Ширдак весёлый человек - Каюм Тангрикулиев

class="p1">Майса стала думать, чем ее порадует тетушка. Она все глаза проглядела, выискивая припрятанный подарок.

— Тетя, — наконец не выдержала Майса. — Мы уже целый час в твоем доме, а я все не радуюсь.

Тетя улыбнулась и посмотрела на солнце.

— Надо подождать, пока наступит полдень.

Полдень все никак не наступал. Майса заскучала, зазевала и, свернувшись калачиком, легла на ковре.

И тут во двор пришла верблюдица, а за нею прибежал верблюжонок. Ах, какой это был верблюжонок! И смешной, и нежный!

У Майсы весь сон слетел.

— Вот она, моя радость!

Девочка выплела из косичек красную ленту и повязала верблюжонку на шею.

— Хороший, мой, хороший! — говорила она, поглаживая верблюжонка.

Из дома вышла тетя с большим ведром на груди.

— Идем верблюдицу доить! — сказала она и Майса догадалась, что доить верблюдицу сидя, как корову, невозможно. Верблюдица высокая.

После обеда Майса принесла верблюдице кусочек лепешки. Она кормила ее, приговаривая:

— Ешь, ешь! Спасибо тебе за верблюжонка!

— Эй! — позвал кто-то девочку.

Майса посмотрела по сторонам — никого.

— Я — здесь!

На горбе верблюдицы сидел Шырдак.

— Майса, я сегодня целое утро пас верблюдицу. Весь изжарился на солнце. Угости меня, пожалуйста, чалом.

Майса, конечно, удивилась, но она была вежливая девочка и не стала задавать лишних вопросов. Пришла к тетушке и попросила:

— Налейте мне чалу, пожалуйста.

Тетушка налила ей в пиалу чал и сказала:

— Смотри, как его приготовляют, учись.

Шырдак ждал, его мучила жажда, но уйти, не дослушав старших, Майса не могла.

— Вот видишь, — показывала тетушка, — на дне кувшина закваска. Теперь мы наливаем сюда верблюжье молоко, укрываем и — вся премудрость. Часа через три чал готов.

Тетушка посмотрела на Майсу и засмеялась:

— Беги, беги к своему верблюжонку. Вижу — не терпится.

Майса тотчас выскочила на улицу и — в загон.

Шырдак спрыгнул на землю, напился чала и перевел дух.

— Теперь силы ко мне вернулись. Чал — напиток пальванов. Спасибо, Майса. Мне пора в путь.

И закричал по-голубиному:

— Кук-кук! Кокур!

Тотчас прилетел сизый голубь, Шырдак сел на него и улетел, помахав Майсе рукой на прощанье. Верблюжонок, вытянув шею, смотрел на улетающую птицу. Майса шепнула ему:

— Мы с тобой счастливые! Нас в сказку взяли!

И закружилась, и закружилась, и стала похожа на алый цветок!

О ХЛЕБЕ

Лепешка испеклась, мама позвала Майсу и отломила ей кусочек.

— Мама! Какой вкусный запах! — Майса побежала на улицу и первым, кого она увидала, был сосед Байрам. Она отломила половину и угостила мальчика, а тот уронил хлеб на землю.

— Подними! — сказала Майса.

Байрам упрямо замотал головой:

— Он грязный!

— Подними! — крикнула Майса и схватила Байрама за руку;

Мальчик заревел на всю улицу, а тут к дому подъехал его отец шофер Ата. Он спросил, что произошло, поднял с земли хлеб, подумал и сказал:

— А ну-ка, садитесь в машину! — И повез детей сначала в поле, где растили хлеб, с поля — на элеватор, где хранили. С элеватора — в колхоз, где после уборки механизаторы ремонтировали комбайны и трактора. А оттуда поехали на хлебозавод, где хлеб пекли. И только потом шофер Ата привез детей домой.

— Ты видел, сколько народу работает, чтоб на нашем столе был хлеб? — спросил отец у Байрама. — Ты понял, почему Майса рассердилась на тебя?

— Я понял, — виновато вздохнул Байрам. — Прости меня, Майса.

— Спасибо, дядя Ата, — сказала девочка. — Я знала, что хлеб надо беречь, а теперь я знаю, почему его надо уважать.

Она быстро побежала домой и принесла половину лепешки.

— Угощайтесь, дядя Ата. Угощайся, Байрам! Это мы с мамой пекли!

БЕЛАЯ ГОРА

Шырдак, свесив ноги, сидел на дувале.

— Здравствуй, Майса!

— Ой, Шырдак! — обрадовалась девочка.

— Отгадай загадку, сам сочинил! Уродился в поле снег — он людей оденет всех? Что это?

— Ну, конечно, хлопок!

— Что же ты дома сидишь? Пойдем на уборку!

— Все старшие в поле, а от нас с тобой много ли проку?

— А сколько будет! Давай для начала — ты со ста коробочек хлопок соберешь, и я — со ста. Своими руками тебе на платье наберем.

А ведь правда!

Майсе очень понравилось, что она своими руками может собрать столько хлопка, что его хватит на платье.

Они пошли в поле и начали работать. Шырдак собирал хлопок с нижней части кустов, а Майса — верхней.

Высохшие коробочки были жесткие, они царапали руки, стояла жара, и Майса, не собрав и двадцати коробочек, сказала:

— Шырдак! Пошли арбуз съедим! Пить хочется!

— Хорошо, согласился Шырдак. — Мы так и сделаем, но сначала выполним задание, какое себе назначили. А чтоб тебе, Майса, меньше думать о жаре, жажде, давай песенку споем.

И запел:

Белым-бело!

Белы поля,

Дороги, горы, тополя.

Не хлопок это.

Это — снег.

На улице — снежки и смех!

Майса знала эту песенку. Она стала подпевать, работа у нее пошла скорее.

Но тает снег!

Земля в цвету! —

распевали они вдвоем —

Лицо колхозника в поту.

Растит он свой

Чудесный снег.

И в этот снег

Оденет всех!

— И уже вырастил, вырастил! — кричал Шырдак. — Посмотри, какая белая гора на колхозном хармане!

— А у нас — горка! — сказала Майса, высыпая землю собранный хлопок.

ОТЛИЧНИЦЫ

Майса раскатала тесто тонко-тонко, на просвет. Помазала сверху маслом и еще раз сложила. Потом еще раз сложила и еще, а после чуть-чуть раскатала. Получилась круглая слоеная лепешка — «гатлаклынан» называется. Мама рядом делала такие же, только быстрее, чем Майса.

Майса все время крутилась возле тамдыра: скоро ли испечется? Ей очень хотелось отведать хлеба, приготовленного своими руками.

— Пойди поиграй! — сказала мама. — Когда будет готово, я тебя позову.

Майса вошла в комнату и увидела на ковре свою куклу Айджерен.

— Что ты здесь разлеглась? — рассердилась Майса, но тотчас и пожалела, нарядила в самое лучшее платье, посадила на подушку.

Айджерен была красивая, но печальная.

— Скоро мы с тобой будем видеться совсем редко, — сказала Майса. — Я буду ходить в школу, потом заниматься спортом. А ты будешь одна.

Майса прижала куклу к груди.

— Что делать, Айджерен?! Я стала большая! Что делать? — и придумала: — Айджерен, но ведь и ты можешь учиться!

Майса принесла букварь, раскрыла на первой букве и положила перед куклой.

— Это — а! Тяни — а-а-а!

Айджерен хоть и помалкивала,