Появляется всадник - Стивен Дональдсон

— Ты же видела, — мгновенно вмешался Джерадин. — Нечто вроде форменной одежды. Все врачи носят ее. Так их легче опознать в нужную минуту. Серый короткий камзол, хлопчатые штаны. — Его голос затих; он не слишком доверял своей способности описывать одежду.

Но он сказал довольно; серый короткий камзол с длинными рукавами из грубой ворсистой ткани, а не шерстяной плащ, который она помнила.

И усилием воли она добавила эту подробность к изображению в своем мозгу.

Ей нужны сейчас спокойствие и полная сосредоточенность. Все остальное сделают ее невероятные способности.

Постепенно изображение в зеркале изменилось от жаркого солнечного света почти в полную темноту. Как ты посмела так опозорить меня? Мне стыдно за тебя. Я покажу тебе, как…

«Ха! — хмыкнула она довольно. — Попробуй—ка». Она почувствовала судорогу между лопаток. Каждый мускул ее тела был напряжен. В мире столько оттенков темноты, столько оттенков боли.

Изучая темноту в зеркале, она сказала:

— Мне необходима лампа.

— Для чего? — спросил Артагель.

Она хотела повторить: не спрашивай, мне нужно сосредоточиться. Но на этот раз было важно, чтобы ее поняли. Чтобы Джерадин приготовился.

— Я могу использовать плоские зеркала. Вы — нет. Я собираюсь воплотить себя — туда. — В темноту, в которой она ничего не различала, даже если напрягала глаза так, что болели виски. — С лампой. Если я не потеряю контроль над этим зеркалом, вы сможете увидеть, где я нахожусь. Джерадин создаст новое изображение. Нормальное.

Пока она говорила, Джерадин принес лампу. Она рискнула взглянуть на него — рискнула отвлечься… Он был суровым, напряженным, весь пропитан решимостью; она не могла представить, что он растеряется. Тем не менее, тень страха омрачила его взгляд.

— Ты уверена? — прошептал он. Она покачала головой:

— Уверенность — это слабость. Оставь ее Эремису. И ее отцу.

Удивленная твердостью своих рук, она забрала лампу. Ее пламя, казалось, встало между Теризой и зеркалом, мешая видеть, так что она уже ничего не могла различить.

Почти непроницаемая тьма… Ну ладно.

Прежде чем она успела придумать новые причины, почему у нее ничего не получается, она открыла изображение и вступила в него…

…в дезориентирующую бесконечную мгновенную пропасть между двумя разными бытиями. Коснувшись пола, она едва не уронила лампу.

Рывок, отдавшийся в спине, сбил ее ориентацию. Териза с трудом удержала равновесие и, неловко размахивая руками, движения едва не выпустила лампу.

Она смогла восстановить равновесие, смогла удержать лампу и с облегчением вздохнула.

Перед ней была дверь, деревянная дверь, окованная железными полосами — вход в камеру? Лампа Теризы была единственным источником света в комнате; небольшое пламя отбрасывало пляшущие тени на балки потолка, на каменные стены. Как и во всем остальном мире, в комнате было ужасно холодно.

Она быстро обернулась, чтобы осмотреть место, где стояла кровать и виднелось окно и где должны быть железные кольца, — место, где должен быть Найл…

При виде него душа Теризы наполнилась таким торжеством, что она едва не закричала от восторга:

«Джерадин, поторопись, я все сделала правильно, я все сделала правильно!»

Разглядев Найла, она поняла, что начинает терять контакт с зеркалом в Орисоне.

Его лицо было мелового цвета, измученное, жалкое—лицо побежденного. Глаза смотрели на Теризу, точно темные ямы, из них были выжжены остатки разума. Несмотря на ее внезапное появление, он висел на цепях, не в силах подняться. Старая кровь засохла на руках. Небольшая клейкая лужа пачкала камень у его ног. У Мастера Гилбура были извращенные вкусы… Найл походил на человека, над которым издевались до тех пор, пока единственным живым чувством, оставшимся в нем, не оказалось чувство ужаса.

Вот какова была судьба, уготованная ей Эремисом. Он задумал и ее довести до подобного состояния, чтобы причинить как можно больше боли ей и Джерадину. — О, Найл!

Нет, сосредоточься, не думай об этом! И она быстро переключила все внимание на зеркальную комнату знатока Хэвелока, на то зеркало, что воплотило ее здесь. Удерживай изображение. В камере Найла теперь горел свет — она держала лампу, и Джерадин мог видеть, какая здесь обстановка, мог повторить картину в нормальном зеркале, если будет достаточно проворен, если сделает это до того, как пустой мертвый взгляд Найла заставит ее разрыдаться и разгневаться…

И если его не занесет куда—нибудь в другое место…

Из воздуха внезапно появился Артагель.

Не ощутив сразу после воплощения пол под ногами, он споткнулся и упал. Но рефлексы спасли его от удара. Почти мгновенно восстановив равновесие, он вскочил и бросился к Теризе и Найлу. Улыбка исчезла от потрясения и изумления.

Увидев Найла, он на мгновение замер. Его живость, его готовность к битве, казалось, рассыпались. Он метнулся в сторону и попытался оторвать цепи Найла от стены голыми руками.

Появился Джерадин.

Териза не видела, как он попал сюда, не видела, как он возник после воплощения; лишь увидела, как он хватается за лежанку, словно сошел с ума. Изрыгая проклятия, он схватил лежанку, швырнул о стену и принялся молотить ею по камню, пока ножки не превратились в нечто вроде дубинок.

С одной из ножек в руке он рванулся к Артагелю и Найлу, словно собирался избить обоих до полусмерти.

Отодвинув Артагеля плечом, он сунул конец ножки в ближайшее кольцо и яростно вывернул его из стены. Железное кольцо зазвенело как меч, ударившись о пол.

Найл упал на руки Артагелю.

Выдохнув: «Сукины сыны, сукины сыны», — Джерадин атаковал второе кольцо. С тонким металлическим скрежетом оно вышло из камня.

Они с Артагелем нагнулись над Найлом. Из их сжатых до боли ртов доносились приглушенные звуки — плач.

Теризе на мгновение показалось, что Найл без сознания, что он слишком измучен, чтобы понимать, что происходит. Но вдруг хрипло, осипшим от криков голосом, он проскрипел:

— Джерадин? Артагель? Это действительно вы? Джерадин яростно прошептал:

— Мы здесь. Здесь. Териза помогла нам найти дорогу. Как только ты сможешь встать, я воплощу тебя в Орисоне.

Поздно. Териза услышала, как дверь открывается, увидела свет из коридора, заливший ее и сыновей Домне.

Она резко повернулась, когда голос, мягкий, словно шелк, сказал:

— Если вам удастся, это будет истинное чудо. Я вырежу ваши сердца раньше, чем вы хоть пальцем шевельнете. Судя по моему опыту, покойники — не лучшие Воплотители. — У стоящего против света человека, казалось, не было ни лица, ни фигуры. Двуручный меч, который он держал в руке, казался длинным и смертоносным. Клинок тьмы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});