"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна

Разговор обычный, фронтовой. Слушаешь и поражаешься, как хорошо эти два в недавнем прошлом совсем мирных человека освоили военный лексикон и получили представление о технике боя.

Беседу прервали самолеты. Яростно взмыв, они бросились в пике. Я смотрел на фугаску, падавшую, как казалось, прямо на голову, и переживал странное: верилось, твердо верилось, подарок не для меня.

Хрясь, бух. Окопчик основательно присыпало землей.

— Словно из пульверизатора. Смотри, какая мелкая, — как ни в чем не бывало шутил Верховов.

— Спасибо за пульверизатор, — ворчал Багров.

Но в общем ни тот, ни другой не испугались.

Я выскочил было из окопа, решив проползти на КП полка. Куда там! Сразу над самым ухом: «жиг», «жиг», «жиг».

— Нельзя, товарищ капитан, нельзя, убьют насмерть, — рассудительно заметил Багров.

— А мы сейчас, верно, сами в атаку пойдем. Так ведь ловчее. Фриц собрался к нам, а мы ему в грудь, — заметил Верховов.

А дым стелется по земле. Он уже подходил к окопчику, когда бомбардировщики развернулись и снова сбросили свой страшный груз. Черные вихри понеслись по передовой. Разрывы слились в один сплошной грохот. Я сжался в комок, а бойцы продолжали спокойно сидеть.

— Ложиться опасно: если засыпет, не встанешь, — не то в порядке совета, не то с укором заметил мне Багров.

Дым окутал окопчик, и словно опустился черный занавес. Даже небо показалось ночным, заводские трубы и те скрылись.

Вдруг со стороны КП полка взвились веером три красные ракеты.

— Вперед! — раздался крик.

— Вперед! — заревел Багров.

— Вперед! — тонко, фальцетом поддержал его Верховов, и оба исчезли в направлении фашистских окопов.

План Гуртьева — предупредить вражескую атаку своей.

Я бросился на КП полка, к новому КП. Он обосновался в бетонированном подвале. Перемещение произошло быстро.

— Здесь «юнкерс» нам не опасен, — заметил Чамов.

Впереди ясно слышались крики «ура». Атака шла успешно. Гитлеровцев захватили врасплох, и теперь им было не до наступления.

— Как? — запрашивал по телефону комбатов Чамов.

— Отлично, заняли окопы противника, — слышалось в ответ.

Полк продвинулся вперед на пятьдесят метров.

Через несколько минут к КП полка подбежали три гитлеровца и, спрыгнув в подвал, остановились в смятении. Оказывается, они перепутали направление, не к своим, а к нам попали. Их обезоружили.

Пленные! Я безумно обрадовался, начал их расспрашивать. Но нет, ничего не получалось. Слишком уж ошалели непрошеные гости.

А донесения от комбатов продолжали поступать, радостные донесения.

— Занял пункт «Б», продвигаюсь с боем, — сообщали из первого батальона.

— Веду бой на уничтожение в цехе номер три, — извещали из третьего.

Самолеты тем временем развернулись и стали опять бомбить. Чамов наблюдал уже с нового рубежа, как методично и жестоко фугаски разносят в пух и прах прежние позиции полка, сравнивая с землей и окопы, и траншеи, в которых уже не было ни одного нашего бойца.

В этом-то и заключалась своеобразная тактика Сталинградской битвы: спасайся от самолетов противника во вражеских окопах. Операция смелая, рискованная. Людей-то у нас меньше, чем у гитлеровцев. Если не пробьешься сразу, ничего не выйдет. Да и заняв окопы, нельзя зевать. Бойцы первого батальона, в частности, заняв новые позиции, очутились среди немцев. Получился как бы слоеный пирог. Наш взвод, а рядом гитлеровцы, дальше снова мы, и снова они. Сейчас победу решала военная сноровка. А ее-то и имели в избытке чамовцы. Бойцы, не дожидаясь приказов командиров, быстро расправлялись с остатками гитлеровцев. Наконец, бой окончен, и командир полка отдает приказ:

— Закрепиться на достигнутом рубеже.

И началось закрепление, переоборудование старых окопов, их ведь следует повернуть в другую сторону, рыть новые. Это очень сложно. Надо создать целый лабиринт ходов сообщения, чтобы маневрировать под воздушными и наземными огневыми налетами. К утру полк прочно закрепился на новых позициях.

