Хамелеон – 4 - Константин Николаевич Буланов

же получается, мне как-то удалось из 1947 года попасть в 1928-ой? Это что же получается, я могу всё исправить? — неверяще, пробормотал он себе под нос, на какой-то короткий отрезок времени даже позабыв про терзающую его голову боль.

Он еще долго лежал в кровати, переваривая сознанием, как факт своего переноса на 18 лет в прошлое, так и всплывающую, будто из ниоткуда, информацию об ожидающих весь мир потрясениях. Правда, озадачивала его при этом одна странность. Точнее не так. Озадачивало его много чего. Хотя бы то, что он вообще ничего не мог припомнить о себе самом, о собственной судьбе, что ожидала его впереди. Но в данный конкретный момент он задавался несколько иным вопросом. По какой это причине события вплоть до 1 августа 1947 года он помнил, начиная лишь с 1 августа 1938-го, тогда как сведения по более ранним годам были отрывочными, словно взятыми из материалов более позднего времени? Создавалось такое ощущение, будто кто-то неимоверно могущественный просто взял и вырезал из его сознания данные за ближайшие 9 лет, оставив ему лишь те отголоски, что могли попадаться в книгах или же газетах выпущенных после 38-го года. И это было, сколь странно, столь и страшно.

— Боже, прости нас грешных. Ибо не ведаем, что творим, — в конечном итоге принялся креститься Александр, даже не пытаясь при этом сдержать льющиеся из глаз слезы. То были одновременно, и слезы горечи по десяткам миллионов погибших, и слезы радости за предоставленную возможность, и слезы истинно уверовавшего человека, лично получившего подтверждение существования божьего промысла. А на кого еще он мог подумать в этот момент? Кто еще во всем мире обладал возможностью вмешаться в ход истории, дабы исправить всё то, что вскоре натворят его «неразумные дети»? Уж точно не какие-то там ученые из будущего!

Впрочем, сыплющиеся на его бедовую голову сюрпризы даже не думали заканчиваться. Стоило ему только уверовать в выданную Всевышним миссию, как на пути к «возвышению и спасению» он тут же споткнулся о бросившиеся в глаза реалии настоящего. Даты на окружающих его со всех сторон газетах и на обнаруженных в кошельке деньгах уж точно никак не соответствовали 1929-му году. Червонцы разного номинала несли на себе цифру 1937, а присутствовавшие тут же рубли и вовсе — 1938, что явно означало год их выпуска. Копейки также оказались отчеканены в 30-х годах XX века. В тех самых годах, о которых он не знал практически ничего! Посмотрев же, наконец, на страничку висящего у входной двери отрывного календаря, «божий посланец» узнал и точную дату своего «пробуждения» в своём же теле — 1 августа 1938 года.

— Н-да, недаром в народе говорят, что понедельник — день тяжелый, — пошкрябал пятерней свой затылок Геркан, определившись, и с датой, и с днем недели. — Надо бы, наверное, повременить с решением бежать в НКВД. Там ведь всё еще Ежов всем заправляет. Этот враг народа! — Та информация, что легла к нему в голову, естественно, уже не отражала в полной мере ситуацию ныне творившуюся, как в СССР, так и в мире. Общая тенденция скатывания ко Второй Мировой Войне, конечно же, сохранялась. Вот только ряд стран, из-за его вмешательства, продвигались к ней уже по несколько иным «тропинкам», чего краском пока не ведал совершенно. Как не ведал он и о нынешней судьбе Ежова, уже переведенного на должность наркома водного транспорта. Зато при этом точно знал, что совсем скоро его самого арестуют и выпустят лишь в середине следующего года, сняв все обвинения, но порушив-таки армейскую карьеру, — именно таковой была его личная судьба в изначальном, неизменном, мире. — А допустить такое он никак не мог! Ведь времени до той же войны с Финляндией оставалось всего ничего! Из-за решетки же он вряд ли мог хоть как-нибудь помочь стране. Да и себе тоже. Что-что, а позволять уничтожать свою выстраданную карьеру каким-то там тупым чекистам, которых очень скоро самих поставят к стенке их же сменщики, Александр не собирался. — И что, тогда, мне делать? Как мне быть? — изрядно пригорюнившись, присел он на имевшуюся в доме лавку, да начал думу думать. Вот только он забыл одно золотое правило — «Человек предполагает, а Бог располагает». В его же случае, уже совсем скоро рукой Всевышнего выпадет послужить какому-то оставшемуся для краскома безвестным грабителю. Подкравшись со спины, тот огреет вышедшего за продуктами «спасителя человечества» по голове, да стащит у того все деньги с документами вместе с приглянувшимся пиджаком и ботинками. А дальше — милиция, скорая помощь и НКВД.

— Что нам известно на этот момент по делу Геркана? — пыхая для разнообразия не трубкой, а папиросой, поинтересовался Иосиф Виссарионович у прибывшего к нему на срочный доклад Берии. Всё же не каждый день из мертвых восстают красные командиры такой величины! Да и вообще люди, считавшиеся прежде погибшими.

— Перво-наперво, должен отметить, что проведенное медицинское освидетельствование показало, что гражданин, назвавшийся Александром Морициевичем Герканом, действительно является тем, за кого себя выдает. Все шрамы, что отмечены в его медицинской карте, находятся на своих местах и соответствуют своим описаниям. Группа крови также совпадает с указанной в личном деле. Так что это точно не двойник. Да и опознали его все, кто прежде был знаком с заместителем начальника АБТУ и находятся сейчас в Ленинграде. Только вот он со своей стороны узнал далеко не всех. Лишь тех, с кем был знаком до 1 августа 1929 года.

— Откуда такая точная дата? Он, что, с кем-то познакомился именно в этот день? — поинтересовался Сталин, не желающий упускать в этом деле ни одной мелочи.

— Эту дату назвал нам комбриг Киселев Михаил Сергеевич, исполняющий обязанности командира 2-ой тяжелой танковой дивизии Ленинградского ВО[1], — тяжелых танков в ней, конечно, уже не было, но прежнее название сохранилось, — который знал Геркана еще с 1926 года, и вместе с которым служил в 3-ем отдельном танковом полку, здесь, в Москве. Дело в том, что последнее, о чём помнит гражданин Геркан, — это как он забирается на корпус старого английского танка, чтобы провести его технический смотр и при этом поскальзывается. Такой случай в его прошлом действительно имел место быть именно 1 августа 1929 года. Он тогда получил закрытую черепно-мозговую травму и две недели провел в госпитале.

— Да, не везет Геркану с головой. Вечно она у него страдает. То пуля, то с танка