Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов

Секретарша, шелестя атласной юбкой, покинула кабинет, и ее сменил молодой черноволосый человек лет тридцати с открытым, обаятельным лицом.

Часы, ботинки и костюм вошедшего отвечали всем высшим нормам соответствующего престижа, и по всему чувствовалось: позаимствовал он их не из проката.

Чарующе, но естественно улыбаясь, молодой человек представился Жаком Ферье, исполнительным вице–президентом научно–исследовательской корпорации, зарегистрированной в Париже, вручив государственному деятелю свою бизнес–карточку, в чьем углу сияла голограмма в виде земного шара, отороченного золотистой каймой.

— Очень рад, — промямлил деятель, откладывая очередной прямоугольный кусок плотной бумаги к мраморному письменному прибору, перевозимому им из одного номенклатурного кабинета в последующий в качестве талисмана. — Готов вас выслушать… — И он мельком, однако весьма выразительно посмотрел на свои часы, изготовленные уважаемой швейцарской фирмой.

Часть данного уважения, по мнению чиновника, обязана была распространяться и на клиентов фирмы, знающих толк не только в наручных безотказных механизмах, но и в благородных металлах, их обрамляющих.

Часы, как он полагал, уже давно и многократно окупили себя, выступая в качестве своеобразного индикатора, указывающего на должное наполнение клиентом денежной массы в пресловутых конвертах.

Молодой человек не сел за столик посетителей, а обошел его и встал у окна.

Теперь от гостя чиновника не отгораживало ничего, кроме разве хорошо поставленного официального тона.

— Мой дедушка — русский эмигрант, — поведал молодой человек с сокрушенной ноткой в голосе. — Что поделаешь… превратности исторического процесса! Но мне в этой связи отчасти и повезло: в нашей семье первым и главным языком был русский. И я счастлив, что могу общаться со своими соотечественниками без переводчиков. Однако прошу вас: если я допущу какие‑то ошибки, не возьмите за труд меня поправить…

— Ну уж… чего там…

— Благодарю вас! — горячо произнес молодой человек. — Так вот… У меня достаточно простое в своей формулировке дело: нашей компании необходимо зафрахтовать научно–исследовательское судно. Однако, — он обернулся в сторону двери, — простое — именно что в формулировке…

— Именно! — не без удовольствия подтвердил чиновник, откинувшись в кресле.

Подобная его ремарка никоим образом французского подданного, трудящегося на развитую восточную державу, не обескуражила, и он бойко продолжил, вновь посмотрев на входную дверь:

— Я выбрал не совсем подходящий момент для визита, у вас в приемной какие‑то важные люди, и вы, чувствую, тоже их ждете… А потому буду краток. Фрахт — фрахтом. Но колоссальное количество ученых, руководителей разных уровней, в один голос утверждает одно и то же: никто лучше вас не способен проконсультировать нашу компанию о специфике того судна, что оптимальнейшим образом ответит задачам будущей экспедиции… — И, твердо глядя в вопрошающий взлет бровей начальственного лица, виновато продолжил: — Естественно, мы далеки от мысли предложить вам работу на общественных началах. Хотя, — легкомысленно отмахнулся, — вероятно, данный разговор в этих стенах, да и при такой вашей загруженности абсолютно неуместен и даже, — вздохнул, — бестактен! Во сколько вы оканчиваете работу? — спросил неожиданно требовательным тоном.

— В шесть…

— Великолепно! Я буду счастлив, если вы, простив меня за назойливость, согласитесь совместно отужинать! Вас устроит "Пекин"? Ресторанчик, конечно, помпезно–старорежимен, да и вообще есть в нем нечто этакое… — Щелкнул пальцами. — Ну… Какая‑то, знаете, эклектика. Вычурная экзотика, прошлая кастовая спесь, одновременно — услада нуворишей в сознании над–стояния над ней, покорения былых приоритетов…

— Я, в общем, не очень понимаю…

— Да что тут непонятного? — беззаботно удивился француз. — Если вас не устраивает "Пекин", возьмите, будьте любезны, на себя заботу подсказать мне более подходящее вашему вкусу место. О машине не беспокойтесь! — Он предупреждающе выставил вперед ладонь. — У меня "Линкольн" с водителем, мы отвезем вас домой… Итак. — Голос его стал строг. — В какое время машине быть у подъезда? В шесть ноль–пять?

— Ну…

— Тогда — не прощаюсь!

И француз буквально растаял в двери.

