Страшнее пистолета - Анна Ольховская

О том, что девушка предпочитала кислотно‑яркие цвета, не стоит и упоминать.

В целом облик Марии Борисовны Скипиной вызывал у адекватных людей морскую болезнь. Тошнило очень. Особо впечатлительные перевешивались за борт.

И надо же было Кириллу Витке, старательно избегавшему гламурные сборища, поддаться на уговоры старшего брата, гарантировавшего несколько полезных для бизнеса встреч, и пойти вместе с ним на открытие персональной выставки модного художника!

Глава 2

К тому же художник оказался из породы авангардистов, творчества которых Кирилл не понимал и восторгов публики в их отношении не разделял.

Кому он всегда мысленно аплодировал, так это Казимиру Малевичу. Гениальный был пиарщик! Кирилл с удовольствием взял бы его руководителем PR‑службы «Монблана», живи господин Малевич с ним в одно время. Человек, который заставил весь мир поверить, что «Черный квадрат» — это круто, сделал бы из фирмы национальное достояние, гордость России.

Кирилл совершенно не опасался выглядеть полным профаном в высоком искусстве, и заставить его увидеть в хаотичном смешении разноцветных загогулин «Рождение Вселенной» не смог даже автор шедевра, тот самый модный художник Эдгар Черепашки.

Потому что омерзительно мужественный красавчик с холеной трехдневной щетиной при знакомстве с ним, Самим Эдгаром Черепашки, посмел совершенно по‑хамски хрюкнуть и переспросить:

— Простите, как? Черепашкин?

— Че‑ре‑паш‑ки, — по слогам процедило существо неопределенного возраста и пола: голос вроде мужской, лысина просвечивается сквозь спутанные немытые космы, но в то же время — рыхлое бабье тело и впечатляющие сиси. — Мой отец родом из Калабрии.

— Так вы итальянец? — с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, уточнил Кирилл.

— Наполовину. Мама у меня из старинного шляхетского рода Бубенек.

— Кого? — Все, больше не могу, сейчас начну ржать во весь голос.

— Бубеньки. Польская шляхта, — терпеливо объяснила бизнес‑дубине творческая личность.

— Ага, — только и смогла выдавить дубина. — Знаете, я неоднократно бывал в Италии по делам бизнеса, но никогда не слышал там такой фамилии.

— Кирилл, — решил наконец вмешаться старший брат, — думаю, ты вряд ли слышал все варианты фамилий наших соотечественников.

— Это точно. — Младший ловко цапнул с проносимого официантом подноса бокал с шампанским. — Эдгар, а что означают вот эти каляки‑маляки?

Аристарх поперхнулся своим шампанским, а синьор Черепашки на какое‑то время потерял дар речи от возмущения.

Потерянный дар не собирался валяться на полу слишком долго — так могут и растоптать достоинство — и довольно шустро пополз обратно.

Чтобы выплеснуться на хама в смокинге попыткой хоть немного посвятить вышеназванного хама в тонкости абстрактной живописи.

Шум, взвихрившийся в противоположном конце арт‑галереи, привлек внимание Эдгара Черепашки, и он, прервав лекцию на междометии, поспешил к эпицентру скандала.

Братья Витке, облегченно вздохнув, медленно двинулись следом.

Если бы можно было вернуться в тот день, Кирилл лучше вывалился бы из окна и переломал себе ноги. Или ввязался в драку с кем‑нибудь вздорным. Да хоть с тем же Прокопием Винтороговым, рычащим недоразумением, когда‑то снявшимся в паре‑тройке фильмов, а теперь за отсутствием интереса к своей персоне подманивающим этот интерес скандальными выходками. Закончил ожидаемо — в ИТК общего режима. А тогда Прокоша еще был на свободе и посещал все светские мероприятия, куда удавалось просочиться. Достаточно было в присутствии Винторогова пренебрежительно отозваться об отечественном производителе, и радетель за Русь‑матушку немедленно нарывался на скандал и, как следствие, на кулак.

Что угодно — драка, переломы, милиция — лишь бы не встречаться с Маней Скипиной. И остаться в той, успешной жизни, где он верил брату, как себе. А впереди была счастливая жизнь, семья, дети…

Воскресный сладкий сон

И утренняя нежность,

Возня с собакой

На заснеженном дворе.

И три цепочки следа

Дарят безмятежность,

Играя в прятки

В набегающей волне.

Что было бы,

Если бы случилось так?

Но от этого всего осталась только возня с собакой. Потому что только собака способна беззаветно любить его такого. Мало похожего на человека…

Когда братья Витке прибыли к месту происшествия, инцидент исчерпанным не был. Наоборот, он, инцидент, только начерпывался.

