Судьба по имени Зоя. Мистика, фантастика, криминал - Аркадий Видинеев

Лицо Юноши исказилось в злобной гримасе, и он превратился в высокого худощавого старика. В правой руке у старика появился витой серебряный посох, инкрустированный драгоценными камнями.

– Идиоты! Вы сорвали мне важнейшие переговоры ради этого мелочного доноса?! – свирепо зарычал старик и стал наносить своим подданным удары серебряным посохом. От его ударов дворцовая челядь превращалась кто в крыс, кто в крупных жирных многоножек, кто в летучих мышей.

Путник вырвал у взбесившегося старика его посох и замахнулся на него самого.

– Не губи! – испугался колдун и упал перед Путником на колени. – Проси, что хочешь, только не губи!!

– Зачем я тебе потребовался?

– Этой Волшебной Ночью ты можешь добыть для меня Экскалибур!

– Меч короля Артура? С кем ты собираешься воевать?

– Только с теми, кто не покорится моей воле!

– Почему ты выбрал меня?

– В одной из своих прежних жизней ты был законным владельцем этого Великого Артефакта!

– И что ты собирался мне дать взамен?

– Я открою тебе путь к славе, почестям и богатству!

– Нет, колдун! У меня другой путь.

*

Обо всем этом ветер странствий рассказал той девушке, к которой Путник обещал непременно вернуться. О том, чем завершилась схватка Путника и Великого Мага, ветер странствий не в праве был рассказывать людям. Девушка всем своим любящим сердцем верит, что ее Путник уничтожил Великого Мага, продолжил Свой Путь и сумел найти Свою Судьбу, а значит скоро вернется. Она ждет его, и будет ждать всегда. Но как можно верить в это тому, кто ясно слышит не оптимизм, а тоску в завываниях ветра, знает, кто на самом деле высекал вещие надписи на камнях у развилок дорог, понимает мистическое значение каждого Знака Судьбы и немало наслышан о вероломстве и беспощадности всевозможных Исчадий Зла?

Бедняга Фил

Многие знакомые Фила не знали его полного имени. Просто Фил. Какая разница, как там дальше: «ипп», «имон» или как-то еще? Он воспринимался окружающими как обыденная, не привлекающая внимания часть интерьера. И поскольку он не вызывал у своих знакомых какого-либо живого интереса к своей персоне в целом, то до полного имени Фила им и вовсе не было дела.

Фила это устраивало. Менее всего он хотел бы оказаться вдруг в центре внимания. Возможно из-за того, что если это когда-то и происходило, то только ради глупого и бестактного розыгрыша. Над Филом подшутить ненакладно. Это все равно, как кошку матом обложить. А Фил заслуживал и сочувствия, и жалости, и сострадания. Постоянно находясь на людях, он томился от душевного одиночества.

– Фил! Еще два пива! – кричал ему какой-нибудь сопляк, бравируя перед своей такой же сопливой подружкой возможностью приказывать, распоряжаться, понукать.

Фил покорно подносил сопляку два пива, покорно благодарил за ничтожные чаевые. Он был идеальным официантом.

Зато по ночам Филу снились красивые волшебные сны. Однажды Филу приснилась марсианская музыка. Она так глубоко запала ему в душу, что он «слышал» ее весь день. А вечером…

Фил не заметил, что он напевает вслух ту мелодию, которую слышал во сне. Он понял это только тогда, когда подошедший сзади мужчина неожиданно спросил у него:

– Где Вы слышали эту музыку?

За ресторанным столиком их было четверо. Фил смущался. Он опасался розыгрыша, но лица этих мужчин были хорошими: открытыми, прямодушными и трогательно взволнованными. Фил еще и еще напевал им мелодию из своего волшебного сна. Вначале там, в ресторане, потом в военном городке, где к компании его новых знакомых присоединились их друзья. Среди них оказался и замечательный музыкант, сочинявший свои бардовские песни. Все они были из отряда космонавтов. Все они уже «слышали» ту мелодию, которую напевал им Фил. Кто-то из них «слышал» ее в барокамере, кто-то в космосе. Это была та самая мелодия, которую они называли между собою «Симфония Красной Планеты». Под эту волшебную музыку им явственно виделись загадочные марсианские пейзажи, скрывающие многие тайны древних цивилизаций. Иногда на фоне этих пейзажей им виделся марсианин, очень похожий на землян. Очень похожий на Фила.

