Очерки по истории Вселенской Православной Церкви - Дворкин А.Л.

Особый характер положению императора придавали специальные прошения в ектеньях и молитвы, читаемые в церквах по праздникам. В молитве Рождественского сочельника у Христа испрашивалось, чтобы Он "подвигнул народы всей Вселенной принести дань Вашему Величеству, как волхвы принесли дары Христу". В песнопениях Пятидесятницы говорится, что Святой Дух снизошел в виде огненных языков на главу императора. Константин Порфирородный писал, что именно через дворцовые церемонии "имперская власть направляется в нужном ритме и порядке, и Империя может таким образом представлять гармонию и движение Вселенной, исходящей от Творца". Византийцы свято веровали именно в такое понимание роли императора. Впрочем, это не мешало им принимать участие в свержении того императора, которого они считали недостойным или нечестивым. Его святость не предоставляла ему гарантии от насильственной смерти. Византийцы почитали символ, который совсем не обязательно совпадал с каждой конкретной личностью. Тот император, чья личность в глазах народа и Церкви не соответствовала его высокому призванию, считался тираном и узурпатором, и его насильственное свержение было лишь делом времени и виделось как богоугодное деяние.

4. Византийцы хорошо знали, что власть императора над Церковью ограничена, хотя границы эти и не были отчетливо определены. Да, действительно, как правило, ему принадлежало последнее слово в выборах патриарха. Но мог ли он, таким образом, контролировать Церковь? Как мы помним, Юстиниан I писал, что "высочайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием, – это священство и царство. Первое служит делам Божественным, второе заботится о делах человеческих… Оба исходят из одного источника…". Далее он добавлял, что император, хотя и самодержец, не может деспотично диктовать свою волю над священством. Друг Юстиниана диакон Агапит писал, что "император, хотя и Господин над всеми, но тем не менее, как и другие, раб Божий". Св. Иоанн Златоуст ясно говорил, что "область царской власти – это одно, а область власти священства – это другое; и последнее превышает первое".

Когда император-иконоборец Лев III открыл свой сборник законов "Эклога" словами: "Так как Бог в Своем благоутробии вручил нам имперскую власть… и приказал нам, как Он приказал святому Петру, главе и князю апостолов, пасти его верных овец…" и когда он начал свое иконоборческое постановление провозглашением себя священником, св. Иоанн Дамаскин заявил, что "в обязанности императора не входит определять церковные законы", и продолжил: "меня невозможно убедить, что Церковь управляется имперскими постановлениями". Св. Феодор Студит заявлял, что вопросы, связанные с догматами, были поручены лишь тем, кому Господь дал власть вязать и решить, т.е. апостолам и их преемникам – пяти патриархам. Он писал императору Льву V: "Это пентархиальная власть Церкви. Именно они составляют из себя суд для рассуждения по вопросам святого вероучения. Дело царей и правителей – оказывать им помощь в совместном свидетельстве веры и примирять различия между ними в делах мирских. Ты занимаешься политикой и войной. Оставь дела церковные иерархам и монахам".

В "Эпанагоге", сборнике, выпущенном при Льве VI, говорится: "Государство, как и человек, состоит из членов, самыми важными из которых являются император и патриарх. Мир и счастье Империи зависит от их согласия". "Эпанагога" тоже исходит из параллелизма Царя и Патриарха – "величайших и необходимейших частей государства", и в ней определяются обязанности каждого из них. Далее там говорится: "Задача царя – охрана и обеспечение народных сил добрым управлением, восстановление поврежденных сил бдительною заботой и приобретение новых сил мудростью и справедливыми путями и действиями. Цель патриарха, во-первых, та, чтобы тех людей, которых он принял от Бога, охранять в благочестии и чистоте жизни… он должен всех еретиков, по возможности, обращать к Православию и единству Церкви… а еще приводить к перениманию веры неверных, поражая их блеском и славностью и чудом своего служения… Царь должен благодетельствовать, почему он и называется благодетелем… Цель патриарха – спасение вверенных ему душ; он должен жить о Христе и распяться для мира… Царь должен быть отличнейшим в Православии и благочестии… сведущим в догматах о Св. Троице и в определениях о спасении через воплощение Господа нашего Иисуса Христа… Патриарху же свойственно быть учительным и равно относиться без ограничений к высоким и низким… а о правде и защите догматов говорить перед лицом царя и не смущаться… Патриарх один только должен толковать правила древних и определения Святых Отцов и положения Святых Соборов… Царь же имеет подкреплять, во-первых, все написанное в Божественном Писании, потом также все догматы, установленные семью Святыми Соборами, а также избранные римские законы". В "Эпанагоге" также подтверждаются предыдущие соборные запреты императору давать клирикам секулярные обязанности. Однако следует помнить, что "Эпанагога" была составлена не императором, а великим патриархом Фотием и что она осталась лишь законопроектом.

