Загадка тетрадигитуса - Борис Борисович Батыршин

Дирижабль неторопливо, со снижением проплыл над Военной гаванью, развернулся, отработав реверсом, и направился к «Царевне». Семёнов поднял бинокль – со шканцев воздушному кораблю махали сложенными зонтиками женщины в светлых платьях, предназначенных для морских прогулок. Государыня Мария Фёдоровна в компании фрейлин изволит приветствовать лихие воздушные подвиги сына.

В ответ из гондолы вырвались, разбрасывая красные и зелёные искры, две сигнальные ракеты. На пирсе зааплодировали, в воздух полетели матросские бескозырки, фуражки и офицерские шляпы.

Тоже, между прочим, знак происходящих тектонических изменений, подумал Семёнов. И фокус даже не в дирижаблях с прорывными для текущего уровня развития техники двигателями внутреннего сгорания и бортовыми радиостанциями. Дело в том, кто сидит в гондоле, в цесаревиче Георгии. В прошлой версии истории, третий сын императора Александра был, как принято говорить здесь, «слаб грудью» – страдал от хронического туберкулёза, который в итоге и свёл его в могилу. Но сперва болезнь поставила жирный крест на его флотской карьере – во время кругосветного путешествия в 1890-м году, в Бомбее, он слёг с сильнейшим приступом и вынужден был вернуться в Россию.

Здесь же болезнь удалось победить на ранней стадии благодаря противотуберкулёзному препарату, массовый выпуск которого наладил ещё один попаданец, старинный друг Олега Ивановича, доктор медицины Колесников. В результате юный Великий князь сумел отличиться в заграничном походе на клипере «Разбойник» и канонерской лодке «Кореец», во время которого русским морякам пришлось померяться силами с новейшим крейсером Роял Нэви «Комюс». Кроме того, он всерьёз увлёкся такими техническими новинками, как радиодело и воздухоплавание, и теперь бредил созданием воздушного военного флота. Достижения Георгия были замечены и по достоинству оценены Государем, его отцом, в результате чего юноша был объявлен наследником-цесаревичем, потеснив при этом старшего брата Николая. Тот воспринял подобное изменение своего статуса чуть ли не с облегчением, несказанно удивив этим двор, Петербург, да и всю Россию – но только не Семёнова. Олег Иванович хорошо помнил «предыдущую версию» истории и ту роль, которую сыграл в ней Николай Второй. Не в последнюю очередь – из-за того, что всегда относился к своему положению самодержца, как к нежеланному бремени и обузе.

– У цесаревича сегодня праздник. – негромко заметил Никонов. – Всем известно, как он мечтал об этом полёте. И вот, пожалте бриться: летит, и ещё как летит!

Семёнов кивнул. О страсти Георгия ему было известно, считай, из первых рук: из рассказов сына, который вместе со своим закадычным другом Николкой Овчинниковым сблизился с цесаревичем ещё в Морском Корпусе. Во время недавнего похода эта связь стала только сильнее; молодые люди всерьёз строили планы стремительного развития российской науки и техники.

– А у вашего-то сына как дела, Олег Иванович? – Никонов словно прочёл мысли собеседника. – Наверное, снова в Морском Корпусе?..

– Как бы вам сказать… – Семёнов покачал головой. – Не совсем. Барон предложил ему и его друзьям принять участие в секретной программе своего Департамента – и те не нашли ничего лучшего, как согласиться. В Джеймсов Бондов им вздумалось, видите ли, поиграть, соплякам…

Часть первая

Пойди туда, не знаю куда,

I

1889, апрель Англия, Портсмут.

Группа «Алеф» на задании.

Стылый весенний ветер пронизывал до костей даже сквозь пледы, которые принёс прямо на палубу стюард. Варя закуталась в шерстяную ткань, так, что торчал только кончик носа – так и стояла, обхватив себя руками за плечи. Иван старался держаться независимо и мужественно: перекинул угол пледа через плечо и жалел только, что у пояса не висит палаш с витым, в форме корзинки, эфесом. Тогда он смотрелся бы как настоящий хайлендер – вроде шотландских гвардейцев в алых мундирах и высоченных медвежьих шапках, стоявших по обе стороны от парадного трапа королевской яхты. Сейчас яхта «Виктория и Альберт», шлёпала плицами колёс в паре кабельтовых[2] от «Новой Каледонии», обходя строй эскадры.

Низкое дождевое небо нависало над Портсмутским рейдом, сливаясь у горизонта со свинцовыми водами. Старая добрая Англия – туман, дождь, клетчатый твид… и броненосцы. И золото, конечно: жёлтым металлом тускло блеснул брегет в руках одного из джентльменов, беседовавших у борта, под выгнутой на манер лебединой шеи, шлюпбалкой. Тот, что повыше в цилиндре и плаще-макинтоше; второй, коренастый, с простоватым круглым лицом, опирается на трость чёрного дерева. Вместо цилиндра – котелок, головной убор, недавно вошедший в моду в деловых кругах Лондона.

Такова она, Британия. Элегантность и неброский вкус во всём: и в круглом, слоновой кости, набалдашнике трости, инкрустированной скромным серебром, и изящных обводах винтовых корветов, маячивших за бронированными утюгами Ройял Нэви.

Броненосцы изрыгали залпы, приветствуя королеву. Пушечный рык заглушал величественные звуки «Правь Британия…» Над рейдом плыли клубы сизого порохового дыма. Орудиям вторили зрители – не хуже фанатов «Манчестер Юнайтед» на финале Лиги Чемпионов. Варя с Иваном отчаялись перекрикивать канонаду и восторженных подданных Её Величества.

На королевский смотр в Портсмут съехалась праздная публика из Хэмпшира, Лондона, со всей Южной Англии. Но если бы кто-то попытался отыскать на «Новой Каледонии» пассажиров из простонародья, то его ждало бы горькое разочарование. Рядовые клерки из Сити, владельцы пабов и мелкие торговцы колониальными товарами любовались мощью флота с бортов пароходиков, буксиров, рыболовных шхун и прочей плавучей мелочи, битком забившей гавань. Роскошная яхта, принявшая на борт родовитых гостей и семьи офицеров Королевского Флота, заняла место в стороне от плебейской водо плаваю щей мелочи, в стайке таких же элегантных красавиц. Приглашения на «Новую Каледонию» отпечатаны на плотной бежевой бумаге с золотым обрезом; под силуэтом яхты, в обрамлении геральдических символов – затейливая надпись:

«The Royal review at the personal invitation of Vice-Admiral of the Royal Navy, Sir Geoffrey Thomas Phipps Hornby».*[3]

«Личные гости вице-адмирала, вон оно как! Любопытно, как Корф сумел раздобыть столь солидные приглашения? Впрочем, персонал посольства Российской Империи (и, в первую очередь, наверняка имеющийся тут резидент военно-морской разведки) в Лондоне наверняка не зря ест свой хлеб, и уж с такой пустяковой задачей им справиться по силам…»

Он посмотрел карточку на просвет, любуясь водяными знаками. Королевские львы и единороги чередовались на них с цветками чертополоха и хитро переплетёнными буквами латинского алфавита.

Под факсимильным оттиском с подписью вице-адмирала,