Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы - Людмила Петрушевская

ВАЛЯ. Ты говоришь! А вот у меня еще того лучше…

Входит ПАША с двумя портфелями.

ПАША. Самое смешное, что никого народу. Они всё больше тут употребляют красненькое да мордастенькое. Говорю: «Мне чинзано». А один около меня стоял, спрашивает: «А че это?»

КОСТЯ. Сколько взял?

ПАША. Сколько договорились, мужики.

КОСТЯ. А для Вали не забыл?

ПАША. Две.

КОСТЯ. А неужели мне одну взял, не догадался?

ПАША. Больше.

КОСТЯ. Слава богу.

ПАША. Ведь закрывался магазин, в том-то и дело.

ВАЛЯ. Ну а теперь…

ПАША. Айн минуту. (Выходит в кухню.)

КОСТЯ. Он молодец. Потому что среди ночи опомнишься, сунешься, а нигде ничего. Помнишь, как у Кондакова пришлось с двух часов ночи чай пить?

ВАЛЯ. Ну!

КОСТЯ. Чай такая вредная вещь. На почки действует, на сердце. Я утром домой пришел, пошел бриться перед работой, посмотрел на себя в зеркало. Ай! Лицо в зеркале не умещается.

ВАЛЯ. Ну!

Приходит ПАША с тарелочкой.

КОСТЯ. Закусь?

Паша достает из портфеля кулек и высыпает на тарелочку конфеты.

ВАЛЯ. Дорогие купил слишком.

ПАША. Для тебя мне ничего не жаль.

ВАЛЯ. Да?

КОСТЯ. Из горла будем?

ПАША. Старики, анекдот: два вурдалака оторвали человеку голову, а один другого спрашивает: «Из горла будешь?» (Приподнимает ящик, вынимает полбуханки хлеба.)

КОСТЯ. Еда.

ВАЛЯ. Отрежьте кусочек. Я с работы.

Костя достает перочинный нож, аккуратно отрезает кусок.

ПАША (открывает бутылку). Костя, достань там еще два сверточка: сыру, колбаски нарежь.

ВАЛЯ. С ума сошел.

ПАША. Для тебя, Валя, купил.

КОСТЯ. Старик, тут в одном свертке какие-то тряпки.

ПАША. Не то, все не то, дай-ка. (Забирает.) Вот, вот свертки.

КОСТЯ. А я смотрю: в одном тряпки, в другом туфли.

ВАЛЯ. Продавать, что ли, нес?

ПАША. Ешь, дорогой.

ВАЛЯ. Пока человек ест, он не пьет.

ПАША. И ешь. Ну, мужичье! С приездом! И за мою маму!

Пьют.

ВАЛЯ. Да, Костя, ты не досказал насчет десятки.

КОСТЯ (с непонятной интонацией). А!..

ПАША. Какой десятки?

Костя (с нажимом). Какой десятки?

ВАЛЯ. Он из этих пяти одну истратил, оказывается.

ПАША. А?.. Ну!.. (Радостно смеется.) А я ничего не могу понять. Считал-считал у кассы!

КОСТЯ. Какая десятка?..

ВАЛЯ. Ты мне сказал, что десятку растратил.

КОСТЯ. Какую десятку?

ПАША. Старики, выпьем!

Пьют.

Валя, ты ешь. Ты чего себе зубы не вставишь, быстрее есть будешь.

ВАЛЯ. Да все некогда. То одно, то другое. У жены в квартире мебель строю.

ПАША. У какой жены?

ВАЛЯ. У Ольги, у какой.

ПАША. Откуда?

ВАЛЯ. Им дали квартиру. С матерью. А мать вышла замуж к мужу. Ольга говорит, хоть раз в жизни по-человечески пожить, не с твоими родичами, и уехала с Алешкой. Алешка уже в детский новый сад ходит. Я теперь там каждый вечер.

КОСТЯ. Как каждый? А вчера?

