Музыкальная машина - Генри Каттнер

Фостер совершенно уже забыл неряшливого толстяка, как вдруг услышал сзади раздраженный голос.

- Ты лжец! Сейчас март!

- А-а, иди к черту, - отмахнулся глубоко потрясенный Фостер.

- Я сказал, ты лжец! - настаивал толстяк, неприятно дыша в лицо Фостера. - Либо ты согласишься, что сейчас март, либо... либо...

С Фостера было достаточно. Он оттолкнул толстяка и двинулся к выходу, когда в воздухе разлилась нежная мелодия "Скажи же "да" скорей!"

- Март! - визгливо твердил толстяк. - Разве не март?!

- Да, - торопливо согласился Фостер. - Март.

И всю ночь он следовал совету песни. Он слушал толстяка. Он поехал в гости к толстяку. Он соглашался с толстяком. А утром с изумлением узнал, что толстяк взял его на работу - в качестве композитора-песенника для Высшей Студии, - потому что Фостер ответил "да" на вопрос, может ли он писать песни.

- Хорошо, - удовлетворенно произнес толстяк. - Теперь мне, пожалуй, пора домой. А, так ведь я дома? Значит, мне пора на студию. Завтра мы начинаем апрельский супермюзикл - а ведь сейчас апрель?

- Конечно.

- Давай соснем. Нет, не сюда, здесь бассейн... Я покажу тебе свободную спальню. Ты ведь хочешь спать?

- Да, - солгал Фостер.

Тем не менее он заснул, а на следующее утро отправился с толстяком на студию и поставил свою подпись под контрактом. Никто не интересовался его квалификацией - его привел сам Талиоферро, и этого было достаточно. Джерри предоставили кабинет с роялем и секретаршей, и там он просидел остаток дня, недоумевая, как все случилось.

Фостер получил задание - лирическая песня для новой картины. Дуэт.

В младенческом возрасте Фостер играл на пианино, но тайны контрапункта и тональностей прошли мимо него.

Вечером он заглянул в тот бар. Где-то в глубине души Джерри надеялся, что джук-бокс поможет ему. Но музыкальная машина надоедливо играла одну и ту же песню.

Странно, что никто этого не слышал. Фостер открыл сей факт совершенно случайно. Для ушей Аустина джук-бокс крутил обычные шлягеры.

Джерри стал внимательно прислушиваться. Звучал завораживающий дуэт, нежный и печальный.

- Кто написал эту песню?

- Разве не Хоги Кармайкл? - отозвался Аустин.

Джук-бокс внезапно заиграл "Я сделал это", а затем вновь переключился на дуэт.

В углу Фостер заметил пианино. Он подошел к нему, достал записную книжку и первым делом записал слова. Остальное оказалось не по силам, приходилось надеяться лишь на слух и память. Фостер осмотрел музыкальную машину (разбитую крышку заменили), ласково погладил ее бок и в глубоком раздумье удалился.

Его секретаршу звали Лойс Кеннеди. Она появилась на следующий день в кабинете Фостера, когда тот сидел у рояля и безнадежно тыкал в него пальцем.

- Позвольте, я помогу вам, мистер Фостер, - спокойно сказала она.

- Я... нет, спасибо, - выдавил Фостер.

- Плохо знаете музыкальную грамоту? - Лойс ободряюще улыбнулась. Таких композиторов много. Играют на слух, а в нотах не разбираются.

- В самом деле? - с надеждой пробормотал Фостер.

- Давайте так: вы проиграйте, а я запишу.

После нескольких тщетных попыток Фостер вздохнул и взял листок со словами - его хоть прочесть можно было.

- Ну пропойте ее, - предложила Лойс.

У Фостера был неплохой слух, и он без труда спел, а Лойс легко подобрала и записала музыку.

- Изумительно! Оригинальная и свежая мелодия. Мистер Фостер, я восхищена вами! Надо немедленно показать ее боссу.

Талиоферро песня понравилась. Он сделал несколько бессмысленных поправок, которые Фостер с помощью Лойс внес в текст, и созвал целый симпозиум песенников для прослушивания шедевра.

- Я хочу, чтобы вы поняли, что такое хорошо, - изрек Талиоферро. - Это моя новая находка. Мне кажется, нам нужна свежая кровь, - мрачно закончил он, обводя притихших песенников зловещим взглядом.

Фостер сидел как на иголках, ожидая, что вот-вот кто-нибудь из присутствующих вскочит и закричит: - Эта ваша находка украл мелодию у Гершвина!..

Или у Берлина, или Портера, или Хаммерстайна...

Разоблачения не последовало. Песня оказалась новой и принесла Фостеру славу композитора и поэта.

Так начался успех.

Каждый вечер он в одиночку посещал некий бар, и джук-бокс помогал ему с песнями. Джук-бокс словно понимал, что именно требуется, и нежил Фостера западающими в сердце мелодиями, складывающимися в песни с помощью Лойс. Кстати, Фостер начал замечать, что она - поразительно красивая девушка. Лойс не казалась неприступной, но пока Фостер избегал решительных действий. Он не был уверен в долговечности своего триумфа.

