Хвостатые беседы. Приключения в кошачьих владениях и за их пределами - Том Кокс

К тому же привидения обладают приятной недвусмысленностью. Если однажды выяснилость, что в вашем жилище обитает сверхъестественный сосед, то, услышав ночью глухой удар, вы можете смело утверждать: «А, наш древний Кладбищенский Сторож опять ищет локон своей задушенной жены». Вам не надо лежать ночь напролет, не смыкая глаз, и гадать, что это был за звук: то ли в дом вломился наркоман, то ли о плинтус стукнуло черепом убиенной мышки.

Я же обречен на вечную неизвестность. У меня несколько котов, я живу в британском рыночном городке; мой дом встроен в холм возле главной дороги, а дорога ведет к бочкам со спиртным. Это самый оживленный маршрут в Ист-Мендлхеме, здесь в ночь с пятницы на субботу рычат форсированные моторы «Пежо» и «Субару». Понятия не имею, почему мои коты решили совместить свою еженедельную ночную пирушку с пирушкой человеческой. Да, пушистые интриганы, безусловно, ведут подпольную вторую жизнь, и все же вряд ли они с девяти до семнадцати работают в колл-центре, а перед выходными устраивают себе сеансы релаксации.

Я с трудом верю, будто в пятницу днем все шесть моих бандитов начинают думать: «Знаете, эти пять дней меня так вымотали… Постоянно спишь на диване, раз за разом вылизываешь мягкое место. Опять же – все твои прихоти выполняют. Тяжело. Нужно развеяться». Тем не менее в ночь после рабочей недели они убивают больше полевок, чем всегда, и мяукают особенно громко. Их жажда странствий, драк и загулов становится неутолима.

Ночь с пятницы на субботу – бессонный кошмар даже без котов. А уж с котами… Они устраивают жуткий переполох, причем в опасной близости к другому, человеческому, переполоху, и это усиливает мою тревогу. Я бодрствую по той же причине, которая не дает мне уснуть в самолете: тешу себя крайне важной иллюзией контроля. Я не просто сторожу дом от незваных двуногих гостей – мне кажется, если я не сомкну глаз, то не дам моим котам попасть под машину.

Я живу в странном доме с необычной планировкой. Несколько лет назад, когда мы с Ди подумывали его продать, потенциальный покупатель хотел выйти на улицу через шкаф. Дом называется «Перевернутым», он встроен в холм, комнаты расположены под землей и напоминают пещеру. Главная спальня находится ниже гаража, а перед домом есть семифутовый забор. Мы с Ди возвели его в безнадежной попытке удержать в саду Медведя с Шипли, не пустить их на дорогу. Я слышу, как коты с глухим звуком приземляются по ту сторону забора, мчу из спальни вверх по лестнице и, бывает, успеваю их перехватить. Иногда я заглядываю под машину, а оттуда на меня возмущенно смотрит Медведь. Порой я ловлю Шипли у передней двери и не даю ему совершить самоубийственный прыжок. Тогда кот, сидя на пороге, осыпает меня градом вопросов.

– Ты что здесь делаешь?! Ночь на дворе, тебя в такое время тут быть не должно! Я через эту дверь вообще обычно не хожу. Не та дверь! Я возмущен!

Я отвечаю:

– Ну, теоретически дом мой, и я могу ходить куда хочу. Я за тебя переживаю. Ты ведь сейчас вернешься, да? А как только я лягу и закрою глаза, снова сиганешь через забор.

– Конечно, сигану. Я ведь кот, я упрям от природы.

– Где твой светоотражающий ошейник?

– В канаве. Я тебе не неженка, на моем мертвом теле не будет никаких голубых блестяшек! Я тебе кто? Чертова бурманская кошка?

Пятничная ночь продолжается. Под моими окнами небольшая группка местных жителей наконец заводит бессвязную дискуссию в тупик и с трудом отлипает от стены дома. На несколько часов наступает блаженное спокойствие. Заканчивается оно с воплями Ральфа и Шипли: коты извещают о своем возвращении из полуночных странствий.

Входя в дом, я делаю это благопристойно и скромно, не жду поздравлений. Но для Шипли каждое благополучное протискивание сквозь миниатюрную дверцу – подвиг, достойный фанфар. Родной город бурно приветствует супер-успешного эстрадного комика, ура! К нам прибыл олимпийский бегун!

Шипли попал в нашу семью «довеском» к своим двум братьям, Ральфу и Брюеру (которого, к сожалению, уже нет с нами). Я не устоял перед шаловливым черненьким заморышем и упросил Ди забрать его в придачу. К чести Шипли, в первую ночь он сумел придушить свою неукротимую ежесекундную потребность быть в центре внимания. Шипли тихонько лег в ногах, а Брюер с Ральфом свернулись калачиком в наших с Ди объятиях. То был единственный случай, когда Шипли уступил хорошим манерам. Наутро он ясно дал понять: отныне его жизнь невозможна без звукового сопровождения. Разумеется, в роли автора, аранжировщика и исполнителя выступал сам Шипли. Сначала у него прорезался голос – эдакое «мяяуаа», которое принадлежит коту лишь на треть. Остальные две трети делят между собой вздорная декоративная собачка и не в меру ретивая обезьянка: пока вы восхищенно ее разглядываете, она уже взлетает на дерево с вашим кошельком. За голосом последовал скачок роста, и заморыш превратился в жилистого кота.

