Мэрилин Монро - Дональд Спото

Начиная с этого момента и вплоть до конца жизни Гринсона безумно интересовала одна проблема, которую он сам назвал «контрпереносом»[427]или инвертированием (то есть обращением) зависимости между пациентом и психотерапевтом; указанный термин он применил для описания своих чувств к Мэрилин. Сделав пациентку зависимой от себя и полностью контролируя ее, Ральф Гринсон в некотором смысле заменил для себя личностью прославленной Мэрилин Монро свою уже известную нам сестру, которая была предметом его любви и восхищения, которую он защищал и награждал аплодисментами и о которой думал с завистью и злостью. Возвращаясь к утверждению Гринсона о том, что Мэрилин будет пробуждать меньше публичного интереса, если станет приходить к нему в дом, а не во врачебный кабинет, можно лишь еще раз засвидетельствовать его очевидную абсурдность: каждый день перед домом врача кишели журналисты, поджидающие в своих автомашинах появления черного лимузина Мэрилин, нанятого актрисой, чтобы возить ее по городу. По Франклин-стрит прогуливали все больше собак, там двигалось все больше прохожих и все чаще встречались лопочущие туристы: дом Гринсона стал достопримечательностью — местом, где звезда бывала чуть ли не ежедневно. Но доктор пошел еще дальше, попросив свою дочь, чтобы та занималась Мэрилин, если он сам не успевал вовремя явиться на встречу с артисткой; он предложил дочери отправляться со знаменитой актрисой на променад и вообще подружиться с ней.

«Я был терапевтом Мэрилин, — сказал Гринсон, — и она относилась ко мне как к отцу, который не разочарует ее, который даст ей возможность понять саму себя, а если это не удастся, то, по крайней мере, проявит к ней чистосердечие и теплоту чувств. Я стал самым важным человеком в ее жизни, хотя чувствовал себя виноватым в том, что бремя данной ситуации несет и моя семья. Но в этой молодой женщине было нечто такое симпатичное, такое восхитительное, что все мы заботились о ней».

Осенью 1960 года Мэрилин знала, что она обязана сменить в своей жизни — невзирая на то, насколько это может оказаться болезненным. В конце октября она открыла нескольким близким людям, что попросила Миллера выехать из их бунгало в отеле «Беверли-Хилс»; вскоре они опубликуют совместное заявление о том, что приняли решение насчет развода. Незадолго перед бракосочетанием Артур сказал: «В ее жизни печально то, что каждое принимавшееся решение исходило из неверных предпосылок и ошибочных расчетов». Смысл этого утверждения был ясен: выходя за него замуж, актриса поступает правильно. Однако сейчас, в первые дни нетипичной для Калифорнии слякотной и холодной осени, Мэрилин заново обдумывала свое тогдашнее решение.

5 ноября, на следующий день после завершения съемок «Неприкаянных», Мэрилин узнала, что Кларк Гейбл перенес тяжелый сердечный приступ. Во время работы над картиной он был для нее другом, перед которым ей нечего было стыдиться, был отцом из ее детских мечтаний, вдруг волшебным образом вошедшим в ее жизнь. «Я заставляла его ждать, часами заставляла его ждать на съемочной площадке, — с чувством неизгладимой вины сказала Мэрилин Сиднею Сколски. — Наказывала ли я тем самым своего отца? Мстила ли за все те годы, когда он заставлял ждать меня саму?» Эти ее слова звучат как гипотеза или диагноз, сформулированные психоаналитиком.

11 ноября Мэрилин снова была в Нью-Йорке — одна в своей квартире на Восточной пятьдесят седьмой улице. Артур жил под чужой фамилией в отеле «Челси» на Западной двадцать третьей. В тот же день их агенты передали прессе коммюнике о скором разводе знаменитой пары. Через пять дней Гейбл, казалось бы, понемногу начавший выздоравливать, умер в больнице после второго, на сей раз обширного инфаркта. Ему было пятьдесят девять лет, и пятая жена актера носила под сердцем его первого ребенка. Мэрилин была безутешна, когда прочитала колонку светской хроники: молва гласила, что Гейбла будто бы доконало невменяемое поведение Мэрилин во время реализации «Неприкаянных». Никто не дал себе труда опровергнуть эти слова и написать о сверхчеловеческих усилиях, к которым вынудил Гейбла Хьюстон; никто не вспомнил и о пагубном пристрастии актера, который на протяжении тридцати лет выкуривал по три пачки сигарет в день.

В жизни Мэрилин произошли и другие перемены. Мэй Райс, на протяжении многих лет верой и правдой служившая ей и Артуру, отказалась от работы; как вспоминает жена ее брата Ванесса, от Мэй требовали слишком многого. Руперта Аллана, самого старого и, пожалуй, самого близкого друга княгини Монако Грейс Келли, его бывшей клиентки, попросили сопровождать эту бывшую кинозвезду, и он теперь ежегодно проводил большую часть времени за пределами Америки. Его место помощника Мэрилин по контактам с прессой заняла Пат Ньюкомб.

Марго Патрисия Ньюкомб, дочь сурового судьи и сотрудницы общественной службы, родилась в округе Колумбия. После завершения учебы в колледже «Миллс» в Южной Калифорнии она работала в качестве пресс-агента для компании Артура П. Джейкобса. В 1960 году девушка пользовалась доверием коллег и клиентов, а благодаря своему такту, деликатности и умению держать язык за зубами — еще и всеобщим уважением. Ньюкомб живо интересовалась политикой — особенно вопросами, связанными с проблемами людей бедных и попавших за рамки общества; как вскоре оказалось, сходными интересами обладала ее новая клиентка и подруга Мэрилин.

В декабре Мэрилин вернулась к ежедневным встречам с Марианной Крис и к занятиям в Актерской студии, которой она пожертвовала тысячу долларов. Как всегда, актриса делилась своими ресурсами с другими, да и прошедший год был, что ни говори, превосходным: она только что получила очередную порцию гонорара в размере почти пятидесяти тысяч долларов за «Некоторые любят погорячее» и вдвое более высокую сумму как часть вознаграждения за «Неприкаянных» (его полный размер составлял триста тысяч и охватывал как актерский гонорар, так и просто невероятные деньги за участие в сопродюсерстве). Однако с такими доходами Мэрилин попала в девяностопроцентную налоговую «вилку» и в конце года с удивлением констатировала, что сбережений у нее очень мало. Нью-йоркский адвокат актрисы Аарон Фрош не взял с нее ни гроша за подготовку документов, связанных с разводом.

Рождество I960 года она провела весьма спокойно — со Страсбергами, слушая музыку и попивая шампанское; как вспоминают Сьюзен и Ральф, актриса прямо валилась с ног от усталости. Однако она не забыла о детях своих бывших мужей. «Я очень горжусь ими», — сказала Мэрилин про Джо Ди Маджио-младшего и про Роберта и Джейн Эллен Миллеров, которые получили от нее рождественские подарки и открытки со словами любви. «Они тоже родом из разбитых семей, — пояснила актриса приехавшему из Англии литератору, — и я, мне кажется, в состоянии понять их. Я всегда повторяла этим детям, что не хочу быть им ни матерью, ни мачехой — в конце концов, их настоящие матери живы. Мне хочется быть для них подругой. Только время могло показать, удастся ли это, и они должны были дать мне немного времени. Я очень ценю их». И они ее ценили, потому что никогда не переслали питать к Мэрилин сердечные чувства. Сестра Джо и отец Артура тоже остались с Мэрилин в самых дружественных отношениях.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});