Но расцветал Фостер как роза. Банковский счет круглел с не меньшей скоростью, чем он сам, а пил Фостер теперь гораздо реже, хотя бар посещал ежедневно.

Однажды он спросил у Аустина:

- Этот джук-бокс... Откуда он взялся?

- Не знаю, - ответил Аустин. - Он уже стоял, когда я начал здесь работать.

- А кто меняет пластинки?

- Ну... компания, надо полагать.

- Вы видели их когда-нибудь?

Аустин задумался.

- Наверное, они приходят в смену напарника. Пластинки новые каждый день. Отличное обслуживание.

Фостер решил расспросить и другого бармена, но ничего не сделал. Потому что поцеловал Лойс Кеннеди.

Это было ошибкой. Это был пороховой заряд. Они колесили по Сансет Стрип, обсуждая проблемы жизни и музыки.

- Я иду, - туманно выразился Фостер, отворачивая от столба светофора. Мы идем вместе.

- Ах, милый! - промурлыкала Лойс.

Фостер и не чувствовал, что последние дни находился в страшном напряжении. Сейчас оно исчезло. Как замечательно обнимать Лойс, целовать ее, наслаждаться легким щекотаньем ее волос... Все виделось в розовом свете.

Внезапно в розовой мгле проявилось лицо Аустина.

- Как всегда? - поинтересовался он.

Фостер моргнул.

- Аустин... Давно мы здесь?

- Около часа, мистер Фостер.

- Дорогой! - ластилась Лойс, нежно и плотно прижимаясь к плечу.

Фостер попытался подумать. Это было трудно.

- Лойс, - произнес он наконец, - не надо ли мне написать песню?

- Зачем спешить?

- Нет. Раз я здесь, то добуду песню, - непререкаемо изрек Фостер и поднялся.

- Поцелуй меня, - проворковала Лойс.

Фостер повиновался, затем засек координаты джук-бокса и двинулся к цели.

- Привет, - сказал он, похлопывая гладкий блестящий бок. - Вот и я; Правда, немного пьян, но это ничего. Давай-ка запишем песенку.

Машина молчала. Фостер почувствовал прикосновение Лойс.

- Пойдем. Мы не хотим музыки.

- Подожди, моя прелесть.

Фостер уставился на автомат и вдруг расхохотался.

- Понимаю...

Он достал пригоршню мелочи, сунул монету в щель и дернул рычаг.

Джук-бокс хранил молчание.

- Что случилось?.. - пробормотал Фостер.

Внезапно ему пришел на память случай с блондином, напавшим на джук-бокс с топором. Аустин подсказал фамилию, и через час Фостер сидел у госпитальной койки, на которой покоились изуродованные и забинтованные останки человека со светлыми волосами.

- Меня вынесли на носилках из бара, - рассказывал блондин. - И тут появилась машина. Я ничего не почувствовал. Я и сейчас ничего не чувствую. Водитель - женщина - утверждает, что кто-то выкрикнул ее имя. Хло. Это так удивило ее, что она дернула руль и сбила меня. Вы знаете, кто крикнул "Хло"?

Фостер вспомнил. Музыкальная машина играла "Хло", что-то случилось с усилителем, и на секунду он заорал как бешеный.

- Я парализован, - продолжал блондин. - Скоро умру. И хорошо. Она очень умная и мстительная.

- Она?

- Шпионка. Возможно, самые разные устройства замаскированы под... под вещи, к которым мы привыкли. Не знаю. Вот и джук-бокс... он... нет. Она! Она жива!

- А...

- Кто ее поставил? - перебил блондин. - Они. Пришельцы из другого времени? Им нужна информация, но сами показываться не смеют, вот и монтируют шпионские устройства в вещах, которые не вызывают у нас подозрений. Например, в автоматической радиоле. Только эта немного разладилась. Она умнее других.

Блондин приподнял голову, и его горящие глаза впились в радио, висевшее на стене.

- Даже здесь, - прошептал он. - Обычное радио? Или их хитроумные штучки?!

Его голова бессильно упала на подушку.

- Я начал догадываться довольно давно. Она подсказывала мне разные идеи, не раз вытаскивала буквально из тюрьмы. Но прощения не будет. Она ведь женщина. Механический мозг? Или... нет, я не узнаю, никогда не узнаю. Скоро я умру. Ну и ладно...

Вошла сестра.

Джерри Фостер был испуган. На опустевшей Мэйн-стрит царили тишина и мрак.

- Ни за что бы ни поверил, - бормотал Фостер, прислушиваясь к собственным гулким шагам. - Но я верю. Надо наладить отношения с этим... с этой... с музыкальной машиной!

Какая-то трезвая часть ума направила его в аллею. Заставила осторожно выдавить стекло. Настойчиво провела по темной кухне.