Госпожа - Л. Хилтон

Написанное от руки приглашение на мою первую выставку выглядывало из-за рамы зеркала. Элизабет Тирлинк будет в высшей степени рада видеть вас в галерее «Джентилески»… Делая прическу, я вновь перечитала эти слова. У меня все получилось! Я стала Элизабет, а Джудит Рэшли теперь не более чем призрак из прошлого, лишь имя в паспорте, который лежит в ящике моего письменного стола и которым я никогда не пользуюсь. Я ласково провела рукой по аккуратному ряду вешалок с платьями, наслаждаясь гладкостью джерси и обволакивающим весом натурального шелка. На открытие я собираюсь пойти в приталенном платье из темно-синей чесучи от «Фиге», которое сзади застегивалось на крошечные пуговицы из золота и бирюзы, на манер чонсама. Ткань глубокого, насыщенного цвета сияла в моих руках. Для Элизабет я выбрала стандартный строгий образ галерейщицы, но где-то в глубине моей души ретиво потряхивал гривой молодой единорог. Я посмотрела на свое отражение и медленно улыбнулась: Ливерпуль остался далеко позади.

Одна из работ, на которой моей матери удалось задержаться хотя бы ненадолго, была работа уборщицы в доме около Сефтон-парка, уютного викторианского уголка с деревьями и оранжереями практически в центре и всего в трех автобусных остановках от нашего жилья. Однажды, когда мне было лет десять, в конце учебного дня я поняла, что забыла ключи от дома, и пошла искать маму.

Дома здесь были огромные, исполины из красного кирпича, с большими панорамными окнами. Я несколько раз позвонила, но никто не открывал. Ужасно нервничая, я попробовала открыть дверь. В коридоре пахло мебельным лаком, стоял слабый аромат цветов, на паркете лежал яркий коврик, а все пространство от входа до широкого лестничного пролета на второй этаж было заставлено стеллажами, полными толстых, тяжелых на вид книг. Здесь было так тихо. Стоило мне прикрыть за собой дверь, как все звуки тут же стихли: ни бормотания телевизора, ни резких криков ссорящихся супругов, ни визга играющих детей, ни рева двигателей, ни скребущихся домашних животных. Осталась только… тишина. Мне захотелось дотронуться до корешков книг, но я не осмелилась. Я еще раз позвала маму, и она вышла в коридор в спортивном костюме, который надевала во время уборки.

– Джудит! Ты что тут делаешь? С тобой все в порядке?

– Да, я просто ключи забыла.

– Ты до смерти меня напугала! Я уж решила, что это грабители! – воскликнула она, устало потирая лоб. – Придется тебе подождать, я еще не закончила.

Внизу около лестницы стоял большой стул, а рядом с ним – торшер. Я включила свет, и вся комната словно стала более сконцентрированной и сияющей, наполненной спокойствием и уединением. Скинув с плеч школьный рюкзак, я аккуратно поставила его рядом со стулом, а потом вернулась к стеллажам. Думаю, я выбрала книгу по корешку – ярко-розовый, с золотыми тиснеными буквами. «Вог, Париж, 50 лет». Книга оказалась посвящена моде, там было множество фотографий женщин в экстравагантной одежде и украшениях, лица скрыты за маской идеального макияжа. Медленно я перевернула страницу, потом еще одну, погрузившись в транс от насыщенных, элегантных цветов. С одной из фотографий на меня смотрела женщина в ярко-синем бальном платье с пышной юбкой, она перебегала через дорогу, будто на автобус опаздывала. Я уставилась на фотографию как завороженная. Потом перевернула страницу и снова впала в транс, потом еще и еще. Не знаю, сколько времени я провела за этим занятием, но пришла в себя, лишь когда поняла, что умираю от голода. Я встала со стула, скрипнул паркет, я аккуратно положила книгу на стул, но тут одна из дверей вдруг распахнулась, и я в испуге обернулась с виноватым видом, как будто что-то натворила.

– Ты что здесь делаешь? – произнес резкий женский голос, в котором угадывались нотки страха.

– Извините… Простите. Меня зовут Джудит. Я ключи дома забыла и зашла за мамой, она сказала мне подождать, – пробормотала я, смущенно указав на дверь, за которой моя мама скрылась, как мне на тот момент показалось, уже несколько часов назад.

– Ах вот оно что… Понятно. Она еще не закончила? – спросила дама и сделала мне знак следовать за ней по коридору, ведущему на большую уютную кухню. – Вы здесь?

Позади стола стоял диван, а рядом на полу валялись яркие подушки, на которых лежала моя мама.

– Вы здесь? – повторила дама.

Мне показалось, что я увидела бутылку вина на полу раньше хозяйки дома, но, судя по ее усталому тону, такое случалось уже не в первый раз. Наверное, мама нашла бутылку в холодильнике.

– Я просто прилегла отдохнуть, – принялась оправдываться мама, а меня обдало леденящей волной стыда.

– Мы ведь с вами уже об этом говорили, правда? – произнесла хозяйка, подходя к дивану и помогая маме сесть, настойчиво, но без какой-либо агрессии. – Мне очень жаль, но думаю, вам лучше больше здесь не появляться. За вами пришла дочь, – произнесла она со значением, давая понять, что ей меня жаль.

– Извините, я просто… – Мама теребила комбинезон, пытаясь взять себя в руки.

– Все в порядке, – еще более сдержанным тоном произнесла хозяйка, – но вам лучше уйти. Пожалуйста, соберите свои вещи, а я пока принесу деньги.

