному сценарию, притормозил у родного двора и нырнул в калитку. Видимо, решив, что лучше помереть, чем так мучаться, он направился к хлеву. От вида нежданной фигуры из двух противоположно устремленных тел Петрович слегка опешил. Но, как камикадзе, был нацелен только на поражение и если чуть замешкался, то после произвел удивительно точный удар побойней немного пониже дедовой задницы прямо в кабаний лоб. Кабан хрюкнул, Эдик завопил благим матом, и оба они завалились набок. Увидев оголенного мужчину преклонных лет, тетя Надя тихо растворилась в глубине дома. Петрович же с Пантелеймоном бросились спасать соседа. Каким образом покойный кабан нанизал на свою тушу старика, оставалось лишь догадываться. Но факт тот, что спущенные на щиколотки дедовы панталоны обтянули кабанье горло снизу, тогда как сам дед, хоть и задом наперед, распластался на его спине.

Едва они стянули пострадавшего, а тот в свою очередь подтянул штаны, в калитку вбежало явление второе – Толик с Димкой. Братья хотели, было, поделиться впечатлениями, как возникло явление третье – грозная баба Дарка.

– Где мой дед?! – заорала она на всю улицу и тотчас его увидела.

– Ах, вы!.. – задохнулась старуха от возмущения и сменила тему: – Да я на вашу свинью в суд подам! Тоже телегенция нашлась! А еще детей по школам учить!

– Иди, Дарка! Иди! – замахал на нее Эдик, который, быстро оценив обстановку, смекнул, что хотя первое знакомство с убиенным было совсем не радостным, то продолжение может статься очень и очень приятным.

Глуховатая супруга поняла его махания по-своему. Ляснула в сердцах калиткой и навалилась на нее тяжелой грудью. Штакетник жалобно крякнул, но выдержал.

– Ах ты, старый козел, – вдохновенно повела она. – Ну, вернись до хаты, я тебе наваляю! Я тебя так пошлю, что ты на свинье туда не доскачешь!

– От етит твою в грушу! – разволновался тут Эдик и попытался вырвать из рук Петровича побойню.

Но тот орудие убийства держал крепко, и усилия деда остались без последствий.

– Так, ребята, – вмешался тут Пантелеймон, – давайте-ка без семейных драм.

Приобнял старика за плечи и задушевно шепнул: – Оставь, Эдик. Ну ее.

Устыдившись ли своей попытки совершить хулиганское действие пред лицом учителя или опять-таки вспомнив, чего полагается под свеженину, но дед окончательно успокоился. Супруга его – напротив. Злорадно ухмыляясь, налегла на калитку с новой силой. Драма, казалось, неминуема. Спас положение десятилетний пацан – внук Санька.

– Баба! Баба! – пронзительно заголосил он, вылетая из проема в заборе. – Там ихние Тошка с Белкой нашего Ваську грызут!

От такого известия баба Дарка взвилась над штакетником, взмахнула сапкой и, грозясь посадить всех без разбору, припустила по улице.

– Копец коту, – констатировал дед, похоже, уже свершившийся факт.

Разделка кабаньей туши заняла несколько суетливых часов. Все представлялись не по-праздничному суровы, хотя нет-нет, да и посмеивались украдкой, припоминая кое-какие виды. Один дед Эдик был всамделишно хмур и рассеян. Смотрел он чаще на забор, за которым время от времени шелестели тапочками по тротуару развеселые подружки бабы Дарки. А со стороны родного двора уж доносились крики самой бабы, сопровождаемые возмутительными взрывами смеха и даже истеричным визгом.

– Целое столпотворение устроила, тетеря глухая, – сокрушался вполголоса Эдик. – Хлебом ее не корми – дай язык почесать.

Остальные потому и прятали улыбки, что как-то неудобно было шутить над стариком, которому с бухты-барахты досталось на всю округу. Сдержанней всех оказалась тетя Надя. Когда, умывшись, мужчины расселись в садовой беседке, она торжественно выставила на стол дымящееся блюдо.

– Ешьте на здоровье, – ласково сказала тетя, адресуясь персонально к Эдику.

Дед растаял, а Пантелеймон скоренько разлил по стопочкам медицинского спирту из двадцатилитровой канистры.

– Давай, мужики, – поднял он стаканчик.

– Давай, – поддержал Петрович. – За кабанчика.

– За свеженину.

– Вилы ей вбок, – буркнул дед.

Гости лихо опрокинули чарки, ахнули и принялись вылавливать из миски огурцы. Один Эдик в расстройстве чувств не понял, что проглотил. Только крякнул по привычке и покрутил головой: – Хороша-а зараза.

Закусили. Помолчали. В сгущающейся сумеречной тишине все отчетливей и громче становился бабий гомон. Эдик с тоской посмотрел на канистру. Пока Петрович разливал по «чуть-чуть», хозяин решил развлечь старика разговором.

– Жара нынешним летом адова, – начал он.