Весь Хайнлайн. Пасынки Вселенной - Роберт Хайнлайн

— Это так, сэр. Но у меня нет данных для подстановки в уравнения — ведь мы пока что не можем измерить скорость корабля. Фиолетовое смещение использовать невозможно — новые линии нам неизвестны. Боюсь, придется подождать, пока мы не пролетим подальше и не получим приличную базовую дистанцию для прямых измерений.

— Знаете, — вздохнул Кинг, — я порой жалею, что взялся за это дело. Как вы сами полагаете — долго еще лететь?

— Долго, сэр. Годы.

— Ну, делать нечего. Видал я корабли и похуже. Значит, годы… В шахматы играете?

— Да, сэр.

Либби умолчал о том, что давно бросил шахматы за неимением достойных партнеров.

— Похоже, вдоволь наиграться успеем. Е-2 — е-4.

— Конь — f-6.

— О, начало нестандартное! Ход за мной. Похоже, надо бы пойти и предложить им G-2, черт с ним, что лететь дольше… Да еще надо бы предупредить Форда, что пора устраивать какие-нибудь соревнования и прочие развлечения, не то скоро люди почувствуют себя, как в могиле.

— Да, сэр. Прошу прощения, я не упомянул еще о времени на торможение. Оно займет почти год субъективного времени при торможении в один#, пока мы не вернемся к обычным скоростям.

— Что? Но ведь с новым ускорителем мы будем тормозить столько же, сколько разгонялись.

Либби покачал головой.

— Извините, сэр. Торможение с помощью моего двигателя не зависит от предыдущего курса и скорости. Если вы вдруг потеряете инерцию поблизости от звезды, ее световое давление отшвырнет вас, будто пробку, попавшую под струю воды. Прежний импульс просто исчезнет вместе с инерционной массой.

— Ну, что ж, — согласился Кинг, — тогда будем маневрировать, придерживаясь вашей схемы. Пока что мне вас не переспорить — я все еще кое-чего не понимаю в вашем устройстве.

— Лично я, — серьезно проговорил Либби, — пока что не понимаю в моем устройстве почти ничего.

За пределы орбиты Земли корабль вышел через десять минут после подключения нового двигателя. Пока они с Лазарем обсуждали путешествие с околосветовой скоростью с точки зрения астрофизики, корабль миновал орбиту Марса, что заняло менее четверти часа. Орбита Юпитера была еще далеко в то время, когда Барстоу созвал совещание, но на сбор всех участников ушло не меньше часа, и когда Барстоу попросил тишины, корабль на миллиард миль удалился от орбиты Сатурна. Они начали набирать скорость менее полутора часов назад.

«Кварталы» становились все длинней. До Урана они долетели, не успев завершить дебаты, а до Нептуна — когда Форд соглашался занять пост администратора. Будучи назначен капитаном, Кинг в сопровождении Лазаря успел обойти весь корабль и уже советовался с Либби, когда «Нью-Фронтирс» пересекал орбиту Плутона, отстоявшую от Солнца на четыре миллиарда миль. С того момента как солнечный свет выбросил его в пространство, прошло меньше шести часов.

Они еще не выбрались с окраин Солнечной системы, хотя ничто не преграждало больше дорогу к звездам. Здесь, где Солнце все еще считалось властелином, но разве что — считалось, однообразие пространства могли нарушить лишь ледяные кометы да призраки мифических трансплутоновых планет. А до ближайших звезд многие световые годы… «Нью-Фронтирс» несся сквозь тьму, холод и призрачное сияние звезд со скоростью чуть меньше световой.

Прочь отсюда, прочь — в бездну пространства, где мир не искривлен гравитационными помехами. Каждый день, каждый месяц, каждый год все надежнее разлучал беглецов с человечеством.

Корабль, такой одинокий в черной бездне, продолжал свой путь, и каждый новый световой год почти не отличался от предыдущего. Внутри же наладилось некое подобие привычной жизни.

«Нью-Фронтирс» имел почти цилиндрическую форму. Когда он не находился в режиме ускорения, то вращался вокруг продольной оси, создавая эффект псевдогравитации, максимально проявляющийся у внешней обшивки. Каюты, расположенные там, были жилыми, а внутренние, в которых гравитация значительно ослабевала, служили кладовыми и прочими подсобными помещениями. Пространство, находящееся между первыми и вторыми, было отведено под мастерские и гидропонные фермы. Рубка, конвертер и основные двигатели располагались вдоль главной оси корабля.

ЧАСТЬ II

1

От обычной конструкция его отличалась прежде всего гигантскими размерами. По сути это был целый город, рассчитанный на население в двадцать тысяч человек, — предполагалось, что к моменту прибытия на Проксиму Центавра экипаж увеличится вдвое.

Но, несмотря на громадную величину корабля, для ста тысяч человек он все-таки был тесноват.

Родичи мирились с этим, пока не завершили подготовку к массовому анабиозу. Комнаты отдыха на нижних уровнях переоборудовали в кладовые — ведь спящему необходима лишь одна сотая пространства, потребного бодрствующему, — и, наконец, корабль стал достаточно просторен для тех, кто не пожелал ложиться в морозильные камеры. Вначале желающих было немного: долгожители очень боялись смерти именно оттого, что потенциально могли прожить необычайно долго, — и многим из них анабиоз живо напоминал вечный сон. Но мало-помалу дискомфорт, доставляемый теснотой, угнетающее, бесконечное однообразие изменили их настроения, и анабиозные камеры обрели должную популярность. Вскоре они едва успевали удовлетворить всех желающих.

Бодрствующие же занимались самым насущным: обслуживанием техники, гидропонных ферм и вспомогательного оборудования, а главное, ухаживали за спящими. Биомеханики вывели сложные эмпирические формулы, описывавшие разрушение тела в анабиозе, и разработали методики его предотвращения. Эти методики учитывали самые разные факторы — ускорение, температуру, метаболический возраст, массу тела, пол. Благодаря использованию внутренних помещений с пониженной гравитацией перегрузки при ускорении, а значит и потенциальные пролежни и синяки, сводились до минимума. Но все приходилось делать вручную: переворачивать, массировать, контролировать содержание сахара в крови и сердечную деятельность, тестировать, проводить процедуры, предотвращающие переход замедленных процессов в организме в необратимые. На корабле имелось лишь несколько анабиозных камер, а аппаратура для контроля состояния отсутствовала совсем. Забота о десятках тысяч спящих легла на плечи их бодрствующих родичей.

Элеонора Джонсон встретилась со своей подругой Нэнси Уэзерэл в столовой № 9, называемой постоянными посетителями «клубом». Те, кто ее избегал, именовали столовую № 9 менее лестно. Большинство завсегдатаев были молоды и шумливы, единственным из старших, часто ее посещавшим, был Лазарь. Его шум не раздражал, даже доставлял удовольствие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});