Всемирный следопыт, 1929 № 12 - Д. Мак-Муллен

Сетон решил, что для начала трех человек вполне достаточно. Если же потребуются носильщики, их всегда можно будет найти в пути. Он хотел сохранить экспедицию в тайне, так как по опыту знал, что на Востоке не следует распространяться о своих намерениях. Нередко экспедиции, о которых широко оповещалось население — случайно или нет — кончались неудачей. Сетон вовсе не желал последовать примеру пропавших без вести исследователей Столицы Пчел и принял все меры предосторожности.

Спустившись по реке из Мандалая в Пакоку, он взял лодку и поплыл со своими слугами по Чиндвину. В Канни он нанял шесть человек носильщиков-туземцев и направился на юго-запад, к невысоким холмам, служившим водоразделом рек Чиндвина и Маитны. Путь был весьма тяжел. Приходилось пробираться через густые заросли магнолий и рощи хлебных и каучуковых деревьев. В лесах жили дикие звери. Надо было быть настороже.

Наконец вдали показались очертания хребта Чин. Они вступили в область равнин, изрезанных глубокими оврагами и покрытых лесистыми холмами, которые издали казались красивыми темносиними шатрами. Солнце клонилось к западу, и в воздухе чувствовалась вечерняя прохлада. Взойдя на ближайший холм, Сетон увидел, что он близок к цели: вдали, возвышаясь над горизонтом, в зареве заходящего солнца купалась огненно-красная верхушка скалы, которая должна была послужить ему ориентировочным пунктом для разыскания Столицы Пчел.

Разбив лагерь и оставив в нем носильщиков, он в сопровождении Лазумкама и Машато отправился дальше, держа направление на вершину красной скалы. Продвинулись еще на двадцать километров. Был разбит второй лагерь. Целый день Сетон знакомился с местностью, осматривая ее в полевой бинокль и стараясь угадать хотя бы приблизительно местоположение таинственного и заброшенного города, который легенда назвала Столицей Пчел.

Когда наступила ночь и яркое пламя костра оранжевыми языками взвилось вверх, к Сетону подошли Лазумкам и Машато.

— Саиб, — начал Лазумкам, — мы идем по этой сумрачной местности целые сутки, а лес остается все таким же мертвым. Только деревья и высокая трава тихо шуршат, колеблемые ветром. Мы не видим ни птиц, ни зверей, ни насекомых. Даже наш господин тав-син[1] избегает этой страны.

— Потому что это Страна Мохок[2], Страна Смерти, — коротко вставил Машато.

Лазумкам показал рукой на запад, где над верхушкой красной скалы ярко сияла большая звезда. Он говорил нараспев, уверенным голосом:

— Повидимому саиб не знает этой страны, иначе он не пошел бы сюда. Я тоже не бывал здесь, но знаю только одно, что это Страна Смерти. Моя мать была родом из племени кахи, которое обитает недалеко от китайской границы. Когда я был ребенком, она рассказывала мне об этом крае, куда даже слон и тигр не осмеливаются пробраться в поисках добычи. Самое лучшее будет, если мы уйдем отсюда пока еще не поздно и возвратимся той же дорогой, какой пришли.

— Я не заставляю вас итти со мной. Можете возвращаться обратно или оставаться здесь. Я же завтра утром иду вперед один, — твердо сказал Сетон.

— Воля саиба, — разом откликнулись туземцы.

Постояв немного в нерешительности, как бы набираясь храбрости, Лазумкам продолжал:

— Это Страна Смерти, где нет жизни, где ничто не движется кроме ветра и воды и кроме тех, кто правит этой страной из своей таинственной столицы. Но не всегда так было. Если саиб позволит, я расскажу ему то, что слышал от своей матери.

— Рассказывай, — сказал Сетон.

Машато присел на корточки у костра. Искры блестящим фейерверком вспыхивали в темном небе и рассыпались бриллиантами над заснувшим лесом. Лазумкам немного помолчал, затем, как бы припоминая что-то, выпрямился и начал:

— Давным-давно, в те времена, когда берега Иравади еще не видали белого человека, этой страной управлял старый царь. Умирая, он оставил престол своей единственной дочери. Народ звал ее Золотой Царицей, потому что она ходила в затканной золотом одежде. Она была прекрасна как заря, но сердце ее было холодно как золото. Головы ее приближенных падали одна за другой как спелые плоды гранатов. Народ трепетал при одном ее имени. Даже птицы и животные боялись ее и скрывались при ее приближении. Только пчелы, которые водились в этих краях в огромном количестве, любили жестокую царицу. Безбоязненно ходила она среди пчел, брала их за крылышки, сажала себе на ладонь. Смеясь, называла их своим войском. «Когда нападут на меня враги, я кликну клич, и верные воины грудью станут на защиту своей царицы», — шутила она.

