Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

— Да они же турки, Колян. Поверят — как пить дать, — горячо убеждал его я, демонстрируя зачёркнутую на открытке надпись «C Днём рождения!» и полностью закрашенных зелёным фломастером умильных котят с воздушными шариками на лицевой стороне открытки.

С чистой бумагой в тот момент просветления в доме оказалось как-то туго, поэтому печатал на том, что под руку попалось:

— Видишь — сама открытка уже недействительна. Ты почитай текст-то какой.

Да, текст — врачебное описание узи-специалиста — был шедеврален, этот факт не мог не признать даже скептик и недовера Колька, ещё не схлопотавший толком тапком. Тот слабый замах я считал недействительным. С таким-то текстом можно было обеспечить себе имя в когорте свято-мучеников или выбить миллионы долларов на пожизненное пребывание в санатории элит-класса у сердобольных, но крайне скупых вдов Луизианы. Умей они, конечно, читать по-русски.

На данной справке, бывшей открытке, с аккуратно подделанной фиолетовым пастиком печатью, значилось, что я обладатель ордена инвалидности наивысшей степени, рассадник редкого печеночного описторхоза, (опистархоз (мед.) — паразитарное заболевание с поражением печени) владетель селезёночно-фолликулярного гиперспленизма (гиперспленизм (мед.) — гипертрофия селезёнки) — неясной этиологии, гломерулярного цисто-пиело-уретро нефрита в стадии инфильтративного абсцесса… в общем, в эту справку были вложены все те шесть будоражущих диагнозов, которые я сумел вызубрить за долгие годы моего обучения в медицинском университете. Как раз по диагнозу в год.

— А если по-русски турки не смогут прочитать? — не унимался Колька, как мне казалось, с завистью вчитываясь в текст, чтобы запомнить его, переписать на чистый лист и выдавать потомкам за собственное интеллектуальное творение, тянущее минимум как на одного Нобеля и на две городские библиотеки, названные в честь сочинителя.

— Эх ты, дед Уктив. Сюда гляди — рисунки то на что? — с гордостью выхватывая листок из его загребущих ручонок, махал у него под носом, стараясь преобидно задеть кончик шнобеля.

Да, рисунки тоже были творением моего проснувшегося гения. Сам Гигар, создатель внушающих трепет и ужас полотен, обзавидовался бы. Свернувшиеся белёсыми колечками черви в разъеденной печени, лишённой привычных очертаний от процессов жирового перерождения. Налитая, как перекаченный мяч с грыжей, вот-вот готовящаяся лопнуть селезёнка, удерживаемая от разрыва паренхимы лишь тоненькими связками гепато-лиенальных (печёночно-селезёночных (мед.) лигантур (ligantura (лат.) — связка). Доведенные восходящими и нисходящими инфекциями до отпевально-плачевного состояния, почки, один вид которых вызывал рвотно-писательный рефлекс у обитающего в подъезде беспризорного кота Половика.

— Ну… не знаю, Сань, — тяжело дыша, продолжал гнуть свою линию вредный друг, после того как наша полушуточная схватка на полу заканчивалась (мне всё же удалось преобидно щёлкнуть его по носу справкой), настороженно косясь на пока ещё обутые в тапки мои стопы. — А ежели мозг они у тебя захотят трансплантировать? Эта справка от похищения мозга не отмажет.

— Ты чего? Мозг ведь не трансплантируют, — рассмеялся я несколько наигранно, поскольку сам тоже был в запыхавшемся состоянии после силовой возни, да и сомнение в своих словах при виде ухмылки псевдоинтеллектуала Коляна, начинало просачиваться через призму шестилетнего профобучения. Как то не мог я сразу без листания справочников или яндекса всемогущего логически обосновать, возможна ли такая операция или нет:

— Ваще-то, кто из нас в медицинском учился? Ты или я? Я знаешь, сколько стульев в библиотеке ягодичными мышцами протёр, а сколько лаптей поизносил по этим библиотекам хаживая, а через сколько сессий прошёл… Да во мне знаний больше чем. чем, чем в твоём мозгохранилище на пару порядков.

— Но мозг это же тоже орган, насколько я понимаю, почему бы и его не пересаживать?

— Вот заладил — орган, орган. Тело человека это тебе, Колич, не грядка, которую можно пропалывать и в которую можно пересаживать всё что вздумается. Тело человека это corpus hominis! — важно изрёк я, сам себе подивившись, — Это у тебя мозг — орган, который можно взять и отчекрыжить. А у меня — высший мыслительный центр, без которого никуда. Мой мозг не трансплантируется и баста! — давил я своим авторитетом, про себя решая, не пора ли уже переходить на тапки и чистить физю ухмыляющемуся оппоненту.

