Вкус яда - Владимир Югов

Морель бурчал: хозяин не должен отвлекаться, он, Морель, нашел, чем болен Гитлер.

— Вы страдаете из-за гастрических проблем и из-за неправильной диеты.

Морель потом записал: левая половина печени Гитлера увеличена, правая почка причиняет боль. Он отметил экзему на левой ноге. Она была, по-видимому, связана с расстройством пищеварения. Об экземе Морель пошутил: у друга его хозяина, Сталина, тоже экзема, и тоже на ноге.

— Откуда, Морель, вы это знаете? — Гитлер одевал брюки и, прищуриваясь, изучал своего доктора.

— Мой хозяин, я вынужден это знать. Я могу этим самым вас успокоить. Не только у вас болит. Болит и у Сталина.

— Х-мы, х-мы…

Тогда и прописал Морель вождю «мутафлор». Всего одну-две капли. И принимать ежедневно. В течение месяца. И лишь после завтрака.

И что же?! Пищеварительная система вождя начала функционировать нормально! Через полгода исчезла экзема! Вождь начал поправляться! Это ли не чудо? Осенью Гитлер пригласил Мореля в качестве почетного гостя на партийное ралли. Сам вождь смог одеть сапоги, избавившись от экземы!

Потому и теперь, когда прошло уже двенадцать дней после выстрела в Английском саду, Гитлер вновь вызывал Мореля для пояснений.

Морель был на этот раз совершенно пьян, но Гитлер снисходительно глядел на безобразную фигуру, кажется, еще более расползающуюся от горячительных напитков.

— Что скажете, Теодор?

— Ничего утешительного, хозяин… И не беспокойтесь!

— Эти двенадцать дней ничего не принесли?

— Хозяин, что вы хотите от этой истерички? Скажем ей спасибо, что она еще молчит… Вы представляете, если бы она заговорила? Она ведь говорила всегда очень много.

Гитлер усмехнулся:

— Морель, я вас спрашиваю, как она себя чувствует? Лучше ли ей?

— Ах да! Нет, не лучше… Лежит пластом… И так ей лежать… Я это знаю… И такого же мнения все. Тут я со всеми согласен.

— Выходит, все ваши старания безрезультатны?

— Да, выходит. И ничего не поделаешь, мой хозяин. Ничего… Я сам ночевал около нее пять суток. Я вводил ей всякое… И надо же было дуре так неудачно бабахнуть в себя!..

— Не говорите так, Теодор. Вы возбуждены алкоголем… И не контролируете себя! Это…

— Да. Да! Я же за нее переживаю. Вы что думаете, мне… не стыдно? Вы хотите, чтобы она поднялась, я стараюсь, а она… Боже упаси! Боже упаси вашего гнева! Что вам стоит меня… меня?.. И за это, и за то… И, конечно, теперь за нее… Но я хотел вам сказать еще тогда, когда привез ее из этого проклятого парка… Я хотел вам сказать: пожалуйста, ищите себе другую идиоточку, которая будет молиться на ваши речи. Если такую найдете…

— Вас что-то не устраивает? — нервно дернулся фюрер.

Морель испуганно замахал руками:

— Нет-нет! — Вдруг он поднял голову: — А вас? Вас все устраивает?

Гитлер вышел из-за стола, направился к двери — к эскулапу. Тот вздрогнул, увидя глаза фюрера. Но фюрер сразу опустил взгляд, вынул из кармана носовой платок и закрыл им себе нос.

— Да, да, — зашептал он. — Вы сегодня ужасно наклюкались. — И скрипуче прибавил, возвращаясь к столу: — Это вредно, Морель. И опасно. Он постучал пальцем по столу.

— Немцы сейчас все пьют, — пробубнил Морель. — Потому что война… Это все-таки страшно… А я пью еще за эту вашу истеричку Митфорд, черт ее подери… Не сплю ночей… Что я вам скажу, ее надо эвакуировать. И это в ваших силах… Да, да, да! И не раздумывайте!

— Куда эвакуировать? — Гитлер поднял голову и пристально глядел на врача.

— Как — куда?! К ним! К черту! К ним! Разве они не об этом пишут?!

Пьяный бред? Однако ведь это действительно выход. Родственники Митфорд требуют ее возвращения, в каком бы состоянии она не находилась. Он, фюрер, сделал все, чтобы поднять ее на ноги. Не вышло. До зимы все-таки он тянул, надеясь, что она подымется тут, с помощью немецких врачей. В декабре Юниту Митфорд подготовили для отправки в Англию. Сопровождающим был назначен Морель. Знать бы фюреру, как сложится поездка!

