На берегах Горыни и Случи - Николай Струтинский

Николай ГНИДЮК.

Памяти незабвенной,

любимой матери Марфы Ильиничны

и моей боевой подруги

в годы военного лихолетья

Тамары Янчук.

Автор

ОРУЖИЕ И ЕЩЁ РАЗ ОРУЖИЕ

Несколько дней подряд бушевала метель. Большие сугробы снега, как сопки, возвышались на полях и дорогах. И так же неожиданно, как началась, метель прекратилась. В Межиричах давно утихла пулемётная стрельба, не слышно было артиллерийской канонады и лязга танковых гусениц.

Фронт продвинулся далеко на восток, за седой Днепр… Лишь по железнодорожным и шоссейным магистралям днём и ночью беспрерывным потоком двигались вражеские транспорты. Фашисты гнали на восток эшелоны с людскими резервами, техникой, вооружением, боеприпасами, продовольствием.

А здесь, в глухом селе Буда-Грушевская, появление фашистов с эмблемой на высокой тулье вызывало у местных жителей страх. Гитлеровские оккупанты грабили крестьян, отбирали у них скот, сельскохозяйственные продукты.

Однако не все примирились с постигшим их несчастьем. В доме Янчука, стоявшем у самого Липенского леса, вечерами собирались односельчане с непокорными сердцами. Они с волнением обсуждали фронтовые вести, задумывались над судьбой Красной Армии. Возвратится ли она в эти, не так давно освобождённые ею, края? Чаще других задавал этот вопрос хозяин дома — Никифор Яковлевич, высокий, пятидесятилетний мужчина, с продолговатым лицом и заметной лысиной. Говорил он медленно, с расстановкой. Казалось, взвешивает каждое слово перед тем, как его произнести.

Янчук вынул из кармана пиджака аккуратно сложенную газету, развернул её и присел на табурет у стола.

— Давайте почитаем, о чём пишут фашистские подпевалы.

Газета «Волынь» — орган украинских фашистов, издававшаяся в Ровно, пестрела крупными хвастливыми заголовками. На первой странице воскресного номера за 22 февраля 1942 года жирным шрифтом сообщалось об успехах гитлеровской грмии.

Янчук достал вторую газету — за 1 марта — и прочитал вслух: «Берлин. 24 февраля в полдень на посла фон Папена и его супругу, во время их следования к зданию посольства, совершено покушение…»

— Это хорошо! — восторженно прокомментировал сообщение Янчук. — Варваров нужно бить! Без промаха! Наверняка! Да так, чтобы никогда больше не помышляли о чужих землях.

На суровом лице Янчука играли желваки. Весь он был во власти гнева. В глубокой тишине ещё раз призвал:

— Этих рогатых надо бить! Только силой мы вышвырнем их из нашего дома!

— Бороться?… — робко спросила его дочь Тамара. — А если не победим? Погибнем! Враг жестокий и сильный!…

Никифор Янчук ласково посмотрел на свою единственную и любимую дочь. И сегодня, вот сейчас, он увидел её другой. Тамара повзрослела, возмужала и стала ещё более очаровательной. Светлый волос, иссиня-голубые глаза, мраморный цвет лица. Подумал: боже, как пролетели годы!… Не спеша ответил дочери:

— Это ясно, что жизнь человеку даётся один раз. Но прожить её надо достойно! Если потребуется, мы достойно и умрём. Ведь за что жизнь отдадим? За тебя, Тамара, за миллионы таких как ты, чтобы горя не знали. Поэтому и будем бороться с фашистами, они горе и смерть сеют на нашей земле.

С того вечера клич, брошенный Янчуком, звенел в моих ушах: «…И нам их нужно бить! Без промаха! Наверняка!…»

Но для борьбы с коварным врагом необходимо оружие. А где его взять? У кого?

Братья — Ростислав, Жорж и я, а также наши верные друзья — Казимир Янковский, Зигмунд Гальчук и Тамара Янчук собрались на совет. Эта встреча, по сути, положила начало подпольной группе. Мы сознавали, что никто не даст нам инструкции, как начинать борьбу, но прекрасно понимали: в первую очередь надо раздобыть оружие. Оружие и ещё раз оружие! Каждый из нас предлагал планы один фантастичнее другого. Но все сошлись на том, что винтовки лучше всего изъять у лесников.

— У меня есть предложение, — сказал Янковский. — Возле Кудрянских хуторов, в лесу, находится поместье Кашенцева. На прошлой неделе я был там и от людей узнал, что фашисты выдали Кашенцеву винтовку. Вот с него и начнём…

Предложение показалось реальным. Но как его осуществить? Мы знали, что у Кашенцева был слуга, и при нашем появлении в поместье он мог открыть стрельбу.

Была высказана мысль — найти человека, приближённого к помещику, и через него все разведать. Такой человек нашёлся — мой дружок Ян Жигадло.

