Лунная трилогия: На серебряной планете. Древняя Земля. Победоносец - Ежи Жулавский

Крики притихли, зато там и сям начались свары между отдельными кучками. Севин и это переждал спокойно, а потом провозгласил, хотя толпа никоим образом своей воли не выразила:

— Его Высочество весьма доволен, что его воля и ваша едины. Он намерен сделать как раз то самое, что подсказано вам умудренностью вашей: поместить Хому во дворце, в удобном помещении, учинить ему подробный расспрос, а потом выдать вам, чтобы вы сами рассудили, как с ним поступить.

И толпа разошлась, восхваляя Элема…

Ближе к вечеру Ихазель снова побывала у Крохабенны. Выслушав ее рассказ, старик угрюмо задумался.

— Нельзя было Элему мирволить, до клобука допускать, — сказал он наконец. — Ошибка вышла.

Ихазель возразила, что ошибка исправима: Крохабенне достаточно предстать перед толпой, и его будут приветствовать как владыку. Но старик несогласно покачал головой.

— Уж говорено тебе было, и еще раз повторю: поздно, — сказал он. — Появлюсь — людей с толку собью. Придется ждать здесь, в сторонке.

Ихазель не настаивала. И выглядела нехорошо: глаза как туманом застланы, губы поблекли, дрожат…

Когда она на закате возвращалась стынущим морем, сидя в лодке лицом к золотому заходящему солнцу, на ланитах у нее горел нездоровый румянец, просвечивающий откуда-то изнутри сквозь бледную кожу, а под ввалившимися черными глазами синели круги.

Ближе к берегу она расслышала городской шум на площадях и перед домами. Кто-то ругался, кто-то кого-то звал, кто-то с кем-то торговался или сварился, кто-то пел — кипела суетливая и мелочная злоба дня, и губы у Ихазели крепко поджались от неудержимого отвращения. Она зажмурилась, надеясь воскресить в памяти светлый образ Победоносца, но вопреки усилию воли под закрытыми веками явилась ширококрылая черная тень шерна Авия, который уставился на нее во всю четверку горящих, налитых кровью бельм.

Глава V

Случилось то, о чем говорил шерн Авий.

Равнинную область между берегом Великого моря и горами в окрестностях южного полюса Марк захватил целиком. Разрушил тридцать с лишним городов и на всем этом пространстве истребил шернов так, что следа от них не осталось. Тринадцать долгих по-лунному дней прошло с той поры, как завоеватели высадились на неведомом берегу, и все это время военное счастье их не оставляло. Но на четырнадцатый день, а по земному счету — через год с небольшим, непрерывных ратных трудов они очутились вдали от моря, в труднопроходимой горной местности.

Солнце здесь поднималось невысоко и прокатывалось за спиной по низкой дуге, а по ночам погружалось за горизонт неглубоко, так что по южному краю неба до утра тлела незакатная заря. Полоса полдневных гроз осталась позади, дни были не такие жаркие, а ночные холода не такие жестокие.

Впереди, словно крепости, вздымались кольцевые горы. Выше полосы дремучих лесов и джунглей, покрывающих подножья, по крутым склонам раскинулись зеленые луга, перемежаемые глубокими ущельями. А еще выше вздымались крутые отроги, голые скалы, увенчанные ледяными шапками.

В промежутках между этими громадами располагались кольца пониже и пошире, образованные пологими валами, поросшими лесом.

В узких зеленых долинах между кольцами живой души было не сыскать. Там и сям попадались покинутые и с умыслом разрушенные жилища. Но даже по их остаткам было видно, как неказисты были строения, очень похожие на овчарни. Все они были поспешно брошены и уничтожены без сожаления при подходе врага.

Но где же прячутся шерны? Взор невольно обращался к могучим природным скальным твердыням, которыми была усеяна вся страна к югу, докуда видит глаз. Там конца не было огромным грозным и неприступным фортам. И Победоносец понял, что его истребительному походу пришел конец. Оставалось только одно — не давать покоя шернам в их заповедных крепостях, пока они сами не запросят мира.

Сидя на камне, Марк угрюмым взглядом окинул лежащую впереди удивительную страну. Мир с шернами! Мир с шернами равнялся поражению, поскольку никакой пользы он людям не принесет и на будущее ничего не гарантирует. Стоит Марку уйти, шерны снова наберутся сил и начнут нападать на людей, пренебрегая всеми клятвами и обещаниями, каких он от этих тварей силком ни добейся. Какое-то время их будет удерживать память о сокрушительном разгроме на равнинах и страх перед именем Победоносца, а что потом? Что потом? Не тем ли жесточе окажется их месть, чем сильнее будет желание искоренить даже память о былом нежданном поражении?

Дав людям в руки огнестрельное оружие, Марк оставил за собой секрет производства взрывчатых веществ, оставил с той мыслью, что, возвращаясь на Землю, унесет тайну с собой, чтобы люди не воспользовались этим грозным средством в братоубийственных распрях.

Но делалось ясно, что полное уничтожение шернов невозможно. Как же поступить в таком случае? В таком случае придется дать людям возможность защиты на будущее, придется научить их производству взрывчатых веществ и отбыть с ясным представлением насчет того, каковы могут оказаться губительные последствия успехов просвещения на Луне.

Марк озабоченно оглянулся на пройденную обширную равнину, что тянулась до самого моря, низко над которым, у черты горизонта, помаленьку брело себе солнышко. Покинуть этот завоеванный край означало позволить шернам заново овладеть им и заново набраться сил на плодородных нивах, которые в течение многих сотен лет служили первожителям уж не иначе как житницами. Выходит, тогда поход был предпринят напрасно, лучше бы его вообще не затевать. А что, если призвать сюда людей из-за моря? Что, если наделить их этими землями? Что, если помочь обстроиться и обзавестись?

Но ведь как только он, Победоносец, покинет Луну, колонисты окажутся первыми жертвами мстительных шернов. Поселенцев придется на веки вечные приговорить к военной жизни, рука на спусковом крючке, глаз на мушке, при постоянном бдительном ожидании, а не валит ли с неприступных гор вражья стая! И кто знает, удастся ли им выстоять, в заморском отдалении от сородичей обреченным опираться только на собственные силы? Кто знает, не станут ли опять мужчины со временем рабами шернов? И не заставят ли женщин снова рожать выворотней на повторное и теперь уже вечное посрамление роду людскому? А те, кто живет-поживает на прежних местах, за морем, того и гляди, не помогать будут здешним братьям, а презирать их, звать нечистыми, питая предубеждение к собственному предполью, оберегающему родовое гнездо от нашествия врага.

Неужели к этому сведется благая весть, которую долгожданный Победоносец принес в лунный мир? Неужели настолько бесславен окажется его подвиг?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});