Одно лето в аду - Артюр Рембо

Голод, жажда, крики - ив пляс, в пляс, в пляс!

----

Белые высаживаются на берег. Пушечный выстрел! Надо покориться обряду крещенья, одеваться, работать.

Моему сердцу нанесен смертельный удар. О, этого я не предвидел!

Я никогда не творил зла. Дни мои будут легки, раскаянье меня не коснется. Я никогда не узнаю страданий души, почти неживой для добра, души, в которой поднимается свет, суровый, как похоронные свечи. Участь сынков из хорошей семьи - преждевременный гроб, сверкающий блестками и слезами. Несомненно, развратничать - глупо, предаваться пороку - глупо; гниль надо отбросить подальше. Но часам на башне никогда не удастся отбивать только время чистых страданий. Словно ребенок, буду ли я вознесен на небо, чтобы играть там в раю, где забыты невзгоды?

Скорее! Есть ли другие жизни? - Среди богатства сон не возможен. Потому что всегда богатство было публично. Одна лишь божественная любовь дарует ключи от познанья. Я вижу, что природа добра. Прощайте химеры, идеалы, ошибки.

Благоразумное пение ангелов поднимается от корабля спасения: это божественная любовь. - Две любви! Я могу умереть от земной любви, умереть от преданности. Я покинул сердца, чья боль возрастет из-за моего ухода! Вы избрали меня среди потерпевших кораблекрушение; но те, кто остался, разве они не мои друзья?

Спасите их!

Во мне рождается разум. Мир добр. Я благословлю жизнь. Буду любить своих братьев. Это не просто детские обещания или надежда ускользнуть от старости и смерти. Бог - моя сила, и я возношу хвалу богу.

----

Тоска не будет больше моей любовью. Ярость, распутство, безумие, я знаю все их порывы и знаю их поражения, - это бремя сбросил я с плеч. Оценим спокойно, как далеко простирается моя невинность.

Больше я не способен просить моральной поддержки у палочного удара. Не считаю, что с тестем своим, Иисусом Христом, отплываю на свадебный пир.

Я не узник своего рассудка. Я сказал: бог. Даже в спасенье нужна мне свобода: но как добиться ее? Фривольные вкусы меня покинули. Нет больше нужды ни в божественной любви, ни в преданности. Я не жалею о веке чувствительных душ. Все имеет свой смысл: и презрение и милосердие, поэтому я оставляю за собою место на вершине ангельской лестницы здравого смысла.

Что же касается прочного счастья, домашнего или нет... нет, не могу. Слишком я легкомыслен и слаб. Жизнь расцветает в труде - это старая истина; однако жизнь, принадлежащая мне, не очень весома, она взлетает и кружит вдалеке от активного действия, столь дорогого современному миру.

Я превращаюсь в старую деву: нет у меня смелости полюбить смерть!

Если бы небесный, воздушный покой и молитву даровал мне господь - как древним святым! - Святые! Сильные! Анахореты! Артисты, каких уж больше не встретишь!

Бесконечный фарс! Меня заставляет плакать моя невинность. Жизнь - это фарс, который играют все.

----

Довольно! Вот наказанье. - _Вперед!_

Ах, как пылают легкие, как грохочет в висках! На солнце - ночь у меня в глазах! Сердце... Онемевшие члены...

Куда все спешат? В сраженье? Я слаб. Меня обгоняют. Орудья труда, оружье... о время!

Огонь! Огонь на меня! Или я сдамся. - Трусы! - Погибаю! Бросаюсь под копыта коней! Все!

- И к этому я привыкну.

Это будет французской жизнью, это будет дорогою чести.

III

Ночь в аду

Я проглотил изрядную порцию яда. - Трижды благословенный совет, который я получил! - Неистовство этой страны сводит мне мускулы, делает бесформенным тело, опрокидывает меня на землю. Я умираю от жажды, задыхаюсь, не в силах кричать. Это - ад, Это вечная мука! Взгляните: поднимается пламя! Я пылаю, как надо. Продолжай, демон!

Мне привиделось обращенье к добру и счастью: спасенье. Могу ли описать я то, что увидел? Воздух ада не терпит гимнов. Были миллионы прелестных созданий, сладостное духовное единство, сила, и мир, и благородство амбиций, всего не расскажешь.

Благородство амбиций!

И это все-таки - жизнь. Если бы только проклятие стало вечным! Проклят человек, который хочет себя искалечить, не так ли? Я думаю, что оказался в аду, Значит, я в самом деле в аду. Все получилось по катехизису. Я раб своего крещения. Родители, вы уготовили мне несчастье и себе его уготовили тоже. О невинный бедняк! Ад не грозит язычникам. - И все-таки это - жизнь. Позднее утехи проклятия станут глубже. Одно преступление - быстро! - и пусть я рухну в небытие, именем человеческого закона.

