Так было - Анастас Микоян

Но особо неприятное впечатление оставляют воспоминания маршала авиации Голованова. Нужно сказать, что он на меня производил всегда хорошее впечатление, и я высоко его ценил как летчика и человека. Я присутствовал в Ставке, когда первый раз появился там Голованов, предложив свою часть гражданских транспортных самолетов целиком для военных целей. Помню, как он пришел: высокого роста, красивый, стройный, подтянутый, малоразговорчивый. Коротко он сказал, без лишних слов, о своем предложении. Это произвело на нас очень хорошее впечатление.

В своих воспоминаниях Голованов много раз упоминает о том, что был у Сталина и что его дивизия была лично подчинена Сталину. Этим он хвастает и хвалит за это Сталина. Как это можно, чтобы Сталин, Верховный Главнокомандующий, взял в свое подчинение, под свое командование одну только дивизию дальнебомбардировочной авиации? Мне кажется, что все это он чересчур преувеличил. Он хвалит Сталина за то, что тот принимал его много раз в отсутствие командующего Военно-воздушными силами и обсуждал с ним вопросы дальней авиации, не интересуясь мнением командующего, мнением Генштаба. Но ведь это говорит о нетерпимом, порочном методе руководства Сталина.

Голованов в своих воспоминаниях приводит эпизод встречи Нового года и беседу с командующим ВВС Смушкевичем. Смушкевич сказал ему, что не может добиться приема у Сталина, хотя необходимо решить важный вопрос о подготовке авиации к боевым действиям. Он попросил Голованова, зная расположение к нему Сталина, обратиться к нему с письмом и изложить суть беседы Смушкевича с Головановым. Голованов так и сделал. И он не осуждает здесь Сталина за такое отношение к командующему ВВС. Разве Голованов не понимает нетерпимость положения, когда накануне войны командующий ВВС не имеет возможности поговорить со Сталиным по коренным вопросам авиационной подготовки? Хотя Смушкевич - заслуженный летчик, героически показавший себя в испанских событиях, самим же Сталиным был выдвинут на эту высокую должность командующего ВВС. Голованов не считает это отрицательной стороной деятельности Сталина. Потом мельком Голованов сообщает, что командующим ВВС стал Жигарев, не объясняя, какую роль он сыграл в войне, куда же делся Смушкевич, какая судьба его постигла (а ведь он был расстрелян!).

Вместо Смушкевича был назначен Жигарев, бывший кавалерист, человек хороший, несомненно талантливый, но тогда не ахти какой опытный в авиационных делах. Затем Сталин снял его с этой должности и направил на Дальний Восток командовать ВВС. Вместо Жигарева был назначен Новиков, который почти до конца войны успешно руководил авиацией.

Такая организационная чехарда - снятие двух командующих ВВС почти в течение полугода, разве не дает штриха к характеру Сталина как человека и руководителя. Неужели Голованов об этом не думает? Думает и знает. Или Голованов был ослеплен? Во всяком случае, из этих личных фактов он делает общую оценку Сталину, дает высокую оценку его характеру, его отношению к людям. Конечно, у него нет основания для такого обобщения. Поэтому такого рода мемуары приносят вред и, мягко говоря, искажают истину.

Наверное, не мог Голованов не знать, что после войны маршал Жуков был с руководящих постов в Министерстве обороны снят и назначен командующим Уральским военным округом, где фактически и не было никаких войск, кроме учебных заведений и отдельных мелких воинских частей. Но это не главное. Он не мог не знать, что после окончания войны были арестованы и расстреляны маршал Кулик, генерал Гордов, который какое-то время был командующим Сталинградским фронтом, затем командармом и воевал хорошо, и некоторые другие.

Если у них были какие-то промахи, неправильные высказывания, имевшие место, конечно, после войны, ибо в войну они не привлекались к ответственности, то разве надо было их расстреливать? Разве нельзя было их понизить в должности, уволить из армии, послать на пенсию, наконец?

Разве эти факты не доказывают отрицательных черт характера Сталина в отношении к людям? Во всяком случае, они не говорят о его заботе о людях.

Глава 44. Моя оценка Сталина

Часто товарищи спрашивают, какую оценку вы даете Сталину? Это ставит меня в трудное положение, потому что невозможно односложно давать характеристику Сталину. Это фигура сложная по натуре, и сложный путь был у него в партии и государстве. В разные периоды он выглядел по-разному: то выпячивая положительные стороны своего характера, то, наоборот, в других условиях, отрицательные черты брали верх. В этом смысле характеристику Сталину, данную Лениным в так называемом "завещании", надо считать абсолютно правильной и точной, подтвержденной всеми последующими событиями.

Я подчеркиваю - правильность сейчас, потому что, во-первых, когда мы познакомились с "завещанием" Ленина, внутренне мы не вполне готовы были к такой оценке, были убеждены, что Ленин не во всем был прав в личной характеристике Сталина.

Когда теперь пытаешься дать Сталину характеристику и определить свое отношение к нему, попадаешь в весьма трудное положение.

Первое. Как фактически я относился к нему в те или другие периоды истории нашей партии, ранние периоды, скажем, до 1934 г.? Я не только разделял политическую линию партии, в определении которой Сталин играл большую роль, но и в методах и тактике работы был согласен с ним, хотя в отдельные моменты бывали у него срывы, которые мы замечали, но такие срывы были редки, поэтому не портили общего отношения и доверия. Я ему полностью доверял.

Отношения стали меняться в худшую сторону после убийства Кирова, в годы необоснованных массовых репрессий против ленинских кадров и их окружения, и вообще против широких масс народа в 1936-1940 гг.

Теперь на многие вопросы я имею другой взгляд, потому что в то время очень много фактов, документов, которые освещали деятельность Сталина, мы не знали. Подлинные документы о фактах репрессий нам не рассылались. Нам присылали только лишь те документы, как теперь стало ясно, которые было выгодно разослать, чтобы в желаемом духе настроить нас. Рассылались, например, протоколы допросов видных товарищей, в которых те признавались в совершенно невероятных преступлениях, которые и в голову никому не могли прийти, а они подписывались под ними. Сталин так и говорил: "Невероятно, но факт, они сами это признают". Сталин позже, стараясь придать более правдивый характер показаниям, рассылал протоколы допросов, где на каждой странице стояла подпись обвиняемого, чтобы, как он говорил, "исключить фальсификацию и подлог".

Например, дела военных: Тухачевского, Уборевича, Якира и других. Как-то не в обычном порядке на заседании Политбюро, а в кабинете у Сталина, куда нас, членов Политбюро пригласили, Сталин стал излагать сообщение, что по данным НКВД эти военные руководители являются немецкими шпионами, и стал зачитывать какие-то места из документов. Затем он добавил, что у него были сомнения, насколько правильно сообщение НКВД, но они рассеялись после того, как недавно было получено сообщение от чехословацкого президента Бенеша, что их разведка имеет данные через свою агентуру в немецкой разведке, что перечисленные военные руководители завербованы немцами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});