Инспектор Антонов рассказывает - Райнов Богомил

Но проведение операции предполагает и еще кое-что: знание обстановки в квартире и прежде всего факте наличия газовой плиты — не столь уж часто встречающегося у нас кухонного прибора.

Последнее соображение направило меня из квартиры к хозяйке ее покойного нанимателя.

Гражданка Гелева проживает в соседней квартире, тоже однокомнатной. Совпадение легко объясняется тем, что она разделила свою двухкомнатную квартиру на две, чтобы одну из них сдавать людям, не имеющим жилья, но имеющим деньги, чтобы за него платить.

Гелева открыла мне сразу же, как только я нажал на кнопку звонка, чувствуя, очевидно, что визиты этого утра еще не закончены. Она натянуто улыбалась, чтобы скрыть свой стрех и напряжение, и ввела меня в просторное помещение — гибрид холла, спальни и гостиной, обставленное, впрочем, довольно уютно изящной, красивой, хотя и не очень новой мебелью. Хозяйка счастливо дополняла этот интерьер, потому что сама, хотя и не первой молодости, еще хранила следу былой пышной красоты и, как видно, пыталась бороться с влиянием прошедших лет, которые рано или поздно всех нас уносят туда, где сейчас находился бывший ее квартирант.

— Присаживайтесь, — снова улыбнулась она. — Чашечку кофе?

— Только если он уже готов. И если разрешите закурить.

— Конечно. Я тоже курю. А кофе у меня почти готов.

«Почти» занимает около десяти минут, но они не совсем потеряны, потому что дверь между холлом и кухней открыта, и это дает мне возможность начать неизбежный разговор:

— Сколько раз Асенов останавливался у вас?

— Три раза. Еще при первом своем приезде он остановился здесь, а поскольку квартира ему понравилась… Я, знаете, стараюсь, чтобы было чисто…

— Это видно. А как он проводил время? С кем встречался? Приходил ли к нему кто-нибудь сюда? Вообще, расскажите мне, что знаете о нем.

— Аккуратный был человек. Насколько я поняла из его разговоров по телефону — он приходил сюда звонить, — у него были только служебные знакомства в связи с его торговыми делами. Никто к нему не приходил, кроме его приятельницы.

— Коевой?

— Кажется, ее зовут так. Но я ее знаю как Магду.

— А что бы вы могли мне сказать об этой Магде?

— Что вам сказать? Эти современные, сами знаете — сегодня с одним, завтра — с другим. Распущенность…

— Она рассчитывала выйти замуж за Асенова, не так ли?

— Может, и рассчитывала, только пустые были расчеты. Асе- нов был не из тех, кто берет в жены кого попало.

— А вы знаете, с кем общалась Магда, когда Асенов был за границей?

— С кем общалась? С такими же, как сама. Встречала я ее на улице раз-другой со всякими молодчиками, но, сказать по правде, больше ничего не знаю.

— Понятно. А к вам сюда кто захаживает?

— Соседки, кто же еще?

Гелева принесла кофе на подносе, поставила его на столик передо мной и села, закинув ногу на ногу. Я предложил ей «Солнце», но она курит с фильтром, и поэтому взяла свои. С каштановыми, точнее, с подкрашенными под каштан еще густыми волосами и свежим хорошо ухоженным белым лицом хозяйка действительно выглядела недурно, хотя ей, наверное, уже пятый десяток. Думаю, что и с нервами у нее все в порядке.

— А ваш муж не заходит? — спрашиваю, отпив глоток кофе, и в свою очередь закуриваю.

— Бывший? — Она недовольно сжимает пухлые губы. — Заглядывает иногда, чтобы только испортить мне настроение.

— Ну уж…

— Именно! Только и смотрит, как бы выманить у меня лишний лев.

— Под каким предлогом?

— Я еще должна ему за квартиру. Когда-то он мне помог купить ее, но я давным-давно…

— Ясно. А что вы мне можете поточнее сказать о вчерашнем вечере?

— Ну, вечером у меня была Савова с нижнего этажа. Пили косре, болтали, потом я ее проводила.

— В котором часу?

— Около десяти. Я немножко прибралась и легла, но, поскольку мне не спалось, я радио не выключала.

— Слышали, когда вернулся Асенов?

— Конечно. Я только выключила приемник, и он вернулся.

— Когда это было?

— Часов в двенадцать, когда закончилась передача.

— А потом?

— Потом — ничего. Повертелась еще немного, но ничего больше не слышала.

— Благодарю за сведения, — говорю я и встаю. — Да, чуть не забыл: зачем вы поставили туда эту газовую плиту?

— Потому что жильцы хотят иметь плиту, а газовая вдвое дешевле электрической. Шику столько же, а вдвое дешевле.

