«Если», 2001 № 03 - Журнал «Если»

— Саша, ты не забыл? Сегодня у Тестова[1] сибиряки собираются, — достаточно правдоподобно напомнил он начальству. — Помнишь, зачем они приехали?

— Вот черт! — столь же правдоподобно вспомнил Корсунский. — Молодец! Если бы не ты!..

Имелось в виду: если бы не Яненко, то Корсунский проворонил бы этих мифических сибиряков, которые, как всем известно, привозят в Москву натуральные самородки. Так что надо их перехватить, пока сибиряки еше трезвы, бодры и заняты делами, потому что вечером они уже будут колобродить в самом дорогом борделе, и драгоценность запросто достанется девкам.

— Так я к Тестову сворачиваю?

— Что за вопрос!

Наденька переводила подкрашенные глазки с обманщика-шефа на обманщика-подчиненного. Личико изобразило обиду и немой вопрос: «А я?!»

Яненко торжествовал.

Ненавязчивое урчание делалось все тише и наконец смолкло.

— Можно выходить, — сказал Яненко.

Гараж, куда они прибыли, был дизайном поскромнее того, что располагался в подвале банка «Аскольд», но куда обширнее. Одновременно распахнулись двери двух боксов, и Корсунский, можно сказать, лицом к лицу столкнулся с давним дружком-соперником Кагановым. Два года не видались — и на тебе, именно в тот момент, когда за спиной Корсунского еще видны простенькие внутренности «тройки»!

— А приличные люди, между прочим, на «субару» приезжают… — не разжимая губ, прогудел за спиной Яненко.

— Валера! — Корсунский раскинул объятия, и шуба заиграла в голубоватом свете незримых лампочек.

— Сашка! — Каганов отвечал таким же царственным жестом, и они на секунду сделались похожи, как будто один и тот же деловой мужчина в бобрах, с сытой рожей и интеллектуально лысеющим лбом отразился в зеркале.

— А это — Наденька! — Корсунский посторонился, являя взорам нахлебницу.

Наденька прекрасно слышала гудение Яненко. Вывод сделать ей было несложно — Валера будет поперспективнее Корсунского.

— Хоть бы отрекомендовал меня, — упрекнул Каганов, спеша припасть к дамской ручке.

Корсунский отрекомендовал столь блестяще, что Каганов, который дураком уже и в материнской утробе не был, сообразил, откуда вдруг такая любовь к нему со стороны заклятого приятеля.

Но игра забавляла его — и он предложил всем присутствующим пообедать у Дюссо.

— Я бы рад, но у меня сегодня сибиряки, — соврал Корсунский. — Сам понимаешь! Надюша, ты уже была у Дюссо?

— Нет, но наслышана, — сказала Наденька, сделав восторженные глаза и таращась на Каганова, как фанатка на раскрученную группу в полном составе. Взгляд, по ее мнению, был на редкость идиотским, но раз мужчинам для полного счастья требуется тупое восхищение, Наденька предоставляла его в полном объеме.

— Поскорее, пожалуйста! — крикнул от своего пульта оператор. — В канале еще три машины!

Референт-телохранитель, сопровождавший Каганова, завозился в салоне. Он выскочил, и тут же двери обоих боксов закрылись.

— Сергеич! Сани к подъезду! На две и на три персоны! — сказал оператор в микрофон. — Господа, вас когда ждать?

— Через полтора часа, — первым отвечал Каганов.

— Часа через два, — вместо Корсунского выпалил Яненко. Таким образом он подтверждал свое вранье насчет сибиряков, которые меньше за столом не сидят, и вынуждал Наденьку возвращаться назад хоть с Кагановым, хоть с чертом лысым! Но только не с Корсунским.

Пока поднимались в лифте, а потом — по широкой лестнице с дубовыми перилами, Наденька как-то так незаметно оказалась рядом с Кагановым и при выходе на свежий воздух уже держала его под руку.

— Добро пожаловать, ваше благородие! — приветствовал огромный дворник с бородищей во всю грудь, в фартуке поверх тулупа и при положенной бляхе на груди. — Вон Никита и Яша дожидаются!

Из заиндевевшей фальшивой бороды возле самого рта торчал черненький шарик микрофона.

Корсунский и Яненко направились к саням, сели и позволили извозчику укутать их ноги ковровой полостью. Наденьку они с легким сердцем благостили — она для них более не существовала.

Да и многое для них сейчас не существовало. Ибо они наслаждались.

После искусственного света в банке «Аскольд», в гаражах, в машине, после стерильной, дезодорированной и потому припахивающей медициной атмосферы они оказались под отчаянно голубым небом, под сверкающим солнцем, вдохнули морозный и ароматный воздух.

— Что, Никита, овес не вздорожал? — спросил Корсунский извозчика.

— Вздорожал, Александр Артурыч! — весело отвечал красивый парень, и ясно было, что врет, но белозубая улыбка сияла такой несокрушимой искренностью, что рука Корсунского сама полезла во внутренний карман бобровой шубы, где нарочно для таких вылазок были отдельно крупные банкноты, а отдельно — мелочь.

— Довезешь до Тестова с ветерком — двугривенный дам! — пообещал он.

О том, что Никиту с Яшей и еще человек пять извозчиков станция нанимала помесячно, платя им хорошие деньги, Корсунский вроде и знать не знал, да и Никита принял двугривенный как должное. Охота барину баловаться — его воля!

У самого знаменитого трактира вышла неурядица.

— Гляди, Чижов! — сказал Яненко. — На своем рысаке! Придержи, Никита!

Вовремя сказал — что-то такое стряслось у самых дверей, то ли баба испугалась оскаленной морды крупного серого жеребца и отмахнулась от нее пестрой руковицей, то ли дитя, ведомое нянькой, исхитрилось подуть в жестяной рожок. Жеребец вскинулся, пошел боком и сбил с ног чинного старичка, по неразумию именно тут пережидавшего, когда можно будет пересечь Воскресенскую площадь.

Нашлись добрые люди, повисли на оглоблях и поводьях, оттянули жеребца в сторону, а другие помогли старичку подняться. Чижов, толстенный старик гренадерского роста, успел выйти из санок и подошел к пострадавшему. Тот пытался ступить на левую ногу и не мог…

— Вот тебе за увечье, — сказал купец, доставая кошель и отсчитывая четыре банкноты.

Бедолага взял деньги и уставился снизу вверх в широкое лицо купца.

— Мне бы еще гривенничек, до дому добраться, — попросил. — Это все крупные, извозчик возьмется поменять, да и надует! А пешим порядком-то я, уж извините…

— Нечего на извозчиков деньги переводить, — сказал Чижов. — Петька! Пока обедаю, доставь болезного на квартеру!

Кучер, уже выслушавший много нелестного из-за пугливого жеребца, кинулся усаживать старичка в роскошные, с огромной медвежьей полостью, санки.

— Видел? — спросил Корсунский. — Вот это — настоящий купец! Без дураков. Нам бы так. Совершенно органично — будто он каждый день лохов домой на своем транспорте отправляет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});