Товарищ фурбл (Мир фурблов - 2) - Алексей Лебедев

За обедом и ужином я отдал ему свой паек. Муравей слопал все за милую душу, даже не удивившись. Болезнь уже начала действовать на психику. А потом меня отловил Борода и зашептал тревожным шепотом в ухо:

- Колись, Рабинович, что с Муравьем?

- То самое. Фурбл.

- ... твою мать! - воскликнул наш лидер. - Накаркали! Что делать будем, морда ученая?

- Не знаю.

- Ты хоть ему сказал?

- Нет. Будет только хуже.

- Да уж, ...

Мы задумались.

- Бежать надо, - сказал вдруг Борода.

- Куда?

- На кудыкину гору! Подальше отседова. В лесу схоронитесь, вдвоем не пропадете.

- Вдвоем - со мной, что ли?!

- Один Муравей не справится. А ты вроде мужик крепкий, и в делах этих нелюдских сечешь.

- Ну, спасибо! Чего бы тогда всем вместе ноги не сделать?

- Извини, браток, - похлопал меня по плечу Борода. - Я здесь останусь. Мне лагерь - как дом родной... А побег я вам сделаю - как огурчик! Завтра вечером, понял? И дай Бог, чтоб про Муравья никто, кроме нас, не допер...

Он оставил меня в самых растрепанных чувствах.

С одной стороны, побег для зэка - дело самое натуральное, вполне в духе блатной романтики. Так можно и авторитет заработать. С другой стороны, я слабо представлял себе вольную жизнь в бегах. Я никогда не жил так. В лагере хоть кормят... Внезапно вся моя жизнь, весь наш мир показались мне одним большим лагерем. И неважно, как фамилия Первого и каковы повадки Второго. Все мы за пайку хлеба продали душу дьяволу, имя которому - государство.

Но судьба вновь дает мне шанс: спасти жизнь человеческую и разорвать подписанный кровью договор. Когда-то я такой шанс упустил. Что будет теперь?

Ночью меня мучили кошмары. Всколыхнулись воспоминания из прошлой жизни. И не был я больше зэком номер такой-то по кличке Рабинович, а был я Сергеем Аркадьевичем Рябининым, доктором медицинских наук, старшим научным сотрудником лаборатории "Ф".

То, что изучать фурблов опасно, я знал с самого начала. И убеждал себя, что готов на подвиг ради советской науки. Но лишь впоследствии понял, что опасно по-настоящему, - знание, идущее в разрез со стереотипами. Знание, разрушающее легенды о злобных монстрах из передовицы "Правды". Нет, слишком много в них было человеческого, в искалеченных душах и нечеловеческих телах...

На первый взгляд Алиса была классической русалкой. Правда, хвост у нее был не рыбий, а дельфиний, да и волос, которые можно было бы расчесывать, сидя на прибрежных скалях, не имелось в наличии. Но разве это главное?

О ее человеческой ипостаси я знал очень мало - из сухих строк досье, присланного Конторой. Алиса Камышова, дочь врага народа Камышова (узбекский шпион и диверсант), сама враг народа, входила в антисоветский молодежный кружок (читали Солженицына и Кабакова, пели Высоцкого и Цоя), во время следствия заболела фурблом, передана Институту для экспериментальных исследований.

Мне никогда не забыть этот кошмар - мерное гудение мотора, опускающего клетку в бассейн, и нечеловеческий визг, доносящийся изнутри. Она билась о прутья, глодала их зубами, а сама уже начала извергать потоки клейковины - не менее прочной в воде, чем на воздухе. Эти минуты мне показались вечностью.

Конечно, она должна была ненавидеть нас. Мы заслужили это. Но по дьявольской прихоти Природы ненависть обернулась любовью и прежде всего ко мне, главному ее мучителю. Возможно, прав был покойный академик Раппопорт (враг народа, вредитель и жидомасон) - фурблы приспосабливаются к окружающей среде. А чтобы выжить в нашей советской действительности, надо стать либо совершенным чудовищем, либо совершенной жертвой. Алиса склонялась ко второму варианту.

Я ставил над ней эксперименты, о которых вам лучше не знать. "Потерпи, - говорил я. - Будет совсем не больно." Она улыбалась в ответ. А было больно. И очень больно. Нечеловечески больно. Иногда мне хотелось, чтобы она умерла и этот кошмар прекратился. Но она жила. И я писал в отчетах о невероятных способностях фурблов к регенерации.

В свободное время мы часто переглядывались через стекло, и время от времени я, не в силах побороть искушение, входил в ее маленький мирок, залезал в бассейн, и мы с упоением занимались тем, что многие называют любовью.

Я тешил себя пошлой мыслью, что невероятное наслаждение, испытываемое Алисой при наших свиданиях (благодаря особенностям ее физиологии), хоть как-то искупает мою вину.

Но всему приходит конец. Директора Института разоблачили как эстонского националиста и агента ЦРУ, и в нашем учреждении началась большая чистка. Словно из прорвавшейся канализации хлынули доносы. Советские ученые шли в ногу с эпохой!

Однажды меня вызвали на ковер. В кабинете директора наряду с его бывшим заместителем, дорвавшимся наконец до власти, молчаливо присутствовали двое в штатском из Конторы. В том, кто здесь режиссер, не было никаких сомнений.

- Ты что же это, ..., - кричал на меня, брызгая слюной, новый директор, - змею на груди пригрел? С фурблихой спутался?! Родину советскую на ... променял!

Меня даже не уволили. Я ходил по коридорам Института, и люди шарахались от меня как от чумного. К Алисе больше не пускали. А через несколько дней я увидел ее изуродованный труп на свалке. Рядом стояли двое Конторских и разговаривали:

- Ну что, успел попользоваться?

- Ага. Страстная была, стерва.

Не помня себя, я бросился на них...

Ночь взорвалась хаосом звуков и огней. Возвращаясь из кошмара снов в кошмар реальности, я не сразу смог отличить одно от другого.

- Что происходит?

- А ... его знает!

Треск автоматных очередей, дикие крики и ругань, гаснущие в огненных искрах прожектора, мятущиеся тени, топот ног... Побег? Восстание? Война? Нет! Из темноты раздавался многоголосый вой и я узнал эти звуки, не человеческие и не звериные. Кому, как не мне, знать их? Разве не этот вой разносился по подземным этажам Института, напоминая закоренелым атеистам о вечных муках Ада? Но тогда в этих звуках были боль и страдание, а сейчас - торжество и ярость.

Фурбл вошел в наш барак и остановился, принюхиваясь. Густая шерсть серебрилась в лучах Луны, глаза светились зеленым огнем, над головой торчали два выроста - уши? рога? а может, щупальца? Мне он сразу напомнил Анубиса, египетского бога смерти.

В наступившей от ужаса тишине раздавался хрип Пророка:

- Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него как у медведя, а пасть у него - как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою...

- Заткнись, мясо! - неожиданно глубоким басом рявкнул фурбл и добавил ни к селу ни к городу: - Страна рабов. Снизу доверху все рабы...

Мы согласно молчали.

- Отдавайте нашего, - приказал гость.

- Да, забирайте, пожалуйста, гражданин начальник! - вдруг залебезил Борода. - Мы о нем заботились, никому не выдали, для вас берегли. Пусть растет большой и сильный, как вы... Вот он, друг любезный, как огурчик...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});