Рейтинговые книги
Читем онлайн Вот я - Джонатан Фоер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 28

– Мне остается только поверить вам на слово.

– Я к тому, что, может, мы вообще не так поняли этот список.

Вновь не слушая мужа, Джулия спросила:

– А что об этом говорит Сэм?

Рав запустил пальцы в бороду, выискивая слова, будто макака, выискивающая блох.

– Он не признается. Категорически. Но до урока этих слов там не было, а за этим столом сидит только он.

– Это не Сэм, – сказал Джейкоб.

– Его почерк, – заметила Джулия.

– В тринадцать у всех мальчишек почерк одинаковый.

– Он не смог объяснить, как там оказался листок, – сказал рав.

– Он и не обязан, – заметил Джейкоб. – И кстати, если Сэм написал эти слова, то чего ради он оставил листок на столе? Дерзость доказывает его невиновность. Как в «Основном инстинкте».

– Но в «Основном инстинкте» она же и убила, – вступила Джулия.

– Она?

– Ножом для колки льда.

– Наверное, так. Но это кино. Ясно, все подстроил какой-то ученик, настоящий расист, затаивший злобу на Сэма.

Джулия обратилась к раву:

– Мы все сделаем, чтобы Сэм понял, почему его записка так оскорбительна.

– Джулия, – вступил Джейкоб.

– Достаточно ли будет извиниться перед учителем, чтобы не отменять бар-мицву?

– Именно это я собирался предложить. Только, боюсь, слухи об этой записке уже прошли в нашей общине. Так что…

Джейкоб громко и с огорчением выдохнул – привычка, которую либо он передал Сэму, либо сам перенял у него.

– И кстати, оскорбительна для кого? Огромная разница – разбить кому-то нос или боксировать с тенью.

Рав посмотрел на Джейкоба.

– У Сэма были какие-нибудь проблемы дома? – спросил он.

– Его перегружают домашними заданиями, – начала Джулия.

– Он этого не делал.

– И он стал готовиться к бар-мицве, а это, по крайней мере в теории, еще час каждый вечер. И виолончель, и футбол. А у его младшего брата Макса сейчас возрастной кризис, и это для всех испытание. А самый младший, Бенджи…

– Похоже, у него куча забот, – подытожил рав. – Тут я ему безусловно сочувствую. Мы много требуем от детей. Столько никогда не требовали от нас. Но боюсь, расизму у нас места нет.

– Конечно, – согласилась Джулия.

– Секунду. Теперь вы называете Сэма расистом?

– Я этого не сказал, мистер Блох.

– Сказали. Только что. Джулия…

– Я не помню точных слов.

– Я сказал: «Расизму нет места».

– Расизм – это то, что исповедуют расисты.

– Вы когда-нибудь лгали, мистер Блох?

Джейкоб инстинктивно еще раз пошарил в кармане пиджака в поисках пропавшего телефона.

– Полагаю, что, как любому живому человеку, вам приходилось говорить неправду. Но это не делает вас лжецом.

– Вы меня называете лжецом? – Джейкоб оплел пальцами пустоту.

– Вы боксируете с тенью, мистер Блох.

Джейкоб посмотрел на Джулию.

– Да, слово на «н», конечно, гадкое. Скверное, ужасное. Но оно ведь там одно из многих.

– По-вашему, в общем контексте мизогинии, гомофобии и извращений оно выглядит лучше?

– Только он этого не писал.

Рав поерзал на стуле.

– Если позволите, я скажу начистоту. – Он помолчал, помял большим пальцем ноздрю, как бы тут же отступаясь. – Сэму явно нелегко – быть внуком Ирвина Блоха.

Джулия откинулась на спинку стула, думая о песочных замках и синтоистских воротах, которые вынесло на берег в Орегоне через два года после цунами.

Джейкоб обернулся к раву:

– Простите?

– Как ролевая модель для ребенка…

– Это отличная модель.

Рав продолжил, обращаясь к Джулии:

– Вы, должно быть, понимаете, о чем я.

– Я понимаю.

– Мы не понимаем, о чем вы.

– Пожалуй, если Сэму не кажется, что любые слова, как их ни…

– Вы читали Роберта Каро – второй том биографии Линдона Джонсона?

– Не читал.

– Что ж, если бы вы были равом светского толка и читали эту классику жанра, вы бы знали, что страницы с 432 по 435 посвящены тому, что Ирвин Блох больше, чем кто-либо в Вашингтоне, да и вообще где бы то ни было, сделал для того, чтобы Закон об избирательных правах прошел в конгрессе. Мальчику не найти лучшей ролевой модели.

– Мальчику и не надо искать, – сказала Джулия, глядя прямо на рава.

– Что ж… мой отец писал в блоге такое, за что его можно упрекнуть? Да. Писал. Досадное. И жалел потом. Представьте себе огромный шведский стол сожалений. Но чтобы вам заявлять, будто его добродетельность никак не может быть примером для его внуков…

– Со всем уважением, мистер Блох…

Джейкоб обернулся к Джулии:

– Пойдем отсюда.

– Давай лучше сделаем то, что нужно Сэму.

– Сэму здесь ничего не нужно. Напрасно мы заставили его праздновать бар-мицву.

