Сашка. Книга вторая - Владимир Зюкин

из кастрюли в тарелку варёную картошку, поставила на стол банку с капустой.

– А давай лучше покрепче чего, голова трещит, – поморщившись, сказала она и вытащила из шкафа начатую бутылку водки.

Вылив обратно чай, она налила по полстакана. Выпили и закусили картошкой с капустой.

– Мать моя – дрянь, – сказала она, опуская голову. – Всё из-за неё началось. Ещё выпьем?

Выпили; пустая бутылка покатилась по полу.

– А где мать? – спросил Сашка; голова его кружилась.

– На работе. Она в будке на переезде дежурит. Притащится утром. – В глазах её блеснули искорки.

Она пересела на Сашкин табурет и склонила голову на его плечо.

– Это из-за мамаши сделалось так, что у меня не будет никогда детей. Врач мне сказала. – Зося ласково глянула на него. – Ах, Сашок, был бы ты ребёнком, я бы увезла тебя на Север, как сына. Я очень ждала тебя с гитарой в лесу. Одного тебя ждала.

– И я спешил, чтоб только на тебя глянуть! – воскликнул Сашка. Он себя стукнул в грудь. – Ты здесь, понимаешь!

Он пылко потянулся к её губам. Зося откликнулась и стала целовать ему лоб, уши, щёки, повторяя: «Прости, прости…»

– Зосенька, за что простить?

Поднявшись, она повлекла Сашку в комнату и подвела к кровати.

– Прости меня, что я, такая, буду у тебя первой…

Она присела на постель, за собой потянув Сашку.

– На этой кровати валялись мужики пьяные, и с ними мать; по двое, по трое. Они и меня целовали, а потом лезли к ней… – Она прижала Сашкину руку к губам и поцеловала. – Мне было ещё тринадцать, когда один напоил меня и заставил расслабиться. Я была пьяной, плохо всё помню… После этого стали мужики и ко мне ложиться. Здесь я не хочу с тобой. Пошли на диван.

Они возвратились в кухню. Зося села на диван. Дальнейшее Сашка потом вспоминал, как сон. Она, поглядывая на него пьяными глазами, освободилась от блузки, юбки, лифчика, трусиков. Оголившись, потянулась к нему и помогла раздеться. Он не отрывал глаз от её тела. Когда он остался в трусах, она его отстранила от себя и стала ладонью водить по его животу. И вдруг опрокинула на спину и, изогнувшись, сняла с него трусы. От стыда он закрыл глаза и попытался прикрыться ладонями, но она, откинув руки его, села на него сверху. Дальнейшее он туманно воспринимал, только ощущал удивительное блаженство, даже крепко сжал зубы, чтобы не заорать. А она восторженно смотрела на него, понимая, что видит первое удовольствие мальчика. Потом она опрокинулась на спину и вытянулась. Он лежал, потрясённый случившимся.

– Понравилось, вижу, – прошептала она. – Вот и ты начал…

Он проснулся от шума шагов. Было утро. Приоткрыв глаза, он увидел мужика, который, не обращая внимания на парочку, раскрывал бутылку водки. Выпив полный стакан, он аппетитно захрустел капустой. Зося проснулась и протёрла глаза. Мужик с недобрым прищуром посмотрел на неё. Сашка перетрусил, глядя на огромного роста пришельца. Верзила не удостоил его вниманием и, когда он выбрался из-под одеяла и оделся, то подошёл к дивану и завалился на освободившееся место. Зося обняла его бычью шею. В дверях Сашка услышал, как заскрипел диван, и как она стала стонать. Поняв, что девонька неисправима, он вышел на свежий воздух и почувствовал, как вместе с запахом вонючим кухни исчезла и его любовь, зато осталось разочарование, хоть и подслащённое приятными минутами ночи.

4

Сашка прижался лицом к окну, поезд подъехал к Москве. Столица встретила Сашку шумом. Он сразу отправился в Третьяковку, и стоял там перед белыми сугробами картины, вспоминая детство. Даже почувствовал дрожь, как будто очутился средь снегов.

Дольше оставаться в Ногинске он уже не мог: порвав с кампанией собутыльников, он почувствовал одиночество. Жить стало нечем. Забрав трудовую книжку, он отправился в Омск. Прибыв на место, узнал, что Аня и бабка Агафья перебрались в соседний барак. Об этом поведала ему их бывшая соседка; она же послала дочь Нинку показать место их нового жилья. Нинка – подросток с зелёными глазами. Сашка всю дорогу в её сторону косил глаза, мечтая в дальнейшем сдружиться. Чувствуя его внимание, она, подойдя к старому бараку и кивнув на дверь, сказала, смело ему глядя в глаза:

– Заходи в гости, ждать буду.

Сашка радостно кивнул и вступил в барак. Обычный для таких зданий длинный коридор. С левой стороны одна дверь была чуть открыта. Сашка увидел просторную комнату, где висела боксёрская груша, а у стены стояли гоночные велосипеды. Услышав в конце коридора детский плач, он направился туда. Мало он испытал в непутёвой жизни своей подобных минут. Бабушка Агафья зарыдала навзрыд, а тётя Аня засморкалась в подол, покачивая колыбельку с розовощёким младенцем.

– И чё плачете, как будто хороните? – волнуясь, проговорил Сашка, поглаживая плечо бабушки.

– Лучше бы ты и не родился, внучек, чем так мыкаться, – добрым голосом проворковала бабушка и смахнула очередную слезу со щеки.

– Молодец, что приехал, – вздохнула Анна. – Но мы не сможем тебя прокормить.

– Ты чего, тётя! Не видишь, я не ребёнок! Буду работать. Ни на чьей шее я сидеть не хочу. Может, вам помогу.

– Ладно, помощник, – улыбнулась Анна. – Видно будет.

Запыхавшись, в комнату вбежала девочка; худая, болезненная, но серые глаза её были любознательны. Сашка узнал в ней двоюродную сестрёнку.

– И чего кривляешься? – усмехнулась бабушка. – Видишь, братик приехал.

У девчонки округлились глаза, она окинула взглядом Сашку с головы до ног и поморщилась. Родственник ей, видимо, не понравился.

Барак имел для Анны большое преимущество: ей, родившей ещё одного ребёнка, удалось устроиться одновременно уборщицей и сторожем при спортзале, что располагался в бараке; и младенец и работа были под боком.

Старые друзья Сашку встретили радостно, встречу отметили шумно, за бутылкой водки. Вспомнив о приглашении, на следующий день он направился к Нинке. Но её дома не было. Нинкина мать, – тётя Дуся, – худощавая и бойкая женщина, захлопотала, посадила его за стол и стала его расспрашивать. Пока разговаривали, у дома собралась молодёжь – Сашка это увидел в окно. Там была и Нинка. И она увидела его через стекло и показала на него друзьям. С облегчением вздохнув, Сашка вышел к ним. До ночи компания распивала трёхлитровую банку браги и пела песни.

На днях он повстречал Вадика. Тот подарил ему перочинный ножик и сразу повёл к себе. В ярко освещённой комнате стоял стол, за ним в одиночестве сидел подвыпивший отец дружка. Мутно глянув на сына и Сашку, он пригласил их за стол, на котором стояли