ПАША. А в понедельник?

ВАЛЯ. У Ольги там нет телефона.

КОСТЯ. Понял. Родители считают, что ты у жены.

ПАША. А Ольга звонить родителям не будет?

ВАЛЯ. Ольга не будет. Она вообще говорит, что ей все надоело, вся эта семейная жизнь. Но мебель я строю!

ПАША. Говорит, пошел, значит, отсюда.

ВАЛЯ. Старик, не совсем. Не совсем. Она хочет, чтобы я с ними жил, и я не отказываю. Но мои родители как же? Они останутся одни на пятидесяти метрах на старость? Интересно, что же это, они на меня всю жизнь работали, а я теперь их брошу? Кто машину отцу водить будет?

ПАША. Покупает?

ВАЛЯ. Почти купил.

ПАША. Поездим. Поездим.

ВАЛЯ. Отца же, не моя.

КОСТЯ. Но, с другой стороны, тебе и разводиться нельзя.

ПАША. Почему?

КОСТЯ. Валя оформляется за границу.

ПАША. Куда?

ВАЛЯ. На кудыкину гору.

ПАША. В капстраны, значит.

ВАЛЯ. В ЧССР я был, в Болгарии, Золотые Пески.

ПАША. А я в Монголию оформлялся.

ВАЛЯ. Ну и как?

ПАША. У них штаты не расширили. Хотели расширить и не расширили. Не стали.

ВАЛЯ. Не оформили, значит. На тугрики много не купишь. У нас один малый оттуда привез жене немецкое меховое пальто. Белый мех, но без ватина. Она в ателье носила на ватин ставить. Выше пятнадцати градусов мороза нельзя. Каждый день слушает погоду и ругается, лучше бы кожи привез.

Паша. Кстати, о женах: позвони, Константин, пойди.

ВАЛЯ. Кому?

КОСТЯ. Дружининой. Но ее нет сейчас дома.

ВАЛЯ. Дружининой?

ПАША. Блондинка.

КОСТЯ. Она к подруге поехала на день рождения.

ВАЛЯ. К кому?

КОСТЯ. К нашей Смирновой из отдела.

ВАЛЯ. Надо туда поехать, мужики!

КОСТЯ. Туда Паше нет допуска.

ВАЛЯ. Без Паши поедем.

КОСТЯ. У меня тоже допуска нет.

ВАЛЯ. Ну что вы! Ну, так нельзя! У Смирновой так отлично. Баранью ногу подают.

КОСТЯ. И джин, да. Но мы там прошлый раз с Пашей заночевали, так пришлось.

Пьют.

Сидели так на кухне, а потом из холодильника папашину настойку от давления выпили. Чекушечку. Внешне такая же, как старка. Не отличишь. Утром ехали в метро, у нас давление сильно упало. Или ихний скандал подействовал: самовнушение началось.

ПАША. Скорей всего. У меня точно от скандалов падает давление.

КОСТЯ. Поспали на кольцевом маршруте, сколько пришлось. Заехали в депо, так неудачно. Сигналы долго подавали.

ВАЛЯ. Чем?

ПАША. Постукивали.

КОСТЯ. Папаша Смирновой на нас кричал, что мы самоубийцы, что такое выпили, что он три раза в день принимает по две капли. Прислали за золото с Дальнего Востока. Резко снижает тонус.

ПАША. Шарлатанство все это. Моему папаше тоже привозили.

КОСТЯ. Значит, это мы так расстроились просто. На работу не ходили, лечились долго потом.

ВАЛЯ. Тогда я схожу позвоню. (Ест.)

ПАША. Ешь, на твои деньги куплено.

ВАЛЯ. Ты мне ничего пока не отдавал. (Ест.)

КОСТЯ. Кому ты хочешь звонить?

ВАЛЯ. Кому дозвонюсь. Сейчас вот поем… (Ест.) В Монголии, кстати, шерсть отличная. Поехал бы ты, Пашка, то привез бы своей Тамаре шерстяную кофту. Но что делать, раз не оформили. А то Тамара была бы довольна.