Но замолчи, замолчи!.. Это стыд и укор: Сатана, который мне говорит, что огонь омерзителен и что гнев мой чудовищно глуп. Довольно с меня подсказанных заблуждений, поддельных ароматов, всяческих магий и мальчишеской музыки. - И подумать только, что я обладаю истиной, что вижу справедливость: мое суждение здраво и твердо, я готов достичь совершенства... Гордость. - Корка на моей голове иссыхает. Пощады! Господи, мне страшно. Меня мучит жажда, ужасная жажда. О, детство, травы, дожди, озеро на каменистом ложе, _свет луны, когда на колокольне било двенадцать_... в полночь дьявол забирается на колокольню... Мария! Пресвятая Дева!.. - Ужасна моя глупость.

Там, вдали, разве не находятся души, желающие мне добра? Придите! Подушка у меня на лице, и они не слышат мой голос, они - только фантомы. А потом, никто не думает о своем ближнем. Не приближайтесь ко мне. От меня исходит запах паленого!

Бесконечны образы галлюцинаций. Вот чем я всегда обладал: больше веры в историю, забвение принципов. Но об этом я умолчу - чтобы не стали завидовать поэты и визионеры. Я в тысячу раз богаче, будем же скупы, как море.

Ах, вот что! Часы жизни остановились. Я - вне этого мира. - Теология вполне серьезна: ад, несомненно, внизу, небеса наверху. - Экстазы, кошмары, сон в гнездах из пламени.

Сколько козней в открытом поле! Сатана, Фердинанд, мчится вместе с семенами диких растений... Иисус шагает по багряным колючим кустарникам, и они не гнутся. Иисус шагал по рассерженным водам. Когда он стоял на скате изумрудной волны, наш фонарь осветил его белые одеяния и темные пряди.

Я сорву покровы с любой тайны, будь то религия или природа, смерть, рожденье, грядущее, прошлое, космогония, небытие. Я - маэстро по части фантасмагорий.

Слушайте!

Всеми талантами я обладаю! - Здесь нет никого, и кто-то здесь есть: мои сокровища я не хотел бы расточать понапрасну. - Хотите негритянских песен или плясок гурий? Хотите, чтобы я исчез, чтобы в поисках кольца погрузился в пучину? Хотите стану золото делать, создавать лекарства.

Доверьтесь мне! Вера излечивает, ведет за собой, дает облегченье. Придите ко мне, - даже малые дети придите, - и я вас утешу. Да будет отдано вам это сердце, чудесное сердце! Труженики, бедные люди! Молитв я не требую; только ваше доверие - и я буду счастлив.

- И подумаем о себе. Это заставляет меня почти не сожалеть о мире. Мне повезло: я больше почти не страдаю. Моя жизнь была только сладким безумьем, и это печально.

Ба! Прибегнем ко всем вообразимым гримасам.

Безусловно, мы оказались вне мира. Ни единого звука. Мое осязанье исчезло. О мой замок, Саксония, мой ивовый лес! Вечер, утро, ночи и дни... Я устал!

Мне следовало бы иметь свой ад для гнева, свой ад - для гордости и ад для ласки; целый набор преисподних.

От усталости я умираю! Это - могила, я отправляюсь к червям, из ужасов ужас! Шутник-Сатана, ты хочешь, чтобы я растворился среди твоих обольщений. Я требую! Требую удара дьявольских вил, одной только капли огня.

О! К жизни снова подняться! Бросить взгляд на эти уродства. Этот яд, поцелуй этот> тысячу раз будь он проклят. О слабость моя, о жестокость мира! Сжалься, господи, спрячь меня, слишком я слаб! - Я спрятан, и я не спрятан.

Огонь поднимается ввысь, с осужденным вместе.

IV

Бред I

Неразумная дева

Инфернальный супруг

Послушаем исповедь одном из обитательниц ада:

"О божественный Супруг, мой Господь, не отвергай эту исповедь самой грустной твоей служанки. Я погибла. Пьяна. Нечиста. О, какая жизнь!

Прощенья, боже, прощенья! Я молю о прощенье! Сколько слез! Сколько слез потом еще будет!

Потом я познаю божественного Супруга. Я родилась покорной Ему. - Пусть тот, другой, теперь меня избивает!

Теперь я на самом дне жизни. О мои подруги! Нет, не надо подруг... Никто не знал такого мученья, такого безумья! Как глупо!

О, я страдаю, я плачу. Неподдельны мои страданья. Однако все мне дозволено, потому что я бремя несу, бремя презрения самых презренных сердец.

Пусть услышат наконец-то это признание - такое мрачное, такое ничтожное, - но которое я готова повторять бесконечно.

Я рабыня инфернального Супруга, того, кто обрекает на гибель неразумную деву. Он - демон. Не привидение и не призрак. Но меня, утратившую свое целомудрие, проклятую и умершую для мира, - меня не убьют! Как описать все это? Я в трауре, и в слезах, я в страхе. Немного свежего воздуха, господи, если только тебе это будет угодно!

Я вдова... - Я была вдовой... - в самом деле, я была когда-то серьезной и родилась не для того, чтобы превратиться в скелет... - Он был еще почти ребенок... Меня пленила его таинственная утонченность, я забыла свой долг и пошла за ним. Какая жизнь! Подлинная жизнь отсутствует. Мы пребываем вне мира. Я иду туда, куда он идет; таи надо. И часто я, несчастная душа, накликаю на себя его гнев. Демон! Ты же знаешь, господи, что не человек, это Демон.