Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

Харри, наш старшенький, сущее наказание, озорник каких мало, но я его обожаю. Иногда он ведет себя как ангел, но уже через минуту становится исчадием ада. Хотел бы я, чтобы он изменился? Не буду оригинальным, если скажу: «Нет». Я ни за что не хотел бы, чтобы он был другим. Однако от этого стандартного ответа становится тошно. Не нужно быть гением, чтобы так ответить. Конечно, я хотел бы, чтобы он был другим. Я бы предпочел, чтобы он все время вел себя хорошо. Жизнь для меня стала бы легче, вот и все. Но он такой очаровательный в своих проказах, и, если, став послушным, он утратит хоть крупицу этого очарования, тогда — нет, не хочу, чтобы он менялся.

Он забавный. Иногда состроит такую рожицу или выкинет такое коленце, на какие четырехлетний, по моим представлениям, и не способен. Настоящая обезьянка. Я люблю его, как… в общем, никакого «как» не может быть. Я люблю его больше всего в этой жизни. Но это было еще до того, как появилась на свет его сестренка. Теперь я люблю ее так же сильно, как и его. Я совсем спятил из-за любви к ней. И если наши отношения не столь сложны и многогранны, как мои отношения с Харри, то это только потому, что у него два года форы. Наш с ней диалог не такой изощренный, но все же мы разговариваем. Она говорит все время, с каждым днем прибавляя новые слова. Несколько месяцев, пока остальные двухлетки уже вовсю лопотали, Софи хранила молчание. Она указывала пальчиком, она плакала, но почти никаких слов не произносила. Затем ее как будто прорвало. Сейчас она знает даже те слова, которые, по моим понятиям, знать не может. Каждый день она удивляет меня новым словом. Каждый день самое длинное предложение, на какое она способна, становится длиннее. А еще она самая красивая маленькая девочка, какую вы когда-либо видели (пошла в свою мамочку — мою жену — Салли), впрочем, все родители так говорят.

Иногда, когда я беру обоих на прогулку, я забываю, что, пока веду Харри за руку, Софи сидит у меня на плечах, и на меня тут же накатывает тошнотворная паника. Где она? Где я ее забыл? Увижу ли ее снова? Конечно, увидишь, она у тебя на плечах, недотепа ты эдакий. Это все равно как искать очки. Не говорите, что с вами никогда такого не было, что вы не тратили добрых четверть часа на поиск очков, чтобы потом в конце концов обнаружить их у себя на лбу.

Но эти мгновения, когда я забываю, что дочка рядом, и не знаю, где она, напоминают мне о времени, когда Харри был маленький. Я имею в виду, совсем маленький, примерно месяцев трех от роду. Когда отцовство было все еще в новинку, когда, бывало, обернешься и увидишь, как он лежит в своей плетеной, колыбельке, и слегка вздрогнешь от неожиданности, потому что ты забыл, ты забыл, что у тебя малыш… или ребенок.

В то время я терзался страхом, что однажды загляну в плетеную колыбельку, а его там не окажется. Не то чтобы он мог выбраться или выкатиться из нее, нет, не мог, а просто его там не окажется. Что каким-то образом я вернусь в свое прежнее бездетное состояние. Молниеносно сделаю шаг назад. Вот у меня есть ребенок, а через секунду его нет. Все это не имело никакого смысла, разумеется, но в первые месяцы после рождения ребенка в голове так и роятся мысли, не имеющие никакого смысла.

В тот день я присматривал за обоими малышами. Салли задержалась на работе па каком-то собрании. Харри канючил, требуя общества Агнес, одной из своих маленьких подружек. Хотел, чтобы та пришла в гости. Или чтобы мы отправились к ней. Мы не можем этого сделать, объяснил я, потому что родители Агнес пригласили нас к себе на следующий день. Ты должен дождаться приглашения, пояснил я. Нельзя самому навязываться.

Родители Агнес были нашими хорошими друзьями и жили всего через две улицы. Чтобы прекратить нытье Харри, я решил позвонить и пригласить их к нам. Оказалось, что мама Агнес, Сиобхан, сидит на том же самом собрании, что и Салли. Они работали в одной фирме. Поэтому папа Агнес, Уильям, приглядывал за дочкой. Он даже пошутил, что мир перевернулся: жены на работе, а мы сидим дома, нянчим младенцев.

Потом он объяснил, что пытается закончить какой-то собственный проект и собирается отправить дочь пораньше спать. Тогда я предложил взять на себя заботы об Агнес, пока он доканчивает работу. «Я верну ее вам через часок-другой», — сказал я. «Вы уверены?» — спросил он. «Без проблем, — сказал я. — Она очень покладистая девочка».

Уильям завез Агнес, и она радостно юркнула в дверь, предвкушая игры с Харри и Софи. Уильям окликнул дочку, надеясь на прощальный поцелуй или объятие, но ее уже и след простыл. Я увидел, как он слегка огорчился, и понял, что он сейчас чувствует, но я также знал, что он испытает облегчение, ненадолго сбагрив Агнес и получив возможность поработать или просто немного oiдохнуть. Я запер за ним дверь на замок: мои малыши были приучены, что нельзя оставлять дверь распахнутой настежь. Агнес тоже наверняка это знала, но излишняя осторожность никогда не помешает. Итак, я остался один на один с тремя крохами, которых нужно было веселить, по крайней мере до прихода Салли. «Без проблем», — сказал я по телефону Уильяму. Я любил Агнес почти так же, как своих собственных детей. Почти. Всегда есть это «почти». Любовь, которую питаешь к своим собственным малышам, другая. Она инстинктивная, за своих родных детей ты готов любому глотку перегрызть. По отношению к другим ты не чувствуешь такой яростной потребности их опекать, просто сознаешь ответственность.

— Давайте поиграем в прятки, — предложил я.

— Ура! — закричали ребятишки и запрыгали. — Поиграем в прятки. Сыграем в прятки!

— Кто хочет спрятаться первым? — спросил я.

— Я! — последовал дружный хор.

Когда Харри впервые начал играть в прятки, ему было два с половиной года, может быть три, и всякий раз он сообщал, где намерен затаиться. «Я спрячусь под кровать», — говорил он, и приходилось разъяснять, почему так играть не годится. Позже он просто закрывал глаза, веря, что с закрытыми глазами не только он ничего не видит, но и его не видит никто. В конце концов он уловил суть и начал проявлять в игре смекалку. Так наловчился, что его и вправду нельзя было найти первые две или три минуты. Только во время этой игры, если не считать сна, от него можно было добиться больше десяти секунд тишины. По этой причине мы поощряли прятки.

Софи еще только училась играть, точно как Харри в ее возрасте. Что касается Агнес… то мне предстояло еще узнать, насколько хорошо она освоила игру.

— Итак, кто спрячется первым? — повторил я вопрос, словно сам не знал.

Все трое закричали: «Я!» — и подняли вверх ручки, но по опыту я знал, что если первым не будет Харри, то никакой игры не получится. Он надуется, будет искать кое-как, и все расклеится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});