ПАША. Тамара? Да, с ней, старики, сурово. Я до двенадцати должен успевать домой, а то Тамара после двенадцати лишает меня супружеских ласк. Стало быть, я должен попасть на автобус двадцать три ноль две. Ну и до автобуса отсюда… полчаса как минимум.

КОСТЯ. Тридцать пять.

ПАША. Если автобус двадцать три ноль две… То мне на жизнь остается здесь (смотрит на Валины часы) почти ничего. Валя, иди, звони.

ВАЛЯ. Но что интересно, ведь ты уже с ней разошелся.

ПАША. Правильно. Для того чтобы прописаться к старушке-матери в ее квартиру.

ВАЛЯ. Понимаю, может пропасть квартира? Мать-то старая.

ПАША. Откуда.

ВАЛЯ. Они все уже старые более-менее. К тому идет.

КОСТЯ. Она у него сейчас в больнице лежит, да?

ПАША. Скоро забираю. Завтра.

ВАЛЯ. Завтра суббота, выписки нет.

ПАША. А я заберу.

КОСТЯ. У нее малокровие?

ПАША. Выпьем за упокой.

ВАЛЯ. Дурак. Бросаешься словами. (Пьет.)

ПАША. Чем хорошо выпить: все уходит на задний план.

ВАЛЯ. Зачем уходить от реальности, если реальность такова, что мы просто любим пить, любим это дело, а не из каких-то высших соображений что-то забыть. Зачем все время прикрываться какими-то пышными фразами. Пьем, потому что это прекрасно само по себе – пить! Свой праздник мы оправдывать еще должны. Да кому какое дело, перед кем оправдываться?

Костя целует Валю.

Ну… А как твоя Тамара реагировала на развод? Что ты подал?

ПАША. Она сама подала. Еще раньше, чем я ей сказал.

ВАЛЯ. Значит, она сама… Это много лучше.

ПАША. Объюдно. Стороны пришли к объюдному решению.

ВАЛЯ. Так ты здесь живешь?

ПАША. Когда где.

ВАЛЯ. Стало быть, тебе не нужно никуда ехать, чего же ты тут рассчитывал время! И мне не нужно ехать. Костя, ты тоже, чего тебе, успеешь еще за свою загородку «осторожно, двери закрываются». Пьем, мужики! Доставай еще одну бутылку! Сколько, стало быть… тебе… две, мне… три, нет, четыре, а остальное выпьем!

ПАША. Иди, позвони-ка, времени уже в обрез.

ВАЛЯ. Какое в обрез!.. Ты же… Как это… Нигде не живешь. Никому не нужен ты.

ПАША. Если я опоздаю, меня лишат супружеских ласк.

ВАЛЯ. Каких супружеских?

ПАША. Ласк. Она просто дверь запирает в квартиру.

ВАЛЯ. Да какие у тебя супружеские! Это у меня супружеские да у Кости за загородкой… Кстати, Костя, ты у родителей по-прежнему ночуешь?

КОСТЯ. Поругался.

ВАЛЯ. Нехорошо, старик! Глядишь, и переночевать негде будет!

КОСТЯ. Поругался. Полина все говорит: «На кой нам их куры!» Придут навестить внуков, несут куру. На восемь человек. И действительно, придут. Обед давно без этой куры готов, давно бы сели, нет, они ее варить желают. Все холодное. А они, дураки, не понимают, что их благотворительность у Полины и у Ваньки одно раздражение вызывает. Полька меня просит: скажи им, не надо. Я сказал, мать расстроилась, отец капли принимал. Мы твоим детям, раз у них всё пропивают. И вот тебе, всё свернули на меня. Мать говорит, если вы с Полиной такая дружная семейка, и не ходи сюда ночевать, не стоит. А подумаешь! Да застрелитесь!