Пи-человек - Альфред Бестер

Хаос. Темнота. Какофония звуков и запахов. В потолке одна двадцатипятиваттная лампочка. Меланхоличный пианист играет "Прогрессив". У лев. стены сидят битники в беретах, темных очках и непристойных бородах, играют в шахматы. У прав. стены - бар и битницы с бумажными коричневыми сумками под мышками. Они шныряют и рыскают в поисках ночлега.

Ох уж эти битницы! Все худые... волнующие меня этой ночью, потому что слишком много американцев мечтают о полных, а я должен компенсировать. (В Англии я люблю пухленьких, потому что англичане предпочитают худых.) Все в узких брючках, свободных свитерах, прическа под Брижит Бардо, косметика по-итальянски... черный глаз, белая губа... А двигаются они походкой, что подхлестнула Херрика три столетия назад:

И глаз не в силах оторвать я:

Сквозь переливчатое платье

Мелькает плоть, зовя к объятьям! [8]

Я подбираю одну, что мелькает. Заговариваю. Она оскорбляет. Я отвечаю тем же и заказываю выпивку. Она пьет и оскорбляет в квадрате. Я выражаю надежду, что она лесбиянка, и оскорбляю в кубе. Она рычит и ненавидит, но тщетно. Крыши-то на сегодня нет. Нелепая коричневая сумка под мышкой. Я подавляю симпатию и отвечаю ненавистью. Она немыта, ее мыслительные формы - абсолютные джунгли. Безопасно. Ей не будет вреда. Беру ее домой для соблазнения взаимным презрением. А в гостиной (см. схему) сидит гибкая, стройная, гордая, милая моя веснушчатая секретарша, недавно уволенная, ждет меня.

!

Я

теперь

пишу

эту

часть

и П

с А

т Р

о в И

р Ж

и Е

и столице Франции

Адрес: 49-бис Авеню Фош, Париж, Франция.

Вынужден был поехать туда из-за событий в Сингапуре. Потребовалась громадная компенсация и регулировка. В какой-то миг даже думал, что придется напасть на дирижера "Опера комик", но судьба оказалась благосклонна ко мне, и все кончилось безвредным взрывом в Люксембургском саду. Я еще успел побывать в Сорбонне, прежде чем меня забросило назад.

Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00 сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслаждаюсь оставшимися 1991. А она сидит там, в скромном черном вечернем платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет от смущения, как свежий бутон алой розы. Красное к опасности. Дерзкое лицо напряжено от сознания того, что она делает. Проклятье, она мне нравится.

Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее смелость, смущение... румянец на щеках, пробивающийся, несмотря на отчаянное применение пудры. Пудра... гадость. Я иду на кухню и для компенсации тру рубашку жженой пробкой.

- Ох-хо,- говорю.- Буду частлив знать, зачем твоя ходи-ходи моя берлога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.

- Я обманула мистера Люндгрена,- выпаливает она.- Я сказала, что несу тебе важные бумаги.

- Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Sprachen Sie Deutsch?[9]

- Нет.

- Dann warte ich[10].

Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал ее у лифта, сунул 101 доллар (превосходная форма) и пожелал на испанском спокойной ночи. Она ненавидела меня. Я сделал с ней гнусную вещь (нет прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.

- Как тебя зовут?

- Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего имени? В самом деле?

- Нет, и знать не желаю.

- Лиззи Чалмерс.

- Уходи, Лиззи Чалмерс.

- Так вот почему ты звал меня "мисс". Зачем ты побрил голову?

- Неприятности в Вене.

- Что ты имеешь в виду?

- Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?

- Тебя,- говорит она, отчаянно краснея.

- Уходи, ради бога, уходи!

- Что есть у нее, чего не хватает мне? - потребовала Лиззи Чалмерс. Затем ее лицо сморщилось.- Правильно? Что. Есть. У. Нее. Чего. Не. Хватает. Мне. Да, правильно. Я учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.

- То есть как это - учусь в Бенингтоне?

- Это колледж. Я думала, все знают.

- Но - учусь?

- Я на шестимесячной практике.

- Чем же ты занимаешься?

- Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?

- Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.

- Ну перестань. Сорок?

- Тридцать.

- Нет, в самом деле?- Она счастлива.- Значит, между нами всего десять лет разницы.

- Ты любишь меня, Лиззи?

- Я хочу, чтобы между нами что-то было.

- Неужели обязательно со мной?

- Я понимаю, это бесстыдно.- Она опустила глаза.- Мне кажется, женщины всегда вешались тебе на шею.

- Не всегда.

- Ты что, святой? То есть... понимаю, я не головокружительно красива, но ведь и не уродлива.

- Ты прекрасна.

- Так неужели ты даже не коснешься меня?

- Я пытаюсь защитить тебя.

- Я сама смогу защититься, когда придет время.

- Время пришло, Лиззи.

- По крайней мере, мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.

- Подсматривала?

- Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо приглядывать за своим мужчиной.

- Твоим мужчиной?

- Так случается,- проговорила она тихо.- Я раньше не верила, но... Ты влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А затем встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты знаешь, что он твой мужчина.

Она подняла глаза и посмотрела на меня. Фиолетовые глаза, полные юности, решимости и нежности, и все же старше, чем глаза двадцатилетней... гораздо старше. Как я одинок - никогда не смея любить, ответить на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог провалиться в эти фиолетовые глаза.

- Хорошо,- сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи. Тихое время, спокойное время. Боже, сохрани мне английский... Я снял пиджак и рубашку и показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.

- Самоистязание,- объяснил я.- За то, что позволил себе сдружиться с мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.

Я пошел в спальню, где в правом ящике стола, в серебряной коробке, лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за мной широко раскрытыми глазами.

- Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был одинок в то время, как и всегда. Вместо того, чтобы защитить ее от себя, я потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую заплатила она. Это отвратительно, но я должен...

Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.

- Что это? Что случилось?

- Погоди,- сказал я.

Свет в квартире погас и снова загорелся.

- Они обнаружили меня,- выдохнул я.

- Они? Обнаружили?

- Засекли мои передачи уном.

- Чем?

- Указателем направления. А затем отключали электричество в домах во всем районе, здание за зданием... пока передача не прекратилась. Теперь они знают, в каком я доме, но не знают квартиры. Я надел рубашку и пиджак.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});