– Что? Джейкоб, мы его не заставляли. Может, слегка подтолкнули, но.

– Подтолкнули, когда обрезали. С бар-мицвой просто заставили.

– Последние два года твой дед только и говорит, что единственное, ради чего он еще живет, – увидеть бар-мицву Сэма.

– Значит, она тем более не нужна.

– И мы же хотим, чтобы Сэм знал, что он еврей.

– А у него был какой-то шанс этого не знать?

– Чтобы он был евреем.

– Евреем, да. Но религиозным?

Джейкоб никогда не понимал, как ответить на вопрос, религиозен ли ты. Он никогда не жил вне синагоги, никогда не обходился без попыток соблюдения кашрута, никогда не допускал – даже в моменты величайшей досады на Израиль, отца, американское еврейство или отсутствие Бога, – что будет воспитывать детей без какого-то знакомства с еврейскими традициями и обрядами. Но двойное отрицание не религия. Или, как скажет брат Сэма Макс на своей бар-мицве тремя годами позже, «Сбережешь только то, что отказываешься отпустить». И как бы Джейкоб ни ценил преемственность (истории, культуры, мыслей и ценностей), как бы ни хотел верить, что есть какой-то глубокий смысл, доступный не только ему, но и его детям, и их детям тоже, – свет пробивался у него между пальцами.

Когда Джейкоб и Джулия только начали встречаться, они часто говорили о «религии двоих». Если бы она не облагораживала, то ее следовало бы стыдиться. Их Шаббат: каждую пятницу вечером Джейкоб читал вслух письмо, которое всю неделю писал Джулии, а она наизусть декламировала стихи; затем, убрав верхний свет, отключив телефон, сунув наручные часы под подушку красного вельветового кресла, они не спеша съедали ужин, который приготовили вместе, наполняли ванну и любили друг друга, пока поднималась вода. Рассветные прогулки по средам, невзначай превращенный в ритуал, маршрут, прокладываемый раз за разом из недели в неделю, пока на тротуаре не протаптывалась дорожка, – неощутимая, но явная. Празднуя Новый год – Рош-Ашан, – вместо похода в синагогу они всегда проводили обряд ташлих: бросали хлебные крошки – символ сожалений уходящего года – в Потомак. Иные тонули, иные течение уносило к другим берегам, а часть сожалений подхватывали чайки, чтобы накормить ими своих еще слепых птенцов. Каждое утро, прежде чем встать с кровати, Джейкоб целовал Джулию между ног – без вожделения (обычай требовал, чтобы этот поцелуй ничего за собой не влек), но с благоговением. Они начали собирать в поездках предметы, которые, как кажется, внутри больше, чем снаружи: океан, заключенный в раковине, испечатанная лента пишущей машинки, мир в зеркале из посеребренного стекла. Все как будто превращалось в ритуал – появление Джейкоба, каждый четверг забиравшего Джулию с работы, утренний кофе в обоюдном молчании, сюрпризы Джулии, заменявшей закладки Джейкоба в книгах записочками, – пока, словно Вселенная, расширившаяся до последних пределов и схлопнувшаяся в исходное состояние, все не рассыпалось.

Иные пятничные вечера выходили слишком поздними, а утренние часы сред слишком ранними. После трудных разговоров не бывало поцелуев между ног, а когда в тебе нет великодушия, многое ли покажется больше, чем на первый взгляд? (А обиду на полку не положишь.) Они держались за то, что могли удержать, и старались не признавать, какими приземленными стали. Но то и дело, обычно в моменты самозащиты, которая, несмотря на все мольбы всех лучших ангелов, просто не могла не принять форму обвинения, кто-нибудь из них говорил: «Мне не хватает наших Шаббатов».

Рождение Сэма как будто давало новый шанс, как и появление на свет Макса и Бенджи. Религия троих, четверых, пятерых. Они церемониально отмечали рост детей на дверном косяке в первый день нового года – иудейского и светского – неизменно с самого утра, пока сила земного тяготения не внесла свои коррективы. Каждое 31 декабря бросали в огонь бумажки с обещаниями, по вторникам после обеда всей семьей выгуливали Аргуса и читали школьные табели по дороге в «Ваче» на запрещенные во всех иных случаях аранчиатас и лимонатас. В строгом порядке происходило укладывание в постель, по сложному протоколу, а на дни рождения все спали в одной кровати. Они, бывало, блюли Шаббат – равно и в смысле его соблюдения, и в смысле свидетельства собственной религиозности – с халой из «Здоровой пищи», кедемовским виноградным соком и конусами из воска оказавшихся на грани исчезновения видов пчел в серебряных подсвечниках исчезнувших предков. Между благословением и едой Джейкоб и Джулия подходили к каждому сыну и, охватив его голову ладонями, шептали на ухо, за что они им гордились на этой неделе. От такой полной интимности – запускать пальцы в волосы, от любви, что не была тайной, но говорить о которой полагалось лишь шепотом, дрожали нити накаливания в померкших лампах.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 28
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Вот я - Джонатан Фоер бесплатно.
Похожие на Вот я - Джонатан Фоер книги

Оставить комментарий