ДВОЙНАЯ ИГРА

Из штаба армии к нам в дивизию с секретным оперативным приказом был послан офицер связи младший лейтенант Моргунов. Получив пакет, он двинулся по берегу, но по пути встретился с бойцом, нога у которого была обвязана окровавленными бинтами.

Раненый попросил есть, офицер отдал ему взятый на дорогу кусок хлеба. На этом они и расстались, но не успел армейский связной отойти несколько шагов, как боец выстрелил ему в спину. Моргунов упал и потерял сознание. Боец обыскал лежащего, достал из его полевой сумки пакет, распечатал конверт и заменил приказ другим.

Вскоре в штаб дивизии доставили с трудом передвигающегося раненого.

— Иду к переправе и вдруг вижу, лежит офицер связи, а рядом с ним сумка и автомат. Подобрал все и вот принес.

Раненого усадили, а сумку отнесли к комдиву. Полковник открыл сумку и, найдя в ней пакет на свое имя, распечатал его и прочитал, а прочитав, сильно удивился. Штарм предлагал оставить один из заводских цехов. Зачем?

Гуртьев позвонил Чуйкову.

— Прошу разъяснить мне приказ 043, — попросил он командарма:

— Как 043? Что-то не помню, — раздался голос командарма.

Полковник шифром прочитал приказ, согласно которому объект № 3 следовало оставить, а основные усилия направить к 6, 9 и 17 объектам.

— Кстати, объект номер три есть старый объект номер семнадцать, путаница какая-то, и подозрительная путаница, — добавил Гуртьев.

— А кто вам его вручил? — спросил Чуйков.

— Найден в полевой сумке убитого офицера связи Моргунова.

— Сейчас же доставьте мне этот приказ, — распорядился Чуйков.

Полковник вышел из штольни, чтобы поговорить с раненым, но того и след простыл. Дежурившие у штаба автоматчики сказали, что раненый «поплелся до ветру». Разыскать ушедшего не удалось.

А произошло следующее. «Раненый» зашел в уборную, чтобы через минуту выйти оттуда преображенным, в новеньком ватнике и, конечно, без бинтов. Неузнанный, он прошел в расположение соседней части артиллерийского полка. Там он разговорился со штабным писарем. Вид безоружного человека сразу обращает на себя внимание на фронте, а потому писарь отнесся к нему подозрительно. К тому же «раненый» допустил тактическую ошибку: похлопав по стволу одной из пушек, он заметил:

— Ну как, еще не вышла из строя?

— А почему бы ей выйти? — обиделся писарь, обиделся, как артиллерист. — Не собираешься ли ты навесить ее себе на шею вместо потерянного автомата?

Не желая осложнять положения, «раненый» стал прощаться, но писарь задержал его.

— Драпануть задумал, стой! — приказал он.

— Я связной, никуда не драпаю.

— Связной или беглый, а шагом марш к командиру дивизии, — приказал писарь и вместе с другими артиллеристами повел «раненого» к Гуртьеву. По пути «раненый» допустил еще одну ошибку: попытался оторвать подкладку с шапки-ушанки. Заметили это, вырвали шапку, под ее подкладкой нашли пузырек с ядом.

У Гуртьева «раненый» сознался, что его послали в наше расположение гитлеровцы, да и сам он оказался немцем.

Хочется сказать несколько слов и о писаре, задержавшем шпиона. Он заслуживает этого.

Некоторые полагают, писарь в штабе — бездельник, у него профессия роскошная. У нас это было не так. Жить в холодном сыром блиндаже, работать при свете коптилки круглые сутки — ужас. Да и не без большого риска занятие. Писарь обязан часто ходить в подразделения, собирать там сведения, следовательно, подвергать жизнь ежеминутной опасности. Да что в подразделения! На кухню тоже надо ходить, а кухня по заведенной традиции — самое горячее место обстрела. Противник заметил скопление народа — и бьет из миномета. Не удивительно, что один трусоватый штабной работник предлагал тому, кто принесет ему суп, свой паек хлеба.

Не таков был наш писарь. Он ничего не боялся и разгуливал под обстрелом вполне свободно. Повсюду приходилось встречать его длинную, качающуюся на ходу фигуру. Бойцы его очень любили. Писарь этот был большим весельчаком. В прошлом он работал в эстраде.