Песни и сказания о Разине и Пугачеве - Автор Неизвестен

Лишь после севастопольских событий, накануне «реформ», радикальная разночинная интеллигенция, стремящаяся найти опору своим тенденциям в крестьянстве, обращается к разинщине и пугачевщине, стараясь осмыслить и объяснить их. Затем в ближайшие десятилетия этот интерес находит отклик и в художественной литературе. Впоследствии революционное народничество изучает разинщину и пугачевщину, находя здесь аргументы для обоснования своих программ и деятельности.2

Однако необходимо отметить, что этот интерес охватывает сравнительно очень узкие круги; к тому же до начала 900-х годов он приглушен опасениями полицейского сыска и дореволюционной цензуры.

В основном главная масса русского дворянства и городской интеллигенции относится к разинщине и пугачевщине или индиферентно, или ориентируясь на мце-ния официальных дворянско-буржуазных историков.

Но в сознании крестьянства, а также сельского и городского в особенности приволжского пролетариата, а также бедняцкого казачества, образ Разина и образ Пугачева преломляются совершенно иначе, чем в оценке большинства так называемого «высшего» общества дореволюционной эпохи. Все, кто только писал об этих движениях, не скрывают того отношения, которое вызывают они «в народе».

В «Известии о бунте и злодействиях донского казака Стеньки Разина», взятом из хронографа «того же время», автор с сожалением отмечает, что массы были на стороне Разина и «везде ворам угождали, и лжи их люди были ради, где скажут великого государя войско, солгав, побили, и люди тому радовались; а как скажут, что воров великого государя ратные люди побили, и люди станут унылы лицом и печальны о воровской погибели… и людем воры говорили: мы де идем, чтоб бояр побить, и вам дадим жить многие льготные годы».1

Иностранец Койэт, посетивший Московию в самый разгар разинщины, в своих записках указывает на эту разницу в оценке движения массами и знатью. «Злобный против вельмож, с которыми он обращался жестоко, он очень любовно относился к простым солдатам: он называл их братьями и детьми, и это доставляло ему такую любовь с их стороны, что, будь ему удача, он, без сомнения, сделался бы и остался бы замечательным государем». 3 4

Сразу же отмечает противоречивость оценок пугачев-щиныС Пушкин в «Истории пугачевского бунта»: «. .Весь черный народ был за Пугачева; духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, не и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства».5

«Грех сказать, говорила мне восьмидесятилетняя казачка, — пишет Пушкин в примечаниях к «Истории пугачевского бунта», — на него мы не жалуемся, он нам зла не сделал». 6

На вопрос следственной комиссии, почему сами казаки не убили Пугачева, — один из ближайших помощников Пугачева, Зарубин, отвечал: «А если б его убили, так узнавши б многие бы и против нас восстали… и редкий невольник был в его толпу взят, по большей части сами прихаживали всякий день толпами». 7

II

Во имя чего шли массы? К чему они стремились? Почему не останавливались ни перед какими жертвами? На эти вопросы отвечают не только официальные донесения, отчеты и протоколы допросов, но и еще важнейший источник, выразитель общественного сознания — устно-поэтическое творчество.

Крепостное крестьянство, широкие массы казачества, батраки и холопы — участники и сочувствующие движениям — отозвались на них множеством рассказов, песен и преданий.

Содержание и эмоциональная окраска этих песен и преданий, их разнообразие, пестрота и иногда противоречивость, а также вариации и изменения одного и того же сюжета (рассказа или песни) — являются живыми следами оценки, надежд, стремлений, борьбы втянутых в движения социальных слоев. Особенно богат и разнообразен фольклор о Степане Разине; пожалуй, это один из наиболее богатых циклов об историческом герое, начиная с XVI века. Фольклор о разинщине известен гораздо дальше границ самого движения. Песни о Разине раздаются и у Белого моря, в Восточной и Западной Сибири, на Каспии и по всей Волге, в Смоленщине и. на Украине. Предания о Разине в одном Нижневолжском крае могли бы составить целую книгу. Множество холмов, оврагов, курганов связано с именем Разина или его приближенных. Многие клады, по преданию, оставил Разин в пещерах по Волге. Чуть ни под каждым холмом население предполагает лодку с золотом, но получить ее дано не всякому.

Фольклор о пугачевщине более скуден.

Песни о пугачевщине, дошедшие до нас, могут быть сосчитаны по пальцам. Но это далеко не означает, что их было мало или что они не пелись. Наоборот, и предание, и даже «дела» и «расспросные речи» неоднократно подтверждают бытование песен о пугачевщине и большую любовь самого вождя к пению. Не отступает от действительности и Пушкин, когда изображает Пугачева и пугачевцев поющими на пиру.

Высокохудожественная сцена из «Капитанской дочки», где рисуются взаимоотношения Пугачева с его соратниками — дана Пушкиным в полном соответствии с преданиями и документами эпохи.

Вечером, после взятия Пугачевым Белогорской крепости, Гринев приходит в стан Пугачева.

«Пугачев на первом мест© сидел, облокотясь на стол и подпирая черную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные*и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого. ^. — Все обходились между собою как товарищи и не оказывали никакого особенного предпочтения своему предводителю. . Поход был объявлен к завтрашнему дню. «Ну, братцы, — сказал Пугачев, — затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку. Чумаков! начинай!» Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хором:

Не шуми ты, мати, зеленая дубровушка,

Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати..»

Конечно, все устное творчество о пугачевщине не дошло и не могло дойти до нас. Собиратели в один голос

II

О Разине и Пугачеве

утверждают, что рассказы и песни о пугачевщине неохотно передаются для записи; их очень трудно обнаружить, особенно если рассказчик убеждается, что собиратель не сочувствует движению.

Очень показательно, что воспоминания о Пугачеве, как о справедливом вожде, который наказывал только жестоких помещиков, живут в отрывках и до сих пор в Заволжье. На Среднем Урале в 1930 году мне пришлось записать отрывок песни-плача о Пугачеве, который, по рассказам исполнителей, пели остатки его отрядов:

Емельян ты наш, родный батюшка,

На кого ты нас покинул,

Красное солнышко закатилось..

И вот перед нами громадное богатство песен и сказаний о разинщине и сравнительно небольшой, но четкий репертуар о пугачевщине."Вероятно, многие из этих памятников, создавшись в современную событиям эпоху, передавались затем от одного поколения к другому два с половиной и полтора века. Но несомненно также, что некоторая часть репертуара возникла уже позднее, на основе прежних или новых ассоциаций. Также каждое поколение, каждый новый певец или рассказчик вносил что-то новое, свое, что так или иначе изменяло произведение.

Встают вопросы: как возникли эти песни и рассказы? кем сложены? как бытовали и изменялись за время своего существования? что утратили и что приобрели вновь? Конечно, и разинский и пугачевский фольклор дошел до нас далеко не в полном своем объеме и, может быть, в значительно измененном виде. Если вспомнить всю остроту и жестокость борьбы восставших народных масс с правительством (и в XVII и в XVIII веках), то легко представить, насколько одиозны были песни и рассказы, воспевавшие Разина и его «помощников», и насколько ненавистными и опасными считались слухи и молвы о Пугачеве. Несомненно, что с самого момента своего возникновения рассказ и песня о Разине и особенно о Пугачеве — «Петре Федоровиче» — угрожает судьбе передатчиков. Застенки, допросы уводят этот фольклор в подполье, окружают его тайной. Почти все собиратели отмечают, насколько дореволюционный крестьянин был запуган начальством и как неохотно он пел и рассказывал для записи. 1