Все романы (сборник) - Этель Лилиан Войнич

Генри вне себя от ярости перебил ее:

— Я ничего подобного не думал! Я сам знаю, что Беатриса не из тех девушек, которые способны носить кольцо одного человека и прятать в своей постели письма другого. Раз уж вы спрашиваете, я скажу, что я думаю: по-моему, Эльси заслуживает хорошей порки, и я сам готов отшлепать ее как следует. Я не считаю, что подобные шутки приличны для девочки, которая только-только вышла из детской.

Он ушел совершенно взбешенный. Еще минута, и он высказал бы этой женщине все, что о ней думает. Она смеет уверять его, как будто он сам не уверен…

А уверен ли он? Он был совершенно уверен, что Беатриса не сделала ничего постыдного. Но как знать — вдруг она тайно оплакивает первую любовь, которая увяла, не успей расцвести? Это объяснило бы многое…

Чепуха! Портрет ее отца — и больше ничего. Как только ему удалось застать ее одну, он заговорил о свадебном путешествии. Ему не хотелось бы, объяснил он, выходить из бюджета, потому что тогда придется тратить деньги, которые его отец отложил для непредвиденных починок на фермах или на случай болезней среди арендаторов, — хорошие арендаторы заслуживают хорошего хозяина. Если бы вместо Парижа они съездили на какой-нибудь ближний курорт, это обошлось бы гораздо дешевле. Он слышал о прекрасной гостинице в приморском городе Брайтхелмстоне, который считается приятным и здоровым местом. Ее очень огорчит, если они пока отложат поездку в Париж?

Конечно нет; и она хочет, чтобы свадьба была поскромней.

Потом он задал ей еще один вопрос: не обидится ли она, если он теперь же уедет в Бартон, чтобы все приготовить. Он так долго не был дома, что его присутствие там, вероятно, необходимо. Он вернется первого сентября. И тогда, как только будет готово ее приданое, можно будет сделать оглашение.

Разумеется, пусть он поступает, как сочтет нужным. Это было все, что она сказала, но облегчение, которое она почувствовала при мысли о его отъезде, было до боли очевидным. Тем не менее он тоже почувствовал облегчение. Теперь, когда она наконец надела его кольцо, эти гарпии на некоторое время успокоятся и не будут ее мучить; а чем дольше он задержится в Бартоне, тем меньше будет у Карстейрса возможностей выманивать у него деньги. Кроме того, у этой странной застенчивой девушки будет время свыкнуться с мыслью о замужестве.

Дома у него оказалось столько дел, что ему некогда было раздумывать о том, что хранится у нее под подушкой, хотя, впрочем, все это может быть просто злокозненное воображение ее сестры. Ее чрезмерная скромность тоже перестала его тревожить. В конце концов что здесь удивительного? Какой девушке понравится, если ее навязывают, — пусть даже человеку, которого она любит? Когда они поженятся и он увезет се из этого отвратительного дома, все будет по-другому.

Из Бартона он иногда отваживался посылать ей маленькие подарки. Ее ответные письма содержали только выражения благодарности и уверения, что она здорова и ни в чем не нуждается.

Вернувшись в Лондон, он в тот же вечер поехал в Кейтерем с брачным контрактом в кармане. К счастью, там не оказалось никаких неприятных гостей — только незнакомый молодой человек необычайно привлекательной наружности, с мягким голосом и очень похожий на Беатрису.

Миссис Карстейрс и ее муж были чем-то встревожены.

— Мой сын, Уолтер Риверс, — сказала она. — Он неожиданно приехал вчера из Португалии в короткий отпуск. Мы так рады, что он здесь.

Ну, кажется, среди родственников его жены нашелся хоть один, которого можно будет не краснея представить уорнкширскому обществу. Немножко женоподобный, правда, — наверное такой же книжный червь, как и его отец.

Побольше мужественности ему не помешало бы, но это по крайней мере джентльмен. Генри почувствовал облегчение.

— Я надеюсь, вы сможете задержаться до нашей свадьбы? — спросил он.

— Я должен уехать в четверг.

— Как! Неужели в следующий четверг?

— Да. К сожалению, я могу пробыть в Англии только неделю.

Генри был поражен. Стоило ли приезжать из Португалии на одну неделю?

— Ужасно мало, не правда ли? — сказала миссис Карстейрс. — Но такова уж судьба дипломата: никогда ничего нельзя знать заранее.

Вскоре она приказала Эльси идти спать и после обычных пререканий выпроводила ее наверх. Затем она повернулась к Генри.