На краю гибели

В давние времена 10 февраля (28 января по старому стилю) праздновали в деревенской Руси именины домового. За именинным столом воздавалась хвала тому, как батюшка домовой радеет о крестьянском хозяйстве: смотрит за всем домом и двором, соблюдает семейный интересы, заботится об имуществе, охраняет скотину и птицу. Но иногда при этом вспоминались и трагические истории. Некоторые из них сохранились народной молвой до настоящего времени. Вот одна из таких историй:

Росли в одной крестьянской семье три сына. Не красавцы, не богатыри, но лицом пригожи, телом и здоровьем сильны, в хозяйстве – с малых лет незаменимые помощники. Когда вошли они в жениховский возраст, многие девчата по ним сохнуть стали, подушки свои по ночам горючими слезами окроплять. И вот однажды, зимней ненастной ночью, закралась в эту семью беда. Вьюга бесновалась и выла, заметала все пути-дороги сугробами, ломала сухие сучья на высоких деревьях, валила покосившиеся плетни, срывала соломенные крыши. Но крепким сном спали люди, придавленные наваждением тайных потусторонних сил.

Вдруг старший из трех братьев почувствовал сквозь неодолимую дрему, будто кто-то гладит его по спине нежной мягкой ладошкой, и услышал, как к дикому вою в печной трубе присоединился надрывающий душу стон тяжкого девичьего томления. С большим трудом разомкнул он слипающиеся веки… и проснулся.

Утро после жуткой вьюжной ночи было восхитительно чистым, свежим и ласковым. Слепящие солнечные лучи радовали глаз и наполняли душу светлой радостью. Обновленная сверкающим снегом природа ликовала в птичьем гомоне и задорной перекличке людей, вышедших на расчистку своих подворий. Со смехом и шутками-прибаутками вся семья пыталась добудиться старшего из братьев, но он проспал до самого вечера. А ночью, когда вся семья уснула крепким здоровым сном, старший брат вновь почувствовал сквозь дрему у себя на спине все ту же нежную мягкую ладошку и услышал уже не мучительное, а сладкое, зовущее постанывание чудесного девичьего голоса.

*

Осунулся старший брат, тихо замкнулся в себе, перестал смеяться и веселиться. Целыми днями искал он уединения, стал задумчив и молчалив. Его сиявшие прежде яркими синими лучиками глаза высветлились и наполнились странным потусторонним мерцанием.

– Блаженный какой-то! – шутили братья.

– Болезный мой! – причитала мать.

– Схожу-ка я за врачом! – сказал, поразмыслив, отец.

Врач разводил руками:

– Здоровье у парня тает, будто снег на весеннем пригорке. А болезни в нем не нахожу. Прямо колдовство какое-то, да и только!

– А, ведь, как есть, колдовство! – смекнула мать, и, набрав гостинцев, отправилась в другую деревню к знаменитой на всю округу ведунье.

Ведунья встретила озабоченную мать очень резким упреком:

– Почто долго так ко мне не приходила! Еще б немного, и похоронила бы сыночка!

*

История закончилась благополучно. Отругав мамашу за ненаходчивость, старая ведунья научила ее, как избавить сына от верной гибели. Мать сделала все так, как та велела, и сын пошел на поправку. Вновь вошел в прежнюю силу, повеселел, а пришла пора – женился на бедовой, работящей девушке и зажил с нею отдельным домом. Жили они долго и счастливо, но в те же самые дни, что и в период его загадочного недомогания, он становился грустен и задумчив. На него наваливалась странная непреодолимая тоска. Он силился понять, что его так мучает, но не мог. Будто что-то очень важное и дорогое ему напрочь ушло из памяти, но продолжает жить где-то в сердце, бередить и тревожить душу.

Знающие люди говорят, что виной тому дочь домового. Они говорят, что дочери у домовых необыкновенно красивы. Те, кому они явятся среди ночи, тут же влюбляются в них такой сумасшедшей любовью, какую не может вызвать ни одна обыкновенная девушка. Но любовные связи с дочерьми домового гибельны для людей.

Борька и Васька

Они были моими одноклассниками, а остались – двумя занозами в сердце.

Таких заноз за жизнь в сердце уже накопилось больше, чем колючек у ежика. Не потому ли вступает иногда в него такая острая, колющая боль? Таблетки снимают ее на время, но она возвращается вновь и вновь.

Они появились в нашем классе одновременно. Оба были оставлены в первом классе на второй год. Они держались всегда вместе, обособленно от остальных, инициативы к общению с нами не проявляли, и мы отвечали им тем же. Это получилось само собой и сохранялось на протяжении всего года их учебы в нашем классе. Потом они были оставлены на третий год.

Я никогда не забывал о них. Но задумываться о них я начал только многие годы спустя. Размышления о Борьке и Ваське очень больно ранят мое сердце.