Гелева смотрит на меня испытующе, она как будто ищет причину, вызвавшую этот вопрос и, угадав ее, добавляет абсолютно логично:

— И при чем тут плита? Если человеку на роду написано умереть, он и без плиты умрет.

Я знаю, что эти истории с убийствами, как правило, происходят в скверную погоду, с туманом, дождем, чаще всего с дождем во всех его разновидностях — мелким и изматывающе-упорным, пронизывающим до мозга костей и проливным, сопровождаемым молнией и громом. А следователь должен бродить в кромешной тьме, погруженный в свои мысли, в благороднейшем стремлении рассеять другую, загадочную тьму, которой убийца окружил свое злостное преступление.

Иными словами, традиция мне хорошо известна, но убийства происходят не по календарному плану, и, когда я выхожу на улицу, я попадаю прямо в объятия весеннего солнечного дня. Деревья в цвету и нежной зелени, спешат куда-то юноши и девушки, матери с детьми, и как завершение всего — синее небо. Таков он, мирный город, по которому я иду. Иду с таким чувством, что я здесь ни к селу, ни к городу со своими мрачными версиями и что вообще все мое ремесло — сплошной анахронизм. Разумеется, этот анахронизм — только следствие другого анахронизма — преступности. Но так или иначе, дождь и туман подходят мне больше, там как-то вписываешься в общий фон.

Выхожу на бульвар Витоша и вскоре оказываюсь возле кафе «Бразилия». Вхожу в это заведение, которое после солнечной улицы кажется мне мрачным и неуютным. Останавливаюсь у бара, где замечаю знакомую мне буфетчицу.

— Здравствуйте. Чего желаете?

— Только не кофе.

— Если не хотите кофе, зачем пришли?

Она немножко обижена моим пренебрежением к кофейному меню «Бразилии», но все же из дружеских чувств открывает мне бутылочку лимонада.

— Есть ли среди ваших посетителей некто Филипп и некто Магда?

— Как не быть. Они у нас вроде инвентаря!

— Все время торчат тут?

— Обычно к вечеру.

— Кто еще с ними в компании?

— Еще два парня — Спас и Моньо.

— Больше нет?

— Раньше приходили еще две девушки — Дора и Лиза, но я уже давно их не видела.

— Как себя ведут?

— Вполне прилично. Только Спас немного диковат.

— В каком смысле?

— Ну, он сильный очень, притом задирист. Однажды чуть не полез в драку с двумя посетителями. Хорошо, Филипп вмешался. Мы его предупредили, и он с тех пор присмирел.

— Связи с иностранцами и прочее?

— Ничего такого.

— Мерси, — киваю. — Лимонад был превосходный.

— Но вы даже не попробовали!

— Не имеет значения, фирма!

Выхожу на улицу и, слегка прищурившись — солнце, — снова гоняюсь за своей тенью по тротуару.

Усаживаюсь в своем тихом кабинете за добрым старым столом, уютно устроившимся в уголке, подобно домашней собаке, том самом, с пустыми столами и ослепительной лампой в сто ватт. Но только сейчас я в другом помещении. Совершенно один, с более сильной лампой и даже с плафоном. Плафон круглый и белый, настоящая луна в полнолуние. Достаточно только представить, что возле тебя любимая женщина и что над твоей головой качаются ветви ночного леса, чтобы впасть в совершенную романтику. Особенно если нечем больше заняться и ты читаешь, чтобы убить время, какой-нибудь роман из периода между двумя войнами.

Я, однако, вовсе не собираюсь убивать время. И без того достаточно убийств. Поговорим-ка лучше об исполнителях, что совсем не означает дезертирства с рабочего места.

Поставим пока точку на связях с живым миром. Поработаем немного с неодушевленной материей — бумагами и документами. Наведем кое-какие справки. И пошевелим мозгами, но по возможности без буксования.

Кое-кто может сказать, что я трачу драгоценное время, теряю темп и что мой поезд вообще уходит. Убийца, если таковой существует, воспользуется моей медлительностью, чтобы уничтожить улики. Улики? Какие именно? Испачканные носки, которые сгорят за пять минут. Отмычку, которую можно швырнуть ночью в любой канализационный люк. Перчатки, похожие на тысячи себе подобных. Вероятно, и испачканные мелом во время спуска на балкон свитер или рубашка, которые после нескольких движений щетки снова станут чистыми. Вот эти улики. И если предполагаемый убийца не дурак, он наверняка уже от них избавился.

Есть, однако, улика, которую не так-то легко уничтожить. И эта улика — если она вообще существует — наверняка не может быть уничтожена, а только спрятана. Спрашивается, где? И, конечно, от кого? А ответ на эти вопросы требует известной работы мозга, и по возможности не вхолостую.