5. Похоже, что взгляды этих выдающихся церковных деятелей безоговорочно принимались народом лишь в особых кризисных ситуациях, как, например, в иконоборческие времена, когда религиозная политика императоров отвергалась народом. При нормальных обстоятельствах все виделось иначе. Епископы, собравшиеся на Трулльский собор, лояльно заявили: "Мы все рабы императора". Действительно, если логически продолжить теорию пентархии, на которую ссылался преп. Феодор Студит, то во Вселенских Соборах отпала бы всякая нужда. К концу XII в., когда в Церкви уже длительное время не возникало каких-либо серьезных вероучительных разногласий, многие готовы были согласиться с мнением тогдашнего канониста Феодора Вальсамона, который писал, что император выше всех законов, как гражданских, так и церковных, и что он один может заниматься законотворчеством, как церковным, так и гражданским. Сравнивая императора с патриархом, он заявлял: "Служение императорское включает в себя просвещение и укрепление тела и души. Достоинство патриаршее ограничено попечительством о душах и не более того". Вальсамон прибавляет, что, хотя клирикам и не должно занимать мирские должности, император может, применяя икономию, обойти этот запрет, а также, если того потребуют обстоятельства, вмешаться в выборы не только патриарха, но и любого епископа. Одного только император не может – это диктовать догматы веры. Однако дальнейшее развитие событий в XIII в. показало, что Вальсамон сильно переоценивал роль императора.

Лев III глубоко заблуждался, когда объявлял себя священником. Приблизительно веком раньше св. Максим Исповедник очень подробно и основательно объяснил, что император священником не является и являться не может. Можно сказать, что обряд венчания на царство давал императору некую священническую ауру. Он входил в алтарь царскими вратами. Он причащался в алтаре двумя видами раздельно, как священники. Его называли pontifex, или sacerdos, или йесЭхт. Даже папы римские беспрекословно использовали эти титулы в обращении к императору, если, конечно, они считали его православным.

Но у императора не было апостольского преемства, как у епископата или священства. На самом деле он и патриарх взаимно зависели друг от друга. Император назначал патриарха, и даже в самой формуле этого назначения содержалось признание роли императора как орудия Бога. "Я признаю две власти в этой жизни: священство и царство; Создатель мира вручил первой заботу о душах и последней – заботу о телах; если ни одна из них не ущемлена, мир находится в безопасности", – говорил один из могущественнейших византийских императоров Иоанн Цимисхий, но тут же добавлял: "Поскольку патриарший престол оказался вакантным, я помещаю на него человека, в достоинствах которого я убежден". Синоду оставалось лишь утвердить выбор императора.

Но императора короновал патриарх, и в поздней Византии преобладало мнение, что именно сам акт коронации возводил его в императорское достоинство. Патриарх принимал его исповедание веры и мог отказаться короновать его, если он не соглашался изменить свою веру или исправить свою нравственность. В качестве крайней меры патриарх мог отлучить императора от причастия.

Коронование императора патриархом приобрело еще большее значение после падения Константинополя в 1204 г. Феодор Ласкарис был не только венчан на царство в Никее, но и миропомазан, что никогда до этого не делалось при поставлении нового императора. Выше уже отмечалось, что, вероятнее всего, тут сыграло роль влияние западного обряда коронования, уже с давних времен включавшего в себя миропомазание. Латинский император Константинополя был, разумеется, коронован по этому обряду, и, конечно, никейский император никак не хотел быть обойденным.