Русская фантастическая проза XIX — начала XX века (антология) - Александр Казанцев

В литературе, как и в науке, множество странствующих идей и сюжетов. Но при этом существуют еще и понятия приоритета, первоидеи, первосюжета. А таких приоритетных находок у Циолковского — тысячи! Мимоходом, легко, играючи, как и положено гению, он высказывает одну из самых глубоких мыслей, которая станет впоследствии краеугольной в трудах наших отечественных «космистов»— В. А. Вернадского, А. Л. Чижевского, Н. В. Бугаева, Н. Г. Холодного и других. Это мысль о человечестве как едином существе, об ограниченности на планете запасов воздуха, почвы, даже солнечной энергии. Об ответственности каждого из нас за бессмертие человеческого рода, бессмертие, обеспечить которое удастся не иначе как расселившись по Галактике, когда «через десятки миллионов лет ослабнет сияние Солнца».

Циолковский угадал и революцию 1917 года, и учреждение Организации Объединенных Наций в 1945 году, и многое другое. Однако секрет художественного воздействия — не только в предугаданном. Книги его овеяны поэтикой космогонических тайн, занимавших лучшие умы прошлого.

Одним из самых ревностных почитателей идей Циолковского был народоволец Николай Александрович Морозов (185.4—1946). Судьба его фантастична. Еще юношей он вел революционную пропаганду, преследовался охранкой, эмигрировал, встречался в эмиграции с Карлом Марксом, по возвращении в Россию примкнул к террористическому крылу организации «Земля и воля». В 1881 году его приговорили к пожизненному заключению, и он провел в тюрьме около четверти века. Среди многочисленных трудов Морозова, созданных в Шлиссельбургской крепости, выделяется книга «Периодические системы строения вещества», в которой содержится предвидение основных фактов атомной физики. По мнению Циолковского, Николай Александрович «очевидно» узрел, чем все это грозит человечеству, испугался атомного чудовища и… остановился, отложил развитие нечеловеческой идеи превращения материи в энергию. Первым Морозов выдвинул гипотезу о космическом, или межзвездном, магнитном поле слабой напряженности— за четверть века до Ферми (подробнее см.: А. Л. Чижевский. Вся жизнь. Изд-во «Советская Россия». М., 1974). Ему принадлежит и первое в отечественной литературе описание состояния невесомости (1882 г., рассказ «Путешествие в мировом пространстве»).

Провидческий дар ученого — он был астрономом, астрофизиком, историком — сказался и в публикуемой «научной полуфантазии», извлеченной нами из сборника «На границе неведомого», который был написан «для развлечения товарищей по заточению». Перекликаясь с Циолковским, автор создает свою светлую космическую мелодию: «Сознательная жизнь наполняет всю Вселенную, она мерцает и горит в каждой светящейся звездочке, и в тот момент, когда мы смотрим на ночное небо, миллионы мыслящих существ встречаются с нами на каждой звезде своими взорами и из бесконечной дали мироздания посылают нам свой братский сочувственный привет». Пройдут многие годы, человечество переживет апокалипсис мировых войн, и вновь зазвучит мелодия космического братства — в «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова, в стихах Николая Заболоцкого, чутко внимавшего «Пифагорову пенью светил».

Среди крупных писателей начала XX века увлечение жанром фантастики наиболее заметно у В. Я. Брюсова и А. И. Куприна.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) известен скорее как поэт-символист и переводчик, автор исторических романов «Огненный ангел» и «Алтарь победы», однако следует отметить и его фантастический роман «Гора Звезды», драматические сцены «Земля», повесть «Первая междупланетная», рассказы «Восстание машин» (1908) и «Мятеж машин» (1914).

Антиутопия «Республика Южного Креста» (1904–1905) продолжает тему «Города без имени» В. Ф. Одоевского, где была жестоко высмеяна теория родоначальника утилитарной морали Иеремии Бентама. Английский правовед свято верил, что «польза есть единственное основание нравственности и единственный закон для всех действий человека». Но если у Одоевского терпит крах небольшая колония поселившихся на неприступном утесе, то Брюсов показывает крах многомиллионного государства, где безраздельно господствует дух рационализма, «казарменного равенства», где все нормировано до мельчайших подробностей, включая одинаковую одежду и пищу. «И эта демократическая внешность прикрывала чисто самодержавную тиранию», — ставит социальный диагноз автор, а мы поражаемся точности его предсказания. Господство монополий превращает Республику в «величайший и отвратительнейший бедлам».

Обличению безраздельной власти капитала, бездуховности торгашества посвящена и научно-фантастическая повесть Александра Ивановича Куприна (1870–1938) «Жидкое солнце». Главное в ней — не идея концентрации солнечной энергии, а идея мораль, ной ответственности ученого перед обществом за свои открытия. Гениальный изобретатель Чальсбери хочет облагодетельствовать весь мир, залить его потоками золотого солнечного сияния. Но беда в том, что в нем самом очень заметна нравственная недостаточность, выражающаяся в сознании им своей элитарности. По забывчивости ученого (а может, по злому умыслу), обещанные человечеству потоки солнечного сияния обращаются в «огромное, как вселенная, золотое, огненное пламя», по существу, в термоядерный взрыв. И что из того, что «прозревший» Чальсбери обличает «полишинелей-миллиардеров», «кучку негодяев», готовых употребить жидкое солнце «на пушечные бомбы и снаряды безумной силы»! Ведь и сам лорд пользуется услугами именно таких полишинелей — благообразных банкиров Мааса и Даниэльса, А. И. Куприн оказался провидцем. Изобретение атомной и нейтронной бомбы, лазерного оружия, перемещаемого пентагоновскими маньяками в космоземное пространство, подтвердили самые мрачные опасения автора «Жидкого солнца».

И все же А. И. Куприна не упрекнешь в пессимизме. Писатель верил в победу светлого начала в человеке над темным, злым. В рассказе «Тост» (1906) Земля XXX столетия показана А. И. Куприным как союз свободных людей, преодолевших болезни, подчинивших себе неистощимую магнитную силу планеты, поддерживающих постоянную связь с жителями других миров, познавших «целые бездны мировых тайн», «бесконечность и всесильность знания».

«Марсианская эпопея» в истории литературы и науки ни по объему, ни по занимательности не уступает эпопее лунной. Спутники Фобос и Деймос открыл «на кончике пера» Иоганн Кеплер. Их довольно точно описал — опять-таки не видя! — Джонатан Свифт. Джованни Скиапарелли обнаружил на Марсе «каналы»— происхождение этих линий не выяснено до сих пор.

Посвящено Марсу и самое значительное фантастическое произведение начала XX столетия — роман «Красная звезда» Александра Александровича Богданове (1873–1928), философа, экономиста, естествоиспытателя. Богданов — литературный псевдоним, настоящая фамилия писателя была Малиновский. Видный деятель РСДРП, он тесно общался с В. И. Лениным, хотя и расходился с ним по ряду философских вопросов. После революции Богданов возглавлял первый в мире Институт переливания крови, где и погиб после неудачного опыта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});