Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

бледность. Его челюсть отвисла до предела. Поза праведного негодования обмякла. На его одежде возникли неположенные складки. Он выглядел как человек, захваченный беспощадным механизмом.

Джимми был несколько озадачен. Он намеревался поставить мат своему противнику, заставить его внять доводам рассудка, но не стереть в подобный порошок. Тут крылось что-то непонятное. Когда Штырь отдал ему колье и его опытный взгляд после минуты внимательного осмотра пробудил в нем подозрения, а затем простая проверка их подтвердила, Джимми проникся приятной уверенностью, что, даже если колье будет обнаружено при нем, он приобрел сведения, которые сослужат ему добрую службу, стоит поделиться ими с сэром Томасом. Он знал, что леди Джулия не принадлежит к тем дамам, которые с кротостью воспримут сообщение, что бриллианты, ее гордость и слава, — всего лишь подделка. Он уже успел узнать ее поближе и не сомневался, что она тут же потребует другое, настоящее колье и примет все меры, чтобы его получить. Знал он и то, что сэр Томас не принадлежит к щедрым и беспечным натурам, которым потратить двадцать тысяч фунтов — сущие пустяки.

Именно этот ход мыслей позволил ему сохранять веселую бодрость духа в беседе, которая иначе оказалась бы крайне неприятной. Он с самого начала понимал, что сэр Томас не поверит в чистоту его побуждений, однако был убежден, что рыцарь согласится на любые условия, лишь бы обеспечить его молчание касательно подлинности колье. И готовился встретить бессильное бешенство, яростные обличения и всякие другие сходные эмоции, но только не такую полную капитуляцию.

Его собеседник начал испускать странное побулькивание.

— Бесспорно, — сказал Джимми, — подделка превосходная, не стану отрицать. Я ничего не подозревал, пока колье не попало мне в руки. Глядя на него даже с близкого расстояния, я ничего не заметил.

Сэр Томас нервно сглотнул.

— Как вы узнали? — спросил он.

И вновь Джимми удивился. Он ожидал негодующие отрицания, требования доказательств, возбужденные повторения, что камни эти стоили двадцать тысяч фунтов.

— Как я узнал? — повторил он. — Если вы имеете в виду, что именно натолкнуло меня на подозрения, то поводов могли быть десятки. Ювелир не способен объяснить, как именно он обнаруживает подделки. Он чувствует их на ощупь, распознает почти по запаху. Одно время я работал у ювелира. Вот и научился разбираться в камнях. Но если вы имеете в виду, могу ли я доказать мой вывод об этом колье, нет ничего проще. Никакого обмана, способ очень простой. Вот посмотрите. Эти камни считаются ограненными алмазами. Алмазы — самые твердые камни на свете, их ничем нельзя оцарапать. А вот маленький рубин из моей булавки, и я знаю, что он настоящий. Иными словами, этот рубин не может оцарапать эти камни. Вы следите за ходом моей мысли? А он их оцарапал! Два из них, единственные, которые я проверил. Если хотите, я могу продолжить эксперимент, но это лишнее. Я и так могу определить, что это за камни. Я назвал их стразами, но это не совсем точно. На самом деле это белый цирконий. Они легко поддаются обработке пламенем ацетиленовой горелки. Полагаю, точное описание процесса вас не интересует? Короче говоря, горелка их взбадривает лучше всякого тонизирующего средства, придает им специфическую плотность и отличный цвет лица, и еще много всякой не менее прекрасной всячины. Пять минут в пламени горелки для кристалла белого циркония равносильны недельному отдыху на морском курорте. Вы удовлетворены? Впрочем, ожидать этого было бы трудно. «Убедились» — вот слово, которое подойдет больше. Вы убедились или жаждете проверок с помощью поляризованного света и рефракции?

Сэр Томас, пошатываясь, добрался до кресла.

— Вот, значит, как вы узнали! — сказал он.

— Да, именно… — начал Джимми, но внезапное подозрение помешало ему договорить.

Он впился глазами в бледное лицо сэра Томаса.

— Так вы знали? — сказал он затем.

И поразился тому, что эта мысль не осенила его сразу же.

— Черт побери! Да, конечно же! — воскликнул он. — Иначе и быть не может! Так вот где зарыта собака? Ясно, почему вы испытали такой шок, когда я сказал, что знаю про колье.

— Мистер Питт!

— Ну?

— Я хочу вам кое-что сказать.

— Слушаю.

Сэр Томас попытался сомкнуть ряды. И когда он снова заговорил, в его голосе послышалось эхо прежнего самодовольства.

— Мистер Питт, я нахожу вас в неприятном положении…

Джимми перебил его.

— Пусть мое неприятное положение вас не беспокоит, — сказал он. — Сосредоточьте внимание на вашем собственном. Будем откровенны друг с другом. Вы вляпались. И что собираетесь делать в этой связи?

— Я вас не понимаю… — начал рыцарь.

— Неужели? — сказал Джимми. — Ну, я попробую выразиться яснее. Не стесняйтесь поправлять меня, если я буду иногда ошибаться. Мне ситуация представляется следующим образом: когда вы вступали в брак с леди Джулией, то оказались, так сказать, перед выбором. Вы известны как миллионер, и в смысле подарка невесте от жениха от вас ожидали чего-то особенного. Вы же, человек предусмотрительный и бережливый, начали прикидывать, нет ли способа заработать репутацию княжеской щедрости без экстравагантных затрат. Я прав?

Сэр Томас промолчал.

— Да, прав, — сказал Джимми. — И вам, вполне естественно, пришло в голову, что удачно выбранное для подарка драгоценное украшение вполне может сработать. Требовалось только немножко присутствия духа. Когда даме дарят бриллианты, она вряд ли потребует проверки их с помощью поляризованного света, рефракции и прочих штучек. В девяноста девяти случаях из ста она примет желаемое за действительное. Прекрасно! Вы поспешили к ювелиру и конфиденциально изложили ему свою дилемму. Полагаю, вы упомянули стразы, но он, будучи дошлой личностью, указал, что стразы не слишком долговечны. Новые, они не оставляют желать ничего лучшего, но если их носить, то вскоре они утрачивают и шлифовку, и четкость огранки. К тому же легко царапаются. Получив эти сведения и прикинув, что леди Джулия навряд ли будет держать колье постоянно запертым в стеклянной витрине, вы отвергли стразы, как чреватые опасным риском. Тогда благожелательный ювелир рекомендовал белый цирконий, упомянув, подобно мне, что после обработки ацетиленовой горелкой их даже родная мать не узнает. Если он был немножко антикваром, то, вполне возможно, пояснил, что в восемнадцатом веке кристаллы циркония вообще считались алмазами низшего сорта. Что могло быть лучше? «Значит, пусть будет цирконий, мой дорогой!» — радостно вскричали вы, и все кончилось отлично. Я прав? Насколько я заметил, вы еще ни разу меня не поправили.

Каким был бы ответ сэра Томаса, остается неизвестным. Он уже открыл рот, чтобы заговорить, но тут занавеска в глубине комнаты заколыхалась, и из ее складок вылетел лорд Дривер, будто ядро в твидовом костюме.