Она совершенно не собиралась устраивать скандал, вот что было удивительно. Просто чувствовала себя очень неловко оттого, что ей приходится этим заниматься, а сдержанным, профессиональным тоном она пыталась прикрыть смущение. Ей хотелось, чтобы мы поскорее покинули ее дом и разбирались со своими проблемами самостоятельно.

Я пошла к выходу и остановилась у дверей с рюкзаком в руках. Мне не хотелось слушать их разговор. Хозяйка, протягивая маме две двадцатифунтовые банкноты, должно быть, заметила, что я не свожу глаз с той самой книги.

– Хочешь ее взять? В подарок? – спросила она и, не дожидаясь ответа, впихнула ее мне, не глядя в глаза.

– Высокомерная корова! – бормотала мама, таща меня к автобусной остановке.

В автобусе она отдала мне ключ от дома и вышла на остановку раньше, у паба. Я с тревогой подумала о лежавших в ее кармане сорока фунтах. Больше нам этих денег не видать. Сделав себе сэндвич с фасолью, я достала из рюкзака книгу. Внутри обложки оказался ценник: книга стоила шестьдесят фунтов. Шестьдесят фунтов, и она просто взяла и подарила ее мне! Я аккуратно убрала свое сокровище под кровать и заглядывала в книгу так часто, что вскоре выучила наизусть имена всех фотографов и модных дизайнеров. На самом деле меня не так уж интересовали сами наряды, просто мне казалось, что у людей, которые носят такую одежду, совсем другое ощущение себя. Если ты обладаешь такими вещами, то каждый день можешь выбирать, кем хочешь быть, и контролировать с помощью внешнего вида то, что происходит у тебя внутри.

Я надела туфли на высоком каблуке, предварительно протерев их прилагавшейся бархатной тряпочкой. Если у Элизабет Тирлинк и было что-то общее с Джудит Рэшли, так разве что отсутствие у обеих прислуги. Для того чтобы стать Элизабет, в результате мне потребовалось куда больше, чем просто дорогой гардероб. Доспехи по-настоящему защищают, лишь когда они невидимы. Вот на это и ушли все мои силы. Не на учебу и экзамены, а на поддержание уверенности в том, что я способна победить в этой битве и выбраться из трущоб, где выросла. Не позволить матери затянуть меня в болото своей ущербной жизни. Устоять перед искушениями, перед злобными голосами в школьных коридорах, каждый день шептавшими за моей спиной, что я «сука» и «шлюха», просто потому, что мне хотелось большего. Я научилась ненавидеть одноклассниц и не замечать их, потому что всех их через несколько лет ждало одно и то же: обрюзгшие лица и поездки в автобусах с детскими колясками! Это все оказалось довольно просто. Куда сложнее другое: уничтожить в себе малейшие следы рабочего класса, с разинутым ртом взирающего на всю эту роскошь, когда мне наконец-то удалось поступить в университет. Вот что самое важное, вот что в первую очередь бросается людям в глаза. Мне пришлось убить в себе не просто грустную девочку, мечтательно разглядывающую под одеялом модные фотографии и скромную коллекцию открыток с шедеврами живописи, но еще и жалкую, рвущуюся на свободу душу. В один прекрасный день я села на поезд на Лайм-стрит и отправилась на юг. Больше ту девочку никто никогда не видел. Медленно, но верно я избавилась от акцента, научилась вести себя как подобает, выучила иностранные языки, отполировала и укрепила свои линии обороны с виртуозностью, достойной скульптора, ваяющего мраморную статую.

Однако и это было лишь началом моего пути к Элизабет. Некоторое время я работала в престижном аукционном доме в Лондоне и думала, что наконец-то достигла цели, но у меня не было ни денег, ни связей, а значит, и шансов стать чем-то большим, чем девочкой на побегушках для всего отдела. Я стала работать в ночную смену в клубе под названием «Гштад», думая, что стоит мне заработать на костюм получше и начать стричься в салоне подороже, как все наладится. Однако последних иллюзий на этот счет я лишилась, когда обнаружила, что Руперт, мой начальник, участвует в махинациях и продает клиентам подделки. Через пять минут после этого откровения он, недолго думая, указал мне на дверь. Один из клиентов клуба, Джеймс, предложил мне съездить с ним на выходные на Ривьеру, и с того самого уик-энда жизнь моя стала несколько… сумбурной. Тем не менее я сумела извлечь из всей этой ситуации выгоду, когда мне удалось отследить и продать ту самую подделку, из-за которой меня уволили, а на вырученные деньги переехать в Париж и стать арт-дилером. Должна признаться, не обошлось и без целого ряда досадных происшествий. Бедняга Джеймс в Лондон живым не вернулся, хотя в этом я, строго говоря, и не виновата. Дилер, у которого я украла поддельную картину, Кэмерон Фицпатрик, моя бывшая одноклассница Лианна, работавший под прикрытием итальянский полицейский Рено Клере и его сообщник, владелец секс-клуба в Париже, Жюльен, тоже отправились в мир иной. Из практических соображений мне пришлось переехать в Венецию под именем Элизабет Тирлинк. В немалой степени мое решение было связано с желанием избежать несколько навязчивого внимания со стороны некоего инспектора полиции Ромеро да Сильвы, коллеги Рено. Немало полировочной жидкости утекло, пока я заметала следы. Однако Элизабет оказалась неплохим прикрытием, ее блеск отражал лишь то, что людям хотелось видеть. Правду же говорят: встречают по одежке – провожают по уму.