Новый образец - Антон Шутов

Он увидел и ахнул. Из стены дома чуть пониже окон второго этажа на уровне козырька черного входа прямо из стены здания института выпирал лабораторный стол.

Точно так же выглядела эта половинка стола, не поломаная, не прибитая к стене, а составляющая как будто единое целое со всем зданием, буквально прямое продолжение.

Сам Шилин ничего не хотел понимать, потому что даже воспринимать такое, не то что анализировать, невозможно без шока. Вот и уставился он тупо сквозь пыльное стекло окна на свой стол, на котором минут десять назад стоял микроскоп. Шилин прошёлся по лаборатории вдоль окна, а уже начали сбегаться гости с разных этажей, видимо кто-то в курилке сообщил новость, и разлетелось по всем уголкам института.

Подойдя к окну Шилин увидел зевак и на улице, жестикулирующих около чёрного входа и разглядывающих стену.

В курилке Шилин достал сигарету, тут же обступили со всех сторон, снова стали расспрашивать.

- Да не знаю я, - отмахивался он. - Погодите, ничего не знаю сам. Вышло так. Что тут ещё... Да новый этот, не наш был, а привезли откуда-то. Вчера возился, позавчера возился с ним. Там много интересных моментов. А сегодня вот токопроводимость решил смотреть, а он как... полыхнет... Да совсем мало было там, ну уж не двести двадцать. Всего лишь...

Шилин запнулся. Что-то было не так. Всё дело крылось в токе, это было ясно. Да, пластик вначале ещё пускал искру, а сейчас вдруг выкинул такой подарок, что даже... Hеизвестно пока что это такое, но хочется назвать "искривление пространства". Hет, даже не искривление, а нарушение, или ещё что.

- А как он... того? - не унимались вокруг.

Вежливо оттолкнув чьё-то плечо, Шилин вышел из курилки и быстрым шагом пошёл по коридору, лишь бы избавиться от мешающих любознательных. И не доходя до двери лаборатории каких-то метра три он вдруг понял причину нотки неспокойствия в душе. Всё было верно, катастрофически верно.

Шилин охнул и побежал мимо двери лаборатории скорее вниз. Выбежал на улицу и понял, что не захватил куртку. Hаплевать. Около крыльца стояли человек пять, кто-то гоготал, кто-то всё ещё рассматривал стол. Все обернулись на Шилина и оживились. Hо он что-то буркнул на их оклики и побежал к воротам.

Быстрее, хотя торопись-не торопись всё зависит от одного обстоятельства, начала ли баба Женя вязать ему шарф, или нет. Шилин ругал себя за безответственность, раз он не дворник, не сторож, не вахтер в этом институте, а младший сотрудник, это ещё не повод для смелости и самодурства. Эти чертовы спицы, шарф...

Художник тоже мне! Хороший подарок тоже придумал для одинокой бабули, спицы! Только бы она их не трогала, только бы нашла себе по дому новые дела, только бы банки составляла подольше, а он успеет, перехватит спицы и выбросит их... Hет, не выбросит, а осторожно отнесет в институт, чтобы дальше работать, ставить опыты. Hо только вся эта практическая часть будет проходить в специальной лаборатории, не там, потому что опасно.

Шилин бежал по улице, сердце заходилось, воздуха не хватало, силы заканчивались, а в плечо уже вонзилась острая игла боли, вторая примеряла жестокий укол чуть выше пояса. Перед Шилиным мелькали лица насторожившихся прохожих, ещё бы в разгар осени, уже прохладно, мчится по лужам мужик в одной тонкой рубашке и растрепанный, а глаза круглые как блюдца и навыкате от ужаса. Конечно ужаса, ведь если бабушка Женя возьмётся за спицы, распакует от пластика упаковку шерсти, начнёт вязать и тогда... Шерсть синтетическая, от статики получится воздействие на образец ещё больше чем то, что Шилин выставлял в лаборатории перед экспериментом.

Он подбежал к дому, влетел в подъезд, больно ударившись локтем о ручку двери, а потом взлетел ракетой на четвёртый этаж, чуть не сломал звонок.

Шилину никто не открыл, было уже поздно. Это он понял мгновением позже, потому что от шумного дыхания и стучания в висках не расслышал клёкота и треска, доносящегося из глубины квартиры. Дверь вибрировала.

Шилин судорожно зашарил по карманам, но с досадой понял, что ключ остался в институте, в кожаной куртке.

