Ночью - Варвара Федоровна Окольникова

Антон хотел было выйти на балкон посмотреть, что происходит, но едва он открыл балконную дверь, и собрался сделать шаг, увидел, что балкона-то больше и нет. Всё, что от него осталось — это опалённый узкий обрубок бетонной плиты, вросший в стену дома, и тот устремился куда-то вниз прямо на глазах. Антон отшатнулся. Это окончательно его разбудило.

— Антон! Антоша! — в комнату вбежала мама. — Антон ты цел? Тебя не задело?

— Что происходит?

— Потом, потом, скорее!

Антон в недоумении выбежал за ней в коридор. На его плечи тут же была наброшена лёгкая куртка, а в руки вручена испуганная пронзительно мяукающая Муська. Мама выудила из ящичка в коридоре папку с какими-то документами и вытолкала сына с кошкой на лестницу. Руки и ноги сделались ватными, голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота, а всё тело пробирал озноб — Антон ощущал на себе все последствие свих ночных бодрствований.

Они вышли на улицу, где уже собрались люди. Все они были точно такие же, как Антон с матерью — в ночных рубашках, сонные, обескураженные ранним подъемом. И все они неотрывно смотрели в какую-то определённую точку. Антон насторожился. Он искал предмет, притянувший к себе все эти беспокойные взгляды. Вспомнил свою ночную вылазку. Настежь распахнутое окно, веточку березы, полупрозрачные зеленые занавески, подергиваемые рябью… Сейчас на этом месте разверзлась бездна, черная дыра, расползающаяся по панельной стене дома, из которой клубами валил густой темный дым, поднимаясь столбом в розовое майское небо.

Открылась дверь подъезда, и оттуда выплыли носилки. Настолько легко они двигались, направляемые двумя фельдшерами, что на первый взгляд можно было подумать, что они пустые, однако вглядевшись, Антон сумел рассмотреть невнятные очертания — единственное, что оставалось любопытствующим глазам, а все остальное было надежно прикрыто какой-то материей. Наверное, в половину его роста, вон там спереди Антон разглядел две тонкие, как ветки, ножки, с другой стороны — голова, на вид не больше увесистого грейпфрута…

Какая-то мысль стрелой пронеслась через туман, окутавший разум и вонзилась куда-то очень глубоко в мозг. Мама выхватила из рук Антона кошку, прижала к себе одной рукой, а другой принялась беспокойно зарываться в ее мягкую рыжую шерсть, не отрывая взглядов от машины скорой помощи, которая, вскоре после того, как сумела разъехаться с пожарными, скрылась где-то за поворотом. Вой её сирены всё ещё был слышен очень отчетливо.

Голова закружилась, ноги дрожали, но несли Антона куда-то вперёд, подальше от места трагедии. Он отошел от толпы зевак. Антон побежал. Он чувствовал, что должен. Еще немного, и оно наступит ему на пятки, задавит и втопчет в землю. Он уже чувствовал прямо за своей спиной тяжелое дыхание, гулкие шаги в увесистых ботинках, оставляющие после себя глубокие следы на мягкой почве. Росистая, давненько не кошенная трава, росшая позади дома, била по щиколоткам. Обыкновенные травинки, мокрые от росы, неожиданно будто превратились в сотни маленьких ножичков — Антон умудрялся порезаться почти об каждую из них. Он бежал вперёд, позволяя веткам берёз хлестать себя по лицу и шее, пока деревья не закончились. Он оказался на пустыре. Вокруг него была лишь глинистая земля. Он остановился и упал на колени, не в силах продолжать этот бессмысленный побег. Слёзы понемногу высохли, а дыхание выровнялось. Антон себя пересилил. Долго не решаясь поднят глаза от месева из крови и воды, в которое превратились его ноги ниже колена, он всё же оглянулся назад. Перед ним стоял невероятно крупный человек. Это был пожарный, если судить по его тяжелому доспеху, защищающему если не от удара меча, то от языка пламени. Он стоял неподвижно, смотрел на Антона и в то же время куда-то поверх него. Словно статуя, которая внезапно ожила, тот зашевелил рукой. Его тяжёлая перчатка медленно поднялась, демонстрируя Антону крошечный мятый окурок. неуклюже, но крепко зажатый между пальцев.

— Газовый баллон на кухне, — пояснил он. — взорвался.

Антон ощутил, как что-то в животе завязалось в узел, а в горле встал ком. Он лишь открывал рот, не издавая ни звука, как рыба, выброшенная на берег.

— Нет, — сопел он, — чепуха, вы врете! Врете!

— Ты всё видел сам.

И он замер.

— Все знают? — судорожно сыпал вопросами Антон

Он действительно будто бы превратился в статую пожарного, смотрящего куда-то вперёд, сжимающего в пальцах окурок.

— Меня накажут?

Ни единого звука больше.

— Не молчи! Что меня ждёт?

Антон поднялся. На трясущихся от страха и гнева ногах он разбежался и врезался в пожарного на полном ходу. Кулаки Антона почувствовали под спецодеждой лишь пустоту. Иначе каким образом ему удалось сбить с ног такого великана? Всё обмундирование полетело кубарем вместе с Антоном. Удар. На удивление мягкий. Антон почувствовал около своей щеки что-то шершавое и металлическое. Вокруг него жужжали голоса людей, а тот лежал, скрючившись и не решаясь раскрыть глаза. А когда Антон поднял голову, разлепил глаза, то оказался снова у себя на балконе. Он уснул прямо на холодном бетонном полу, прислонившись к стене. Все лицо и волосы у лба были влажными, пальцы рук дрожали, а тело ломило от непродолжительного сна, к тому же в неудобной позе. Он подумал, что мать, наверняка, уже встала, и нужно спешить: спрятать улики, тщательно обнюхать свою одежду, кажется, он до нитки пропах, срочно необходимо положить всё, что на нём, в стиральную машину и тут же запустить стирку, и самому было бы неплохо принять душ, как же хочется ещё одну… не было сил даже подняться на ноги. Небо над головой было пурпурно-розовым, в то время как где-то на горизонте уже притаились первые алые пятнышки. Еще немного, и сразу несколько солнечных лучиков выскочили из засады. Весело подбежав к Антону, они принялись обнимать его со всех сторон, целовать в щеки и макушку… Антон же лишь отворачивал голову в сторону, жмурясь, в ответ на их ласку.

«ЭМФИЗЕМА». Антон решил обязательно поискать, что это за слово, и как оно связано с той картинкой… Кажется, это беспощадный дневной свет лишил её фантастического сюжета. Песчаные барханы, некогда представлявшиеся Антону, превратились вдруг в желтые человеческие ребра, обтянутые кожей. Сказочная река, тянущаяся по пустыне, стала пластмассовой трубкой, тянущейся куда-то вверх, вероятно ко рту с редкими и желтыми зубами, которые тоже теперь видел Антон достаточно чётко вместо верблюжьего каравана. Когда мираж рассеялся окончательно, Антон вдруг резко вскочил, припал к краю балкона и принялся всматриваться в окно снизу и по горизонтали. Настежь открыто, полупрозрачная зеленая занавеска под порывами теплого ветра метается из стороны в сторону, будто бьётся