Выглядит он мускулистым, но худым. Когда мои друзья берут Шипли на руки, то удивленно ахают: «Что в нем столько весит?!» Бьюсь об заклад, я знаю ответ: грандиозная самоуверенность. В школе у меня были приятели, невысокие и тонкие, как тростиночка, которые искренне считали себя зрелыми атлетами. Однако среди котов я подобного самомнения не встречал. Шипли – первый.

В нашей спальне очень тяжелая дверь, к тому же под ней вплотную лежит ковер. Открыть ее трудновато даже человеку, что уж говорить о коте. Но для Шипли на рассвете она не помеха. В комнатах нет видеокамер, поэтому я не знаю, как именно он ее открывает. Обычно я мысленно рисую сцену, где Шипли задействует миниатюрную стремянку и десятидюймовый таран из давно увядшего кабачка. Думаете, после столь тяжких трудов Шипли с удобством устраивается в спальне отдохнуть? А вот и нет. Визиты его мимолетны, кошачье расписание насыщенно. Меня совсем ненадолго приглашают насладиться великолепием Шипли, после чего он спешит по неотложным делам.

– Это я! Я пришел! – сообщает Шипли, открыв дверь и быстро пряча кабачок со стремянкой; увидеть их я не успеваю.

– Как мило, – сонно отвечаю я. – Ты и вчера утром в это время приходил.

– У меня на спине дождь!

– А я при чем?

– Очень даже при чем. Сам знаешь – не вытрешь меня в ближайшие семь секунд, я испачкаю грязными лапами все одеяло. Не поможет – начну потрошить журналы возле кровати. Или отыщу мягкое местечко у тебя на руке и стисну его зубами; буду держать, пока не сделаешь что скажу.

– Слушай, тебя не мучает вопрос, какие отдаленные последствия для режима человеческого сна будет иметь тот факт, что каждое утро в промежуток с пяти до половины седьмого утра человеку в лицо орет кот?

– Нет, не мучает. Я понятия не имею ни об отдаленных последствиях, ни о перспективе. Я живу только настоящим, думаю исключительно о своих желаниях, здесь и сейчас. А потому всегда буду намного счастливее тебя. И вообще, заткнись и вытри с меня эту мокрую гадость.

– Меня обругал кот! Разве это нормально? Вряд ли. Разве обычные коты у обычных людей так себя ведут? Уверен, что нет. Может, хоть обнимешься со мной, раз уж пришел?

– Знаешь, я бы с радостью, но меня беспокоит журнал «Прайвит ай» в гостиной. Смущает что-то лицо Гордона Брауна на обложке. Хочу поточить об него зубы. Дело безотлагательное, сам понимаешь. Прости.

Каждый кот будит меня по-своему. Причем они не перестают совершенствоваться. Возьмем, к примеру, Бутси. На ночь я всегда снимаю свое любимое кольцо и кладу его на прикроватную тумбочку. Так вот, одно время Бутси повадилась ударом лапы отправлять кольцо в корзину для бумаг. Проделывала она это ежедневно между половиной седьмого и семью часами утра два месяца подряд. Непосвященный зритель мог бы предположить, что таким образом кошка проявляет любовь к блестящим предметам. Идея не лишена основания, поскольку Бутси всегда отличалась изысканным вкусом. Однако, стоило мне проснуться, как она сразу же теряла к кольцу интерес. Выходит, не так все просто.

Теперь Джанет. Для моей побудки он использует метод «хороший кот/вонючий кот». Метод был изобретен кошками Древнего Египта: по их мнению, они недополучали внимания, которого заслуживали в силу своего божественного происхождения. Сперва Джанет зарывается под одеяло и тычет ледяной нос мне в пятку. Быть жертвой такого маневра довольно приятно. Поэтому, если он не срабатывает, кот пускает в ход тяжелую артиллерию: волочет огромный неуклюжий зад к моей подушке и приступает к его вылизыванию в двух дюймах от моего лица. Мало того что мне сразу хочется сбежать подальше от кровати, так еще все остальные коты в комнате, верные правилу «синхрочавка», начинают делать то же самое. Затем неизбежно приходит Шипли, следом – Ральф. Этот вылизывает у себя под хвостом так старательно, что еще немного – и Ральф вновь проглотит вчерашнюю землеройку. В спальне звучит неповторимый «попо-хор». Я бы непременно его заснял и выложил на «Ютьюб», не будь у меня уверенности, что кто-то подобное уже сделал.