2

Великолепная Швейцария. В центре Европы. Главное — швейцарцы говорят на диалектах великого немецкого народа. Трое из четырех говорят на таких диалектах. Морель, сдав эту свою психопатку английскому врачу, уже давно ожидавшему ее тут, облегченно вздохнул и бросился в разгульную жизнь. Он был не дурак, оформил себе небольшой отпуск. Через час уже после последнего рукопожатия с английским коллегой Морель в одном из ресторанчиков отплясывал с худой и высокой девицей, пел какую-то тирольскую народную песню. Грозил, что немцы покажут еще раз этим инсбрукам — опять завоюют австрияков и, конечно, тирольчан, ибо они и есть тоже австрияки.

Одним словом, Морель куролесил. Глупый пьяный крик касался большой политики. Он слышал об этой политике. На его глазах все это происходило. Англичане еще недавно стремились заключить двустороннее англо-германское соглашение. Он помнит, как в ноябре 1937-го к его хозяину в гости приезжал лорд Галифакс. Тогда у фюрера разболелся живот, это было в Оберзальцберге. Морель дал ему таблетки. Гитлер вернулся со встречи веселым, радостным.

— Теодор, друг мой! Они в нашем кармане!

Тогда он узнал, что англичане дают его хозяину «свободу рук в Восточной Европе». Только бы Германия обещала осуществлять перекройку карты Европы в свою пользу «мирным путем» и постепенно… 12 марта 1938 года Морель находился рядом с Гитлером. В этот день германские войска вступили в пределы Австрии. Морель помнит, что его хозяин вновь занемог. Оказалось, очень понервничал… Ему принесли копию письма русских. Захват Австрии представляется после мировой войны событием, чреватым величайшими опасностями… Потом была Чехословакия…

Морель, Морель! Цюрих был наводнен агентами всевозможных разведок. Разве не интересен личный врач фюрера?

— Говорите, что хотите, черви! — бубнил он, оглядывая высокомерно своих новых и новых спутников. — Главное, для меня нет секретов во врачевании!.. Я все знаю, друзья!

Хвастунишка, хвастунишка! Его обнимал очень симпатичный человек, знающий уйму немецких диалектов. Он просто врожденный уникал. Морель от него в восторге. Как пьет эта лошадь, а? Куда, оказывается, Морелю? Хозяин говорит Морелю: для приличия человек не должен напиваться до чертиков. Однажды, это было еще до хозяина, когда он упал с высокого крыльца и мог утонуть в небольшой лужице, образовавшейся неподалеку от лестницы. А во второй раз, когда ему захотелось узнать, почему хозяин, такой всегда… нордический, такой брезгливый, лез к этой психопатке. Чем она его увлекла? Не иначе, как своим темпераментом. Морелю в последнее время не везло на темпераментных женщин, и он, попросив, чтобы его оставили одного с этой психопаткой, решил испробовать счастье…

Хорошо, что была глубокая ночь, все действительно утомились. Безобразная вышла бы картина. Проспавшись, Морель увидел себя — как хозяина, которого своим приказом раздевал до трусов… Морель был голым в чужой постели.

— Боже, — молился он потом богу, — тебя бы не пощадил этот цвет германской нации. Без малейшего сожаления тебя бы, Морель, расстреляли или повесили.

Черви, черви, черви! Он проснулся где-то под утро, его собутыльник отдал, оказывается, ему свою кровать, а сам дремал не раздевшись, на диване, ей богу, похожем на тот, что несколько дней после того, как ее привезли из сада, занимала истеричка Юнита Митфорд. Знатный диванчик!

Трещала голова у личного эскулапа фюрера. Он застонал. Видимо, его вчерашний компаньон спал чутко. Потянувшись во весь рост, он приветливо сказал Морелю на чистом мюнхенском диалекте:

— Доброе утро, мой верный друг!

И жадно оглядывал толстое смуглое тело Мореля. Врач испугался, он подумал дурно о своем приятеле: мол, специально привез! Но тот, не проявляя особых чувств, нагнулся к нему, правда, погладил по волосам и ласково сказал:

— Я вам приготовил ванну. Замечательная ванна, мой друг! Замечательная! Искупаемся? Правда, я не банщик…

Морель опять испуганно стал оглядывать себя, он был почти гол.

— Выбросьте из головы глупости, — усмехнулся приятель, который вчера затащил его от обидчиков, набросившихся на Мореля за неловко сказанное. Будьте — как дома. Располагайте мной. Мне вы очень нравитесь, доктор. Я люблю таких открытых хороших людей, умеющих и пошутить, и выпить. Жизнь одна.

— Да, да! — пробормотал Морель. — Я вчера вел себя неприлично, если не сказать больше… Я…

— Идите, идите! Идите в ванну! Мы еще успеем с вами поболтать. Ваш отпуск… Он еще продолжается?

— У меня еще три дня… А, может, четыре? Погодите, какой сегодня день? Когда я сдавал эту даму? Какое сегодня число?

Приятель ему сказал, какое на дворе число, какой день и помог в этом дне сделать первый шаг Морелю. Сразу же на того нахлынула тошнота.

— Не могу! — вскричал личный врачеватель фюрера. — Хотя бы глоток пива!