Ферзи - Татьяна Чернявская

Его безрадостные размышления прервал шум возни за спиной. Погорелое братство, успевшее едва ли не побрататься на фоне общих невзгод, с недовольством и агрессией встречало выходящих из подлеска чужаков, сразу же начавших во всё вмешиваться. Прибывшие с отрядом штатные лекари без лишних приказов направились к раненым, распаковывая ПНСИ и расчехляя связки целительных артефактов, для тех, кто не мог задействовать регенерацию сам. Два алхимика с завидной сноровкой разворачивали небольшую походную лабораторию и опасливо соскребали чёрные отложения на месте упавших осколков. Оставшиеся без работы боевики шатались меж выживших, пробуя отделить своих от чужих, чем вызывали одинаковую ненависть с обеих сторон. Затянутые в новенькие боевые костюмы, с мягкими огнеупорными масками и шипастыми вставками серебра на плечах и шее, они казались смешными и нелепыми среди грязных, оборванных и окровавленных людей, что взирали на явившуюся помощь почти с ненавистью.

— Как всегда вовремя, — не скрывая разочарования, проговорил Шматкевский и стал спускаться со своей обзорной площадки.

Заметив какие-то действия среди покалеченного населения, бойцы подкрепления приободрились в надежде хоть как-то разобраться в происходящем: найти среди контуженных или хотя бы определить по нашивкам командира никак не удавалось. Двое боевиков сразу же отделились от группы.

— Глава третьего звена Ратур Киреев, — коротко представился шедший впереди, слегка отогнув край маски, чтобы продемонстрировать знак особого отряда замковых боевиков. — Мы должны были отойти под начало Мастера Шматкевского, но раз его ещё не нашли…

— Я - Шматкевский, — совершенно невесело хмыкнут чародей.

— …! — шокировано вскрикнул второй, чей голос показался командиру смутно знакомым; видимо, доводилось вместе служить или проходить бесконечные показательные учения.

Если судить по удивлению боевика, на себя Редольф смахивал сейчас очень отдалённо. Собственно и чувствовал он себя соответственно, а потому не стал растягивать необходимые представления:

— Вы опоздали. В ходе операции по захвату, спровоцированной стороной неприятеля, объект самоликвидировался. Причины произошедшего пока не выяснены. Проверьте болтуны: наши разряжены. При наличии связи, сразу же вызовите, экспертов. Да, и оцепите периметр хоть на время, неизвестно, как далеко эта гадость разлетелась.

— Что точнее произошло? — не унимался Киреев, что за свою жизнь и немалый боевой опыт не видал паршивей места и гаже энергетики.

— Главный! — окликнул его один из бойцов, волокший за шкирку трясущегося, но на удивление почти не пострадавшего мужичка в форме городской стражи. — Смотри, кого мы нашли неподалёку.

Узнать в жалком, зеленоватом от страха человеке начальника чародейского отдела Васюковского отделения княжеской стражи было не сложно. Он был почти не потрёпан, непозволительно чист и лишь выбитые зубы и заплывшая щека слегка извиняли бывшего командира в глазах соратников, хотя отсутствие следов крови или каких либо серьёзных повреждений, только добавляли его образу подозрительности. Мужчина расфокусировано смотрел перед собой и невнятно бормотал воззвания к Триликому, словно ему в череп вставили сборник молитв.

— Прямо с дерева сняли, идиота. Ствол на земле валяется, а этот так и сидит на ветке с выпученными глазами, — мужчину, не видевшего всего ужаса произошедшего, эта ситуация, кажется, очень забавляла, пусть и от одной ударной волны от эдакого «веселья» весь их отряд и посбрасывало с мётел, как учеников-первогодок. — Лучше на это гляньте.

Боец не без сопротивления (сквозь бормотание его даже попытались укусить) выдрал из судорожно сжатых пальцев Курлячева и протянул командующим средних размеров седельный мешок обычной ступы. Деталь лётсредства была практически целой, пахла протухшей кровью и слегка светилась полустёртым узором. Мужчины синхронно отшатнулись от подношения, чем вызвали недоумение боевика и мерзкое подхихикивание блаженного, тянущего к мешку скрюченные руки, измазанные чем-то сияющим.

— …! — потрясённо повторил знакомец Редольфа на этот раз даже немного уважительно.

Его начальник серебряным клинком подцепил завязки опасного артефакта и с крайней осторожностью направился к копошащимся в реактивах алхимикам, стараясь лишний раз даже не вдыхать миазмов, исходящих от неизвестного заклятья.

Редольф проводил его взглядом и бессильно опустился на ближайший камень, переводя дыхание. Сталкиваться с некромантией было страшно, но куда ужаснее оказались напитанные ей руны, что, будучи даже извращёнными и ужасными в начертании своём, несли мощь сравнимую с сильнейшими артефактами древности. Создавалось впечатление, что за один вечер на волю оказались выпущены столько запретных сил, сколько не снилось даже элитным штурмовикам Царя. Некромантия, запрещенные артефакты, неизвестные реактивы, невозможные заклятья — и это только то, что являлось на поверхности обнаруженного болота. Шматкевский коротко взвыл, и тут же постарался взять себя в руки: ему ещё предстояло придумать, как об этом донести вспыльчивому приятелю, не вызвав у него самопроизвольного выброса.

День седьмой. Продолжение

Пронзительный петушиный крик разнёсся под сводчатым потолком, отразился от стен рвущими уши переливами и взвился высоко вверх к затянутому заклятьем проёму. Эхо его ещё звенело в покрытом сусальным золотом куполе, терзая слух собравшихся, как первые золотые искры священного сияния уже начали спадать благословением к началу. Они струились вниз по изогнутым столпам, щедро покрытым резной листвой диковинных деревьев, чьё место, казалось, скорее должно быть среди Небесных кущ, чем в этом бренном мире. На каменных ветках резвились длиннохвостые вестники-птахи, игриво топорща покрытые яркой эмалью перья, словно заманивая путников в глубины каменной рощи. Её стражниками стояли кумиры святых из чистого, не тронутого презренными разводами серого мрамора, наползая складками наброшенных хламид на плитки хитроумной мозаики. Фигуры их были величественны и непропорционально вытянуты, а лица суровы и полны внутреннего света и благородной самоотверженности. Строго смотрящие на собравшихся глаза, полные укора и возвышенного смирения, слегка светились, проникая в самые потаённые уголки души. От чего невольно любой начинал задумываться о собственной грешности и порочности. Проникнувшиеся величием и торжеством обстановки истово жались к водружённому в парадном нефе алтарному камню, благоговейно трепеща пред его сиянием и мощью. Обильно чадили заморскими благовониями встроенные в стены курильницы, пропитывая пространство густым дурманящим дымом, что в полумраке клубился рассветным туманом, въедаясь в кожу и одеяния. Молоденькие служки, обряженные в небесно-голубые мантии с белоснежными нашивками, ловко сновали у стен, меняя оплывшие свечи и подчищая жертвенные чаши от слишком крупных подаяний. Кумиры смотрели на это со снисхождением: их задачею было бдение за душами прихожан, а не служителей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});