Он словно не раскрыл ее, а прошел через плотное дерево сомкнутых дубовых створок, ничуть их не потревожив.

Чиновник оторопело уставился на карточку с голограммой — единственное свидетельство того, что посетитель ему не померещился.

Зашедшей секретарше, не удосужившейся поинтересоваться, как, впрочем, по этикету и полагалось, о произведенном на начальника впечатлении от своего протеже, он буркнул:

— Откуда француз‑то?..

— Рекомендация из администрации президента, — безразлично произнесла она. И, мгновенно поменяв интонацию, уже тепло и дружески спросила: — Может, чайку? Только заварила…

— Давайте, — небрежно согласился он. — Машину можете отпустить. За мной заедут. Мероприятие тут у меня… — И, проследив ее к путь к двери, задумчиво добавил себе под нос: — Наметилось, так сказать, бляха–муха…

На следующий день, сидя за служебным столом и с отвращением глядя на свои ходуном ходившие пальцы, заместитель министра, глотая ледяную пепси–колу, с содроганием вспоминал все приключившееся с ним после визита верткого и услужливого француза.

Помнился "Линкольн", подкативший к подъезду, обильно сервированный стол с преобладанием в холодных закусках черной и красной икры; полутемный зал, кукольные лица танцовщиц варьете, матово лоснящиеся в свете прожекторов, разноцветная круговерть плюмажей и блесток, строй дамских ножек, гром музыки, обилие водки и тостов, после — качающийся в глазах писсуар с изъеденной мочой шайбой химической таблетки; призрачная толкотня пиджаков и вечерних платьев у гардероба, глоток сырого ночного воздуха; вновь — уют пухлых кожаных сидений дожидавшегося их автомобиля, а далее — жгучий стыд и жутчайший срам! Какая‑то роскошная квартира в центре города, кровать с парчовым покрывалом и две смазливые, явно несовершеннолетние особы, с возмутительным, как ему сейчас представляется, бесстыдством проделывающие над ним столь захватывающе–изысканные несообразности, о вероятности каких ранее ему и подозревать‑то не доводилось!

Грехопадение закончилось тем, что словно оборвалась лента ирреального порнографического фильма, и он очнулся уже дома, на диванчике в кабинете, под куцым пледом, одурело уставившись на брызжущий ликующим звоном будильник.

Совершая немыслимый в своем физическом и моральном напряжении подвиг, он усилием едва оформившегося сознания переместил свое туловище в вертикальное положение, оттолкнулся от края ложа и побрел, влекомый инерцией робкого старта, на кухню, где выпил на одном дыхании стакан воды, вмиг покрывшись обморочной испариной.

Далее из семейной спальни, куда вчера он не был допущен, донесся скрип пружин кровати и злобное шипение супруги, в котором основным лейтмотивом прослеживалось недовольство по поводу его ночных похождений неизвестно где и с кем.

В ответ он сподобился только на краткое пожелание: "Заткнись, дура!"

Звукового оформления данная фраза не обрела из‑за катастрофического упадка сил, прозвучав лишь в его сознании — приглушенно и устало, подобно шороху гонимой по мостовой осенней листвы за окном.

Малодушную мыслишку сказаться больным и вновь вернуться на заветный диванчик, слившись с ним в похмельной агонии, переборола закалка каждодневных утренних пробуждений, и он, кое‑как побрившись, спустился к служебной машине, не представляя, как покажется перед подчиненными с черной от перепоя физиономией.

И тут полыхнули щеки от страшной мысли: а вдруг да довелось ему подцепить какую заразу? Что были за девки? Как он там… Ведь ничего‑то толком не вспомнить!

Ах, француз… Вот же подлец! Вот же ввел в искушение!

Да, кстати… А о чем, собственно, шел разговор? И какова истинная суть случившегося наваждения? Чего ради его охмуряли?

Ага! То ли арабской, то ли французской фирме необходимо научно–исследовательское судно для обслуживания изысканий Гринписа. Что‑то там насчет утечки радиации с затонувших подводных лодок…

Он, как внештатный консультант, получает от фирмы десять тысяч долларов в месяц на всем протяжении плавания. Десять тысяч — это неплохо, но только кого и относительно чего консультировать?

Впрочем, что за бред. Ему дается взятка. И солидная. За чепуху в общем‑то. Судно будет выделено, тем более азиаты в лице француза согласны на полную предоплату фрахта по высшим ставкам. Вариант — беспроигрышный по всем статьям. И называется так: поможем Родине в целом и себе в частности.