Военачальники покоряли ей страну за страной. Далеко гремела о ней грозная слава. Всемогущей считала себя царица. Но вот нашлись смельчаки, которые решили свергнуть ее золотое иго. Заговорщики убили стражу, проникли во дворец и стали искать царицу. Она была в то время в саду. Когда заговорщики бросились на нее с оружием, царица кликнула клич. И в одно мгновение, как прорвавший плотину бурный поток, хлынули со всех сторон пчелы, облепили заговорщиков и острыми жалами впились в их тела. Жители города в страхе разбежались, скот покинул поля, все живые существа оставили леса, даже птицы улетели, гонимые несметными полчищами пчел. Пчелы посадили свою Золотую Царицу на трон в зале дворца, и она царствует и поныне в Столице Пчел. Никто не может приблизиться к царице. Пчелы зорко охраняют ее, саиб. Только одни пчелы и живут в Мертвом городе, где царствует Золотая Царица. Они заполнили все улицы, дома, поля. Вот почему я еще раз повторяю, что самое лучшее будет для нас немедленно повернуть обратно. Многие пытались проникнуть в Столицу Пчел, саиб, многие. Но никто из них не вернулся. Слон — бесстрашное животное, но ни голод ни жажда не побудят его проникнуть в Мертвый город. Послушай совета, саиб, ведь эта история, которую рассказывала мне мать, не выдумка, а правда. Там, в Мертвом городе — царство одних пчел, для других же живых существ — смерть.

— Я слышал эту легенду, — ответил Сетон. — Обещаю подумать, а теперь идите спать.

* * *

Лазумкам и Машато завернулись в одеяла и затихли. Сетон задумчиво смотрел на потухающее пламя костра. Мертвая тишина расстилалась вокруг. Казалось, они попали в страну молчания, где даже ветер старался пролетать тайком, крадучись. К югу от высокой красной скалы должно было находиться то место, куда стремился Сетон. Никто из смельчаков не вернулся оттуда, чтобы рассказать о разрушенном городе и о пагоде, называемой легендой Пчелиным Ульем. Быть может и его ждет там гибель. Пусть так, но он не отступит от задуманного. Лучшее время для выступления — ночь. Зачем ждать наступления дня?

Сетон взял лодку и поплыл со слугами по Чиндвину.

— Лазумкам, — тихо позвал Сетон.

Туземец очевидно не спал, так как тотчас же отозвался на зов. Черные с монгольским разрезом глаза нангаса блестели при свете костра.

— Ты и Машато останетесь здесь. Ждите меня три дня, — сказал Сетон. — Если я не вернусь на третий день, вы возвращаетесь в первый лагерь, где остались носильщики, и ждете меня там еще три дня. Если же и тогда я не вернусь, не пытайтесь разыскивать меня, а тотчас же возвращайтесь обратно в Мандалай и сообщите властям о моей смерти. Это мой приказ, понял?

— Понял, саиб. Я ел хлеб и соль саиба и получал от него жалованье. Я служил саибу много лет. Воля саиба будет исполнена.

Спокойствие, с каким Лазумкам отнесся к его возможной смерти, как-то успокаивающе подействовало на англичанина. Не спеша, собрался он в путь. Взял с собой пищи на три дня, немного воды, бинокль, баллон с кислородом, маску и таинственный, завернутый в непромокаемый шелк, сверток, который он получил за двадцать пять золотых от Лин-Тзи-Сина. Ружье и револьвер оставил Лазумкаму, так как оружие излишне в этой стране, где не водятся дикие звери. Окончив приготовления, он взвалил на спину вещи и, еще раз повторив инструкции, двинулся в темнеющую гущу леса.

Накануне, оглядывая окрестности в полевой бинокль, он обратил внимание на какую-то возвышенную точку к югу от высокой красной скалы. До скалы было восемь-десять километров. Следовательно он мог достичь ее к утру. Бояться было нечего. Ночь была хорошей защитой. Правда, ночью итти труднее и медленее, но зато безопасно от пчел. Сетон взял направление по компасу.

Расчеты Сетона оправдались, и на рассвете он стоял на вершине красной скалы, которая конусообразно возвышалась над равниной. На узкой каменной площадке рядом с грудой камней темнело круглое углубление. Сетон сложил ношу в расщелину скалы, улегся в углубление, завернулся в непромокаемый плащ, взглянул на небо, где тусклые звезды гасли одна за другой, и заснул.

* * *

Его разбудили солнечные лучи, которые начали сильно обжигать лицо и руки. Сетон поднялся, огляделся. Кругом однообразная холмистая равнина, на севере — черная кайма лесов. Взяв бинокль, он стал внимательно смотреть на юг. Километрах в пяти над густой зеленью леса возвышалось какое-то странное сооружение, значительно меньших размеров, чем огромный естественный монолит, с которого он смотрел. Строение блестело розовато-красными отливами и казалось висящим в воздухе. Вскоре Сетон разглядел сквозь сети ветвей зубчатые стены Мертвого города. Он был у цели… Большинство европейцев говорили об этом таинственном городе как о выдумке, басне. Другие же считали существование Столицы Пчел фактом. Ведь Бирма изобилует подобными разрушенными и забытыми городами, и то обстоятельство, что про многие из них сложились интересные легенды, доказывало, что некогда они играли видную роль.