Хм. Но зерно сомнения было посеяно и готово давать всходы. После ухода приятеля, ухода — перешедшего в поспешное бегство под угрозой тапочной расправы с моей стороны, пришлось состряпать ещё отдельную справку «УЗИ cerebrum capitis» (узи мозга (лат.)). Мои скромные познания в медицине и диплом юного врача натуралиста не позволяли с абсолютной достоверностью утверждать, что подобная справка имеет место быть в природе или в департаменте здравоохранения, так как я запамятовал, применяется ли ультразвуковое исследование мозга или делается рентген. Но затем, распив чашку детского какао, покумекал, что турки, не должны разбираться в медицине больше моего, и вот справка была готова. Вид достоверно перерисованных с атласа по патанатомии эпидуральных гематом, излияний в арахноидальную (паутинную (лат.)) оболочку мозга и некрозов серого вещества, также вызвал рвотно-писательные рефлексы у представителя семейства подъездно-кошачьих, что меня маленько, но успокаивало в надёжности документа.

Теперь, уважаемый читатель, уже заблаговременно ознакомленный с аннотацией (с предварительным описанием к книге), должно быть озадачился, при чём собственно здесь вся эта кутерьма с расхитителями почек, липованием справок и прочей вакханалией, запутывающей сюжет истории и уже подумываешь, а не стоит ли обратить свой пытливый взор в сторону произведений других авторов, взяться за третье прочитывание анталогии Донцовой, освежить в памяти Ницше, стряхнуть пыль с томиков собраний сочинений Ленина или же просто сходить до киоска за сканвордом. Попробую прояснить ситуацию и удержать тебя от столь поспешного прощания с моим творчеством, о дорогой читатель.

Мысленно возвратимся из моего городка, где происходили оживлённые диспуты с приятелем Колькой, стряпание медицинских документов, эксперименты на подопытных животных семейства кошачьих с последующим затиранием лестничной клетки, на залитую янычарским солнцем площадь перед зданием авиавокзала.

Главная моя забота на тот момент ожидания, когда я с грустью следил за развесёлыми недавними попутчиками по воздушному перелёту, предвкушающими беззаботный отдых, сопровождаемыми говорливыми лучезарными гидами в туристические икарусы и раскрашенные туристическими лозунгами пазики, была одна.

Я находился в чужом царстве-государстве, в тысячах километрах от дома, без каких-либо гарантий, что вот сейчас всё разрешится как в хэппиэндовом кинофильме, не имея при себе особых средств для выживания, а всего лишь сумку с футболками, плавками и электробритвой, да сотню долларов наличными. Не стоит объяснять всеведущему читателю, что этой суммы явно не хватает на авиабилет обратно, возникни здесь какие-либо трудности. А трудности уже возникали, так как прошло минут 20-ть моего пребывания в аэропорту, а меня никто не встречал. Охрана аэропорта с подозрением наблюдала за мной через стекло вестибюля. Да и солнце начинало припекать по-взрослому, подготавливая почву для теплового удара. Кроме того, как я успел убедиться методом горизонтального саморазмещения — скамейки на улице были неудобны в плане затяжных ночёвок. Реши я сейчас вот так вот с бухты-барахты вернуться домой, в Архангельск, задача оказалась бы непосильно-проблематичной, и помощи в её разрешении ждать было неоткуда. Разве что добрый дядя Конюхов согласился бы подбросить до Москвы ввиду земляческих чувств. Но шанс встретить знаменитого бородатого путешественника в аэропорту Анталии приравнивался мною к отрицательному числу в энной степени, да и в земляческих чувствах по отношению к своей персоне, я несколько сомневался.

Нет, вы не подумайте, конечно, я не такой сказочный Иванушка с мозгами набекрень и шилом, воткнутым не туда, чтобы всего с сотней долларов и набором плавок, ехать на заработок в другую страну, не имея на руках ни договора, ни контракта, ни даже адреса нанимающей фирмы. Совсем я, что ли, герой одноимённого произведения Достоевского?.. Молчите?.. Так и думаете?..Да ладно… вы что?

Ну хорошо, раскололи, признаюсь, может я и погорячился опровергать свою родословную преемственную связь с Иванушкой-дурачком, так как ни договора, ни контракта и атрибутов работодателя действительно у меня не было. Только номер сотового телефона и позывное имя — Натали. Колька — основатель белобрысого скептицизма, высказывал своё никчемное мнение, что этого как-то маловато для гарантий стабильности трудоустройства, но он меня несколько раз уже разозлил завистливым отношением к моим творческим способностям при создании медицинских справок, что к его остальным мнениям я уже не прислушивался. Тем более что перед посадкой в самолёт, денег у меня было трёхкратно больше, что в сумме с оставшейся сотней, в случае форс-мажорных неожиданностей, которые старательно накаркивало воображение, как раз хватило бы на обратный авиаперелёт.