Каждые пятнадцать минут - Скоттолине Лиза

Он толкнул двойную дверь, ведущую в приемное отделение, битком набитое в этот пятничный вечер. Сестры в униформе сновали из палаты в палату, помощник врача катил компьютерный столик, а несколько одетых в черную форму санитаров беседовали о чем-то около пустых носилок с оранжевым подголовником, лежащих на больничной каталке.

Эрик направился прямо к посту медсестер, и светловолосая сестра отвернулась от монитора, с улыбкой взглянула на него и махнула рукой в сторону смотровой «Д». Все в больнице прекрасно знали, что означает большая красная «П», которая красовалась на его бейджике. Вообще-то «П» означало «правый» – крыло, где находились под охраной душевнобольные, но весь персонал считал, что «П» – это «психи». Эрик наизусть знал все эти шуточки: «Как отличить психиатра от его пациента в больнице? Очень просто – пациенты выздоравливают и уходят…» Он и сам мог пошутить, но никогда не шутил о душевнобольных детях. Такие шутки не казались ему смешными. Он жил среди них.

Студенты-медики смолкли, когда он открыл дверь смотровой – занавеска была откинута и хорошо была видна койка, на которой лежала его пациентка: симпатичная старушка в больничной пижаме, с коротко стриженными серебристо-седыми волосами, удобно расположившаяся на подушках. Рядом с ней сидел молодой человек, с взволнованным видом держа ее за руку. За его спиной стояла доктор Лори Фортунато – маленькая, кудрявая, в накрахмаленном белом халате, ее стетоскоп был щедро украшен наклейками в виде цветочков, чтобы порадовать пациентов из педиатрии. Они с Эриком подружились еще в институте и приятельствовали до сих пор, несмотря на то что она порой была невыносима.

– Привет, Лори, рад видеть тебя. – Эрик вошел в палату, за ним вошли студенты и встали вдоль стены, наблюдая за происходящим. Он мимоходом представил их.

– Эрик, я тоже рада, спасибо, что спустился! – Лори улыбнулась. Она была очень привлекательна с этими ее теплыми карими глазами, чуть длинноватым римским носом, пухлыми щечками и крупным ртом, который постоянно находился в движении – болтала ли она, обдумывала ли что-то или просто строила рожицы. Она не пользовалась косметикой, как и почти все женщины, работающие в госпитале, но в отличие от многих ее это отнюдь не портило. Свои кудрявые каштановые волосы она всегда собирала в пучок на затылке, используя для этого все, что попадалось под руку: карандаш, ручку или даже держатель для языка.

– Всегда пожалуйста. Чем могу помочь?

Лори махнула в сторону пациентки.

– Это Вирджиния Тихнер и ее внук Макс Якубовски.

– Меня зовут Эрик Пэрриш, приятно познакомиться с вами обоими. – Эрик сделал шаг к постели, и старушка взглянула на него со слабой улыбкой, взгляд ее карих глаз под нависшими веками был сознательным и внимательным – хороший знак. С виду она была вполне здоровой, но в вене у нее стояла капельница, а к пальцу крепился датчик монитора основных показателей жизнедеятельности. Эрик бросил взгляд на экран – все в полном порядке, даже отлично.

– О, только посмотрите на него, какой красавчик! – заявила миссис Тихнер довольно скрипуче и окинула Эрика кокетливым взглядом. – Можете называть меня Вирджинией. Или лапулей.

– Давайте побеседуем. – Эрик подтянул к себе круглый вращающийся стул и сел около ее кровати. Ему нравилось работать с пожилыми пациентами. Для начала надо было установить с ней контакт. Юмор обычно очень помогал, поэтому он улыбнулся ей:

– Если вы считаете меня красавчиком, у вас определенно очень острое зрение!

– Вот и нет, у меня дегенерация желтого пятна. – Миссис Тихнер подмигнула. – Или я просто выжила из ума.

Эрик рассмеялся.

Миссис Тихнер махнула рукой в сторону Лори:

– Доктор Пэрриш, а почему на вас нет белого халата, как на ней?

– Белый меня полнит.

Эрик не стал добавлять, что обычно психиатры в больнице не носят белых халатов, чтобы сократить дистанцию между собой и пациентом, поэтому на нем был голубая оксфордская рубашка без галстука, брюки цвета хаки и мягкие мокасины. Вообще-то его целью было выглядеть как симпатичный папаша из пригорода, но он подозревал, что скорее пока выглядит как парень из рекламы «Сиалиса»[1].