— Мы хотели спросить вас, может быть вы согласитесь поторопиться со свадьбой? Для того чтобы Уолтер мог быть посаженым отцом милочки Беатрисы.

Ведь вы понимаете, он теперь глава семьи Риверс…

— Но ведь он уезжает в четверг.

— Да, конечно, это несколько неожиданно, но Уолтер очень хочет присутствовать при церемонии. Беатриса не огорчится, если ее приданое будет еще не совсем готово. Не так ли, дорогая?

— Да, — сказала Беатриса. Она сидела опустив голову и не принимала никакого участия в разговоре. Ее мать торопливо продолжала:

— Мы успеем приготовить простенькое подвенечное платье… ведь вы и сами говорили, что предпочли бы свадьбу поскромнее.

— Но это же невозможно! Только на оглашение потребуется три недели.

— Если взять специальное разрешение… Генри нахмурился. Они ведь не убегают в Гретна-Грин. В уорикширском обществе так не принято.

— Отчасти это ради Эльси, — добавила миссис Карстейрс. — Она уезжает с Уолтером, а мы обещали ей, что она будет подружкой. Бедняжечка будет так разочарована!

Генри хмурился все сильнее. Ему лгали — сейчас или прежде, — а он ненавидел ложь.

— Эльси только что мне сказала, — ответил он, — что она через неделю уезжает погостить к подруге в Эпсом.

— Она еще ничего не знает; это было решено только час тому назад. Мы скажем ей обо всем завтра.

— О чем именно?

— Мы отдаем ее во французский пансион. Уолтер считает, что она уже слишком большая, чтобы заниматься с мисс Смизерс, и… и что ей следует усовершенствоваться во французском языке. К счастью, он возвращается через Париж и сможет отвезти ее туда и оставить…

— В Париже, этого ребенка? С кем?

— Уолтер подыскал для нее превосходный пансион; он навел справки через английское посольство. Супруга посла очень любезно предложила свои услуги.

Все так удачно складывается.

Генри посмотрел на Уолтера. Что за человек этот изнеженный юноша, который как снег на голову является из Португалии и решает все за всех?

Посмотреть на него — тише воды, ниже травы, но это не помешало ему единым махом устроить свадьбу одной сестры, отдать в пансион другую и по дороге заручиться помощью незнакомой дамы, прежде чем он соизволил сообщить матери свои планы.

Уолтер встал.

— Я хочу пройтись. Не составите ли вы мне компанию? Когда они отошли от дома, он повернулся к Генри.

— Могу я говорить с вами откровенно?

Генри, у которого к этому времени уже голова шла кругом, осторожно ответил, что будет очень рад. Но Уолтер, казалось, вдруг утратил дар речи.

— Мне кажется, — начал он наконец, — вы уже довольно близко познакомились с мужем моей матери?

— Ближе, чем мне хотелось бы, — пробормотал Генри. Раз уж дело дошло до откровенности, он тоже умеет быть откровенным.

— Во всяком случае, достаточно, чтобы понять, насколько этот дом теперь — неподходящее место для двух молоденьких девушек?

Генри угрюмо кивнул. Это по крайней мере прямой разговор.

— Вы можете себе представить, как я беспокоился о сестрах с тех пор, как умер мой отец? Ведь Португалия очень далеко. Затем я узнал о втором браке моей матери… Я попросил отпуск, но мне отказали. Я чувствовал, что не могу объяснить всего. Она же… моя мать, вы понимаете.

— Понимаю, — сказал Генри.

— Тогда я написал нашему поверенному, мистеру Уинтропу, прося его навести справки о Карстейрсе. На это потребовалось много времени. Когда наконец они были собраны… они оказались малоутешительными.

Оказалось, что прошлой зимой родственники окончательно отреклись от него. Тогда его кредиторы дали ему сорок восемь часов, чтобы расплатиться с долгами. Это означало Маршалси. В тот же день он сделал предложение моей матери. У нее были кое-какие собственные деньги — немного, но достаточно, чтобы на время выручить его.

Мистер Уинтроп написал, что он узнал о случившемся, только когда они пришли в его контору с брачным свидетельством и потребовали еще денег.

Видимо, они оба полагали, что мама может продать часть имущества Риверсов.

Когда он объяснил, что согласно условиям завещания ничто, кроме коллекции редкостей, собранной моим делом, не может быть отчуждено, она впала в истерику, а Карстейрс разразился бранью. Он жаловался, что его «обманом женили на старухе».

Мистер Уиптроп не стал сообщать мне остальные его выражения. В конце концов он предложил им оставить его контору. Позже моя мать пришла к нему одна, чтобы извиниться. Она горько плакала.