Пунцовый от ярости Эдгар Черепашки тыкал пальцем в валявшуюся на полу картину и верещал:

— Нет уж, милочка, теперь вы обязаны ее купить! Вы безнадежно испортили произведение искусства!

— От…бись, — лениво отмахнулась квадратная девица с реденькими платиновыми волосенками, подстриженными ровным каре. — Что там портить? Как была фигня, так фигней и осталась. Только теперь это фигня с дыркой, как бублик. По‑моему, так даже прикольней! Я случайно ее проткнула, хотела прилипшую хрень соскоблить, а ногти вон какие, — короткие толстые пальцы украшали алые клинки, — твоя тряпка бумс — и насквозь. А упала она нечаянно, я от неожиданности уронила. Не фиг так плохо вешать.

— Охрана! — завибрировал от злости художник. — Вызовите охрану!

— И что? — девица нагло ухмыльнулась и сложила руки на совершенно плоской груди. — Бить будете?

— Нет. — Голос у синьора Черепашки иссяк, осталось только шипение, как в пересохшем кране. — Охрана проследит, чтобы вы не сбежали, пока подъедет милиция. Потом составим протокол о намеренной порче имущества, свидетелей больше чем достаточно. К примеру, руководство финансовой группы «Монблан» в полном составе, господа Витке.

Мощная девица, пренебрежительно фыркнув, сфокусировала взгляд на озвученных господах.

И внезапно к ней в гости заглянула метаморфоза, сдернув с физиономии маску наглой хабалки и нацепив что‑то приторно‑слащавое.

— Ой, ну ладно вам! — жеманно хихикнула скандалистка, переходя вдруг на «вы». — Чего привязались к слабой девушке!

— К слабой?! — захлебнулся от возмущения маэстро кисти. — Вы ничего не путаете?

— Вы… Вы намекаете на мою комплекцию? — старательно задрожала губами девица. — Я же не виновата, что такой родилась! — показательно‑глубокий шмыг носом, перенасыщенная аляповатыми кольцами рука потянулась к глазам, но, наткнувшись на три килограмма косметики, быстренько вернулась на исходную позицию. За спину. — Да куплю я вашу дурацкую картину, куплю, успокойтесь! Сколько она стоит?

Черепашки покосился на собравшихся вокруг посетителей выставки и, подхватив «виновницу торжества» под внушительный локоток, отвел даму в сторонку и что‑то зашептал ей на ухо.

Собравшиеся разбрелись по галерее, дабы снова и снова нырять в высокое искусство по самые… самую маковку.

А потом появились обещанные Аристархом полезные знакомства, и Кирилл забыл о забавном происшествии, равно как и о несуразной девице.

А вот она о поразившем ее в самое сердце (или все же в печень?) красавчике не забыла. И, узнав от брата, что Кирилл Витке узами брака не обременен, с целеустремленностью возбужденной слонихи ломанулась на охоту за вожделенной дичью.

И пусть обычно в природе слонихи за дичью не охотятся, но когда Маня чего‑то хотела, слово «обычно» следовало исключить из лексикона. Как, впрочем, и адекватность с нормальностью.

А Кирилла она не просто хотела — мадмуазель Скипина совсем свихнулась, желая заполучить красавчика в законные мужья. Себе, разумеется.

Сорвавшейся с крыши гигантской сосулькой эта девица вонзилась в устоявшуюся жизнь мужчины, искорежив и изуродовав эту жизнь до неузнаваемости.

Правда, изуродованной оказалась не только жизнь…

Буквально через два дня после выставки один из деловых партнеров пригласил Кирилла на деловой ужин. В ресторане, где ужинали партнеры — вот неожиданность! — за соседним столиком оказались Мария Борисовна и Виктор Борисович Скипины, хорошие знакомые делового партнера.

Само собой, господа и дама были взаимно представлены друг другу, после чего ужин продолжился за общим столом.

И спокойной жизни Кирилла пришел громоздкий, крашенный в «платиновый блонд» конец.

Мадмуазель Скипина поначалу инсценировала «случайные» встречи, довольно неуклюже разыгрывая смущение. Но Кириллу удавалось довольно вежливо избавляться от обузы, поскольку способная смущаться дама, дабы не выпасть из образа, должна послушно идти в пень, когда ее об этом культурно просят.

И тогда Маня сменила тактику. Вернее, сбросила с себя тесную и жмущую в подмышках шкурку трепетной лани и стала самой собой.