– Ха! – миссис Тихнер хохотнула. – А вы забавный!

Лори закатила глаза:

– Миссис Тихнер, прошу вас, не кокетничайте с ним! У доктора Пэрриша и так достаточно поклонниц в этой больнице!

Глаза миссис Тихнер озорно блеснули.

– Вы просто ревнуете.

– Точно! – Эрик улыбнулся Лори. – Ревнуешь.

– Вряд ли! – фыркнула Лори.

Миссис Тихнер закудахтала:

– А теперь она смутилась!

– Бинго. – Эрик мысленно проводил ДПС – диагностику психического состояния. Он всегда так делал при первой встрече с пациентом, оценивая уровень сознания, поведение, речь и моторику, настроение и способность мыслить, тревожность, внимание, а также реакции пациента и способность его к общению. У миссис Тихнер со всем этим был полный порядок. Из чего Эрик сделал вывод, что ее психическое состояние эутимическое, или совершенно нормальное.

– Итак, чем же я могу вам помочь, Вирджиния?

– Эрик… – вмешалась Лори, и выражение ее лица сразу стало профессионально бесстрастным. – К сожалению, у миссис Тихнем хроническая сердечная недостаточность и последняя стадия рака легкого. Два месяца назад она обследовалась у нас наверху, провела три дня в кардиологии, а затем ее выписали домой, где она и получает паллиативное лечение.

Эрик слушал, стараясь не выдать своих эмоций – прогноз был самый что ни на есть неблагоприятный, а миссис Тихнер вызывала у него настоящую симпатию. Лори продолжала:

– Она снова приехала сюда ночью, потому что за ужином ей стало плохо, она начала задыхаться. Я сделала новые снимки, и мы обнаружили у нее в горле новообразование, которое мешает ей глотать.

– Очень жаль слышать это, – сказал Эрик. И ему действительно было жаль. При этом он не мог не удивиться тому, с каким спокойствием воспринимает все это миссис Тихнер. Она вовсе не выглядела подавленной или находящейся в депрессии и совсем не была похожа на других пожилых пациентов Эрика, страдающих слабоумием или потерей памяти.

– Благодарю вас, док, но я знаю, что у меня рак, так что новостью для меня это не стало, – голос миссис Тихнер звучал спокойно и ровно. – Это Макс, мой внук, попросил вызвать вас для меня. Ему семнадцать, поэтому он все понимает. Он все твердит, что я чокнутая, и…

Макс перебил ее:

– Не чокнутая, Буль. А в депрессии. Я думаю, у тебя депрессия, и доктор тебе сможет помочь. Он выпишет тебе антидепрессанты или что-то в этом роде.

Эрик скользнул взглядом по Максу: тот был маленького роста и щуплый, от чего выглядел моложе своих лет. Круглое лицо, небольшой прямой нос, глаза светло-голубые, какие-то как будто вылинявшие, и застенчивая улыбка. Довольно длинные каштановые волосы подстрижены неровно, мешковатые джинсы и черная футболка подчеркивали отсутствие мышц и демонстрировали, что ничего тяжелее айфона он в своей жизни в руках не держал.

Миссис Тихнер махнула на него своей скрюченной от артрита рукой.

– Он меня называет Буля, Бульбуля, Бульбо – чего только не придумает! А все потому, что не мог произнести слово «бабушка», когда был маленький. Он умный как не знаю кто, учится в школе «Нэшнл Мерит», прекрасно сдал экзамены, лучше всех в классе, поэтому он у нас такой всезнайка…

– Бульбо, прошу тебя… – снова мягко перебил ее Макс. – Мы говорим о тебе, а не обо мне, и о том, почему ты не ешь. – Макс повернулся к Эрику, внимательно глядя на него своими голубыми глазами, взгляд у него был точно такой же, как у бабушки. – Доктор Пэрриш, кардиолог сказал, что если она будет есть – у нее будет больше сил. Он сказал, что ее надо кормить через зонд, если она не будет есть сама, но она отказывается от зонда и сама есть тоже отказывается. Я уверен, что дело в депрессии. Думаю, все же стоит кормить ее через зонд. Это необходимо.

Теперь Эрик понимал, почему Лори вызвала его. Умирание – очень тяжелый процесс и для больных, и для их близких. Но Эрик знал, что делать в таких ситуациях.