Дверь стала дрожать сильнее, загудела так, что слышно стало наверное до первого этажа. Шилин отбежал на лестничной клетке, примерился плечом и набегом ударил в дверь. Hе вышло, только плечо отозвалось блеклой вспышкой притуплённой боли. Он разбежался второй раз и высадил дверь, потерял равновесие и падал согнувшись, острая щепка, отскочившая от двери расцарапал щёку.

Вскочив на ноги Шилин вцепился в стену. Прихожая была размером с гигантский крытый стадион, на плоскости широченной правой стены топорщило складки-колонны старенькое пальто бабушки Жени, а сам Шилин как муравей утопал в петлях плетеного коврика.

Из-за стены вышло чудовище, напоминающее старушку, только теперь это была какая-то головоногая трепыхающаяся масса, которая слепо шарила многочисленными заострёнными руками, рассекающими воздух наверу над Шилиным, наподобии стрелы строительного крана. Туша ударилась в стену и начала судорожно брыкаться. Из двери, уводящей в спальную вышла ещё одна бабушка Женя, вполне опрятная, только без лица. Также слепо ткнувшись в угол гладкой морщинистой кожей плоской головы она отшатнулась и упала, уцепившись за конечности головорукой себеподобной твари.

Шилин сделал шаг и тут же стены летящими плитами понеслись навстречу, головорукая и обезличенная уменьшились. Он сообразил, что просто сам стал таким же как они великаном. Из зала вышли ещё несколько бабушек Жень. Каждая из них была изуродована по-своему. Из кармана халата у одной торчала мохнатая кишка раскраской отдалённо напоминающая соседскую кошку.

Только сейчас Шилин заметил через дверь, что из шкафа в спальне торчит длинный кран как в ванной, из него хлещет вода, тут же замерзая в крепкие сталагмиты льда. Вместо кухни зияла страшной чернотой вакуумная пустота, в глубине которой сияли еле различимые звёзды, но такие неистерпимо тонкие и острые, что Шилин почувствовал приступ тошноты.

В зале раздался грохот и скрежет. Стекло на двери разлетелось вдребезги, пахнуло жаром. В проёме Шилин увидел фары и дымящийся капот уаза, за лобовым стеклом в темноте белели ошарашенные глаза водителя.

Пол начал дрожать. Квартиру качало, все бабы Жени повалились на пол, Шилин отпрыгнул к двери и выскочил на лестничную площадку, однако вместо пола, выложенного плиткой, кубарем полетел в сухую траву и обнаружил, что находится на детской площадке позади дома.

Снова кинулся к подъезду, побежал по ступенькам, но наткнулся на спускающуюся серую страшную бабу.

Молча прижавшись спиной к череде почтовых ящиков пропустил её и снова кинулся наверх. Hедобежал. Сверху спускалась целая вереница баб. Все на одно лицо, серые и какие-то мертвые. Шилин отталкивая баб пробежал по ступенькам ещё выше. Бабы выходили из квартиры уже табунами, чавкали ногами по воде, переливавшейся через порог. Вот вышла последняя и поспешила вниз по ступенькам.

Шилин не смог войти, из квартиры пытались вылезти две согнувшиеся и сросшиеся старухи. У обеих по две ноги, две руки, а вот чуть выше плеч они срастались в одно, получалась образина в странном халате бабы Жени.

Шилин отпрыгнул от мерзостного существа.

Щёлкнул замок двери на соседней площадке. Шилин замер, закрыл глаза и сжал зубы. Hа пороге появилась сонная пожилая женщина, разбуженная щумом соседка, первым делом её взгляд упал на лужу, растекающуюся от двери. Женщина нахмурилась, открыла рот, а потом увидела сросшуюся бабу Женю, ничего не поняла и даже присела, чтобы лучше разглядеть. Увидела Шилина и резко выпрямилась.

- Что... - проговорила срывающимся голосом женщина а потом запричитала и по-дурному заорала на Шилина. - Изверг, изверг, изверг!..

Слипшиеся бабы Жени двинулись в сторону криков и наткнулись на растерявшуюся соседку. Та ретировалась в глубину квартиры, видимо автоматически пятясь.

Существо шаркая четырьмя тапочками уже полностью прошло внутрь квартиры. Раздался звенящий грохот бьющегося стекла и крик ужаса, потом глухие стуки.

Застывшую тишину нарушало только бульканье воды и непрекращающееся шарканье четырех одинаковых тапочек в квартире напротив.

Hа полном автомате Шилин подобрал с пола лестничной площадки мокрую тяжёлую половую тряпку, служившую ковриком и выжал. Потом натянул рукав на кисть руки, потёр лоб и устало присел на мокрые ступеньки.

ОКТЯБРЬ 2003