— Если Жигадло вхож в дом помещика, то считайте — разведка обеспечена, — заверил я друзей.

В этот момент открылась дверь и на пороге появился мой отец. Мы посвятили его в свои планы. Отец одобрил их.

В полночь шестёрка друзей сошлась в лесу неподалёку от дома Яна Жигадло. Все были вооружены… палками, лишь двое имели самодельные кинжалы. Ян Жигадло повёл нас болотистой тропинкой, и вскоре мы очутились в помещичьей усадьбе. Цепные собаки сердито лаяли. Но мы не обращали на это внимания. Каждая секунда была на учёте. Ростислав и Янковский подошли к дому с северной стороны, они тяжело топали ногами, чтобы создать впечатление, будто дом окружают. Жорж и Гальчук приблизились с южной стороны. А я вместе с Яном Жигадло подкрался к домику слуги Кашенцева. Постучали в дверь. Отозвался грубый мужской голос:

— Кто?

— Свои!

Жигадло отошёл в сторону.

Дверь открылась, на порог вышел человек в нательном белье и наброшенном на плечи полушубке. Протирая глаза, он хотел о чём-то спросить, но я моментально схватил его за руку и вытащил во двор. Слуга хотел закричать, но так перепугался, что онемел. Я предложил ему пойти к Кашенцеву и сказать, что дом окружили вооружённые люди и требуют сдать оружие и боеприпасы. Срок для ответа — десять минут.

Слуга постучал к хозяину, тот сразу впустил его. Не прошло и пяти минут, как слуга передал мне винтовку и патроны к ней.

Это была наша первая удача.

Ободрённые успехом, мы возвращались домой Липенским лесом. В километре от нашего дома разрыли муравейник и запрятали в нём добытую винтовку.

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Выглянув в окно, Ростислав крикнул:

— Немцы!

В комнату вошли два офицера.

— Кто есть шофёр? — гаркнул один из них. Мы переглянулись.

— Кто есть шофёр? — повторил немец. Я выступил вперёд.

Офицер приказал мне и Ростиславу следовать за ним. На дороге стоял большой грузовик.

— Ремонтир, хльопцы, машина, — потребовали гитлеровцы и, забрав из кузова свои вещи, вернулись в дом.

Когда совсем стемнело, мы, наконец, устранили неисправность и завели мотор. Перед отъездом офицер потребовал водки.

— У нас нет! — развёл руками Ростислав.

— Кто же имеет шнапс? — побагровел гитлеровец.

— Отсюда два километра! — показал я на пальцах.

— Карашо! — воскликнули фашисты. — Поедешь с нами!

— Пришлось сопровождать офицеров в Гуту-Грушевскую.

Въехали в село. По обеим сторонам дороги белели хаты. Посередине села выделялась усадьба, обнесённая плотным дощатым забором. Калитка оказалась запертой. Немец постучал сапогом. Залаял пёс. Потом раздался мужской бас:

— Кто там?

— Бауэр, ком шнель! — позвал фашист.

— А! Господа офицеры, милости прошу! — раскланялся мужчина с длинными казацкими усами. Это был зажиточный крестьянин по прозвищу Чикотун, известный своей жадностью.

В большой комнате тускло мерцала керосиновая лампа. Хозяин усадил гостей у стола, под иконами. Он подозрительно поглядывал на нас. А когда мы сказали ему, зачем пришли, кулак подобрел, зажёг ещё одну керосиновую лампу, что делал только в большие праздники. Затем накрыл стол.

Своеобразный банкет в честь «освободителей» длился далеко за полночь. Кулак и фашисты объяснялись на украинском и немецком языках, при этом энергично жестикулировали.

Охмелевших офицеров Чикотун уложил в белоснежную постель. Они отоспались и в полдень отправились своей дорогой.

— Рановато подвернулся такой случай, — сокрушался Жорж, когда мы вернулись домой. — Появились бы немного позднее, когда листва зазеленеет…

— Да-а! — сочувственно протянул отец.

— А возможно, мы ещё пожалеем? — вставил я. — Сразу бы два автомата, пистолеты, документы и гестаповскую форму. А?

На следующий день, ранним утром, мы поодиночке отправились в Пустомытовское лесничество, находившееся в двух километрах от поместья Кашенцева. Встретились в условленном пункте. На сей раз нам не повезло. Лесника на месте не было, он обходил участок.

С пустыми руками возвращаться не хотелось, и мы замаскировались в кустарнике. Долго ожидать лесника не пришлось. Он был в полувоенной одежде, с винтовкой, на рукаве белела повязка с надписью: Лесник.

Ростислав шепнул мне:

— Разреши, я его разоружу.

— Не спеши, — удержал я брата.

Лесник осмотрелся и вошёл в дом. Вот тогда я приказал:

— Всем оставаться на местах, в случае необходимости прикрывать меня!