Обсидиановый нож - Александр Мирер

— …Ну вот, Грант ответил из каюты, что он проснулся и хочет глотнуть кофе, а я сказал, что в рубке нет кофе и пускай он по дороге завернет в буфет. Командир сказал, что потерпит полчаса, до конца маневра, и отключился. Это было в ноль часов девятнадцать минут — ну, ты знаешь По уставу положено фиксировать время вызова командира в рубку. Оккам фиксирует все действия команды, я спросил у него время вызова и записал. Заодно спросил, как пассажиры. Ты видел пассажирский список?

— Я еще ничего не видел.

— Мы не везем ни одного туриста. Только космический персонал — отпускники, сменщики, один заболевший. Эта публика умеет отличать голос компьютера от человеческого, и надо было проверить, все ли улеглись. Оккам доложил, что в амортизаторах находится пятьдесят девять человек, а шесть — на воле. Тогда я сам обратился к пассажирам с акселерационным предупреждением. И тут ударило. — Он повернулся к пульту. — Ал! Я ничего не упустил?

Из пульта ответил голос инженера, сидевшего в первом рубочном ярусе, в пяти метрах над их головами:

— Упустил. У тебя был неприкосновенный запас кофе.

Жермен одобрительно кивнул. Хайдаров отметил это. Корабельный психолог, оказывается, не опустил руки — следит за своими подопечными, и следит внимательно, в мелочах.

— А еще у меня «Мартель» в термосе, — сказал Жермен. — Албакай, твоя очередь. Докладывай.

— Есть, штурман… — сказал инженер. У него был очень красивый бас, низкий и мощный — динамик слегка погромыхивал, пытаясь воспроизвести самые низкие ноты. — Куратор Хайдаров, докладываю. В ноль часов двадцать минут «Мадагаскар» шел под тягой рулевого двигателя. Выполнялся маневр разворота в тормозное положение. Последовал толчок. Я оценил его две-три десятых «же». На пульте вахтенного инженера осветились табло: «Авария», «Метеорная атака» и сигнал задраивания дверей и люков. Подо мною захлопнулся рубочный люк. Из первого яруса во второй. Через очень малое время на схеме было обозначено место аварии — кают-компания… — Инженер замолчал. Перед этим он говорил ровно, спокойно, напористо, как океанский прибой.

— Мы слушаем, старина, — ласково сказал Жермен.

— Продолжаю. Я знал, что командир Грант Уйм находился на пути в рубку. Его каюта открывается в кают-компанию. Я отступил от выполнения долга, куратор. Я отвлекся от руководства авралом и нажал клавиш аварийного воздухоснабжения кают-компании. Клавиш был «завален».

— Как ты сказал?

— Клавиш запал в гнездо. Компьютер уже подал аварийный воздух в отсек номер пятнадцать.

— Это — кают-компания?

— Да, куратор. Не поднимешься ли ты в мой ярус? Здесь схемы отсеков.

— Иду, — сказал Хайдаров.

В этот момент он уже кое-что понимал. Во-первых, почему экипаж обратился в Институт космической психологии. Из семидесяти одного человека пассажиров и экипажа на «Мадагаскаре» не было ни одного без диплома Космической службы. К Космической службе принадлежал, следовательно, и «субъект X». Его было необходимо выявить. Человек, способный бросить раненого товарища в аварийном отсеке, мягко выражаясь, непригоден для работы в космосе, А тот, кто способен еще и скрыть такой поступок — он просто опасен. Его надо лечить, пока он не выкинул что-нибудь совсем невероятное.

Второе: предварительное расследование, проделанное силами экипажа, ничего не дало или дало так мало, что командир оказался под подозрением наряду с пассажирами только потому, что в момент аварии он мог быть в отсеке. Но — чудовищная нелепость! Командир, как жена Цезаря, должен быть выше подозрений. Особенно такой безупречный служака, как Грант Уйм. Отсюда вытекало и третье. Вот почему Уйм не стал дожидаться следователя и отправился на отдых — он хотел, чтобы о происшествии доложили без него, непредвзято. Разумеется, Грант сослался бы на усталость — если бы его спросили. Командиру такого судна, как «Мадагаскар», не часто приходится отдыхать на пути с Марса в отстоянии… Триста миллионов километров, шестьдесят пять пассажиров, десять тысяч тонн массы покоя. Главный реактор, вспомогательный реактор, дьявольски тонкие магнитные фокусировки ракет — отклонение пучка плазмы на доли градуса приводит к такому, что об этом лучше не думать. А еще — метеорный пояс, радиационные зоны, солнечные протуберанцы, воронки, вспышки, выбросы.

…Несколько минут они сидели молча. Албакай — спиной к Хайдарову, в уставной позе — голова откинута на спинку кресла, лицо обращено к пульту, руки лежат на поручне клавиатуры. Над пультом светилась, как витраж, схема «Мадагаскара» в продольном разрезе. Она была нанесена цветной печатью на толстое матовое стекло, изогнутое по форме рубочной переборки. Стометровый корабль аккуратно уложился в два метра — вместе с пассажирами, реакторами и дьявольскими тонкостями. За концами продольного разреза располагались поперечные сечения, «блины» в просторечьи. Их было шесть, в том числе два сечения пассажирского модуля — по первому уровню, в котором сейчас был Хайдаров, и по третьему — с кают-компанией.

— Разреши продолжать, куратор?

— Конечно, Албакай.

— Я сказал, что клавиш аварийного воздухоснабжения был завален! Вот здесь, — Албакай притронулся к «блину» третьего уровня, — здесь играла мигалка пробоя. Пробой не катастрофический, но и не слабый. Пассажирский люк в четвертый уровень был еще открыт…

— Ствол «Б»? — спросил Хайдаров.

— Да. В кают-компании оставался человек. Оккам не имел права отсечь его от четвертого уровня. А дверь каюты командира была закрыта. Куратор Хайдаров, я потерял еще несколько секунд. Заметался. Крикнул Марселю, чтобы он открыл дверь своего отсека, за которой лежит командир. Вот эту, справа от пульта штурмана. Но при аврале двери нельзя открыть — Оккам блокирует переборки…

— Прости, а что ты мог упустить за эти секунды?

— Вообще-то ничего, Оккам отлично справился. Я видел, что течь заделывается и система жизнеобеспечения не затронута. Через пять-шесть секунд после удара люк захлопнулся. Одновременно я услышал командира. Он спросил: «Албакай?» Я ответил: «Пробой. Пятнадцатое помещение. Опасности нет». Я очень спешил — Оккам хотел говорить, и едва я сказал: «Оккам?», он заговорил. Прослушаешь воспроизведение?

— Конечно.

— Оккам! Воспроизведи свой доклад инженеру и врачу в ноль двадцать ноль восемь, сегодня.

— Воспроизвожу, — ответил голос машины — как всегда, звонкий тенор. — «Я Оккам. Метеорный пробой, вторая, пятнадцать пэ-эм. В аварийном помещении пассажир номер семь, агония. Агония. Пробой заделан, течь триста единиц, давление под нормой. Ксаверы! Открываю тебе путь через ствол „Б“ в пятнадцатое помещение». Албакай, здесь конец доклада.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});