Баллантайн - Уилбур Смит

такая красивая, что я не могу отвести глаз.

Робин вспыхнула, щеки залило жаркой волной. Мисс Баллантайн взглянула на караульного офицера, слушавшего их разговор. Он сосредоточенно разглядывал неровный гипсовый потолок комнаты.

— Знаете, о чем я подумал, когда вошел в судейскую комнату и увидел, что кинжал нацелен на меня? — продолжал Клинтон, и она покачала головой. — Я подумал, что теряю вас. Что они меня повесят и я вас больше никогда не увижу. — Его голос так дрожал от прилива чувств, что офицер не выдержал и поднялся на ноги.

— Доктор Баллантайн, я выйду на пять минут, — сказал он. — Вы можете дать слово, что в мое отсутствие не станете передавать заключенному оружие или инструменты?

Робин отрывисто кивнула и прошептала:

— Спасибо.

Едва закрылась дверь, Клинтон бросился к Робин и упал перед ней на колени. Обеими руками он обнял ее за талию и прижался лицом к ее груди.

— Но у меня ничего нет, я не могу предложить вам ничего, кроме моего позора.

Робин неожиданно для себя начала гладить его волосы, точно утешая обиженного ребенка.

— Я вскоре вернусь в ту чудесную страну на Замбези. Я знаю, эта страна предназначена мне судьбой, — тихо произнесла она — Врачевать тела и души людей, живущих там.

Мисс Баллантайн немного помолчала и нежно взглянула на Клинтона.

— Вы говорили, что вам нечего мне предложить, но у меня есть что предложить вам и что разделить с вами.

Капитан поднял голову и вопросительно посмотрел на нее. В его бледно-сапфировых глазах загорелась надежда.

— Вам не хотелось бы служить Господу? Принять духовный сан, стать миссионером и отправиться со мной в неизведанные места, в страну Замбезию?

— Провести жизнь с вами и с Богом, — он говорил еле слышно, у него перехватило дыхание. — Я и мечтать не мог, что стану достоин такой чести.

— Этот парень — педант, — сурово сказал Зуга. — И черт побери, теперь в придачу и тюремная пташка. Ни один из вас не сможет и ногой ступить в приличное общество.

— У него чистая и благородная душа, и он нашел свое истинное призвание в служении Господу, — горячо возразила Робин. — Ни один из нас не собирается проводить много времени в приличном обществе, можешь быть уверен.

Зуга пожал плечами и улыбнулся:

— Разумеется, это твое дело. По крайней мере он сколотил приличную сумму призовых денег, которые у него никто не отнимет.

— Уверяю тебя, деньги ничуть не повлияли на мое решение.

— Охотно верю. — Улыбка Зуги приводила ее в бешенство, но, прежде чем она успела придумать ответ поязвительнее, он отвернулся, прошел по длинной веранде, увитой плющом, и остановился, сунув руки в карманы и глядя в сад Картрайтов. Вдалеке сквозь дубы и пальмы проглядывали голубые блики залива.

Гнев Робин утих и сменился сожалением. Похоже, им всю жизнь суждено браниться из-за пустяков, их желания и побуждения всегда диаметрально противоположны.

В первый миг она не только обрадовалась, но и облегченно вздохнула, увидев, что с ним все в порядке. Когда Зуга на костлявом муле с продавленной спиной появился в конце тропинки, ведущей к особняку Картрайтов, она с трудом узнала его. Только когда он спешился и приподнял старую грязную шляпу, Робин завизжала от радости, вскочила из-за обеденного стола, сбежала с веранды и повисла у него на шее.

Брат похудел и окреп, кожа стала бронзовой, в нем появилась непривычная властность, целеустремленность, он выглядел представительнее, и она сияла от гордости, слушая, как Зуга рассказывает о своих приключениях, а остальные с жадностью ловят каждое его слово.

— Он красив, как греческий бог! — шепнула ей Алетта Картрайт.

Сравнение не блистало оригинальностью, но Алетта вообще не отличалась самобытным мышлением, хотя Робин не могла не согласиться, что на сей раз она права.

Сестра внимательно выслушала его описание страны матабеле и рассказ о долгом пути на юг, задавая такие проницательные вопросы, что Зуга колко спросил:

— Надеюсь, дорогая, ты не вставишь это в свой отчет?

— Разумеется, нет, — заверила она его, однако между ними пролегла первая трещина, и Зуга больше не рассказывал о своих приключениях, ограничившись тем, что передал приветы и известия от их деда, Роберта Моффата из Курумана.

— Трудно поверить, что в декабре прошлого года ему исполнилось семьдесят пять. Он бодр и полон жизни, сейчас как раз заканчивает перевод Библии на язык сечуана. Дед оказал мне всяческую помощь, нашел и дал повозку с мулами, так что последний участок пути прошел намного легче. Он помнит тебя трехлетней девочкой. Он получил твои письма и дал мне вот этот ответ. — Зуга протянул ей толстый пакет. — Дед говорил, что ты расспрашивала его об организации миссионерской экспедиции в Замбезию, или страну матабеле.

— Это правда.

— Сестренка, я не думаю, чтобы женщина на свой страх и риск… — начал он, но Робин перебила его:

— Я буду не одна. Капитан Клинтон Кодрингтон решил принять духовный сан в качестве миссионера, и я дала согласие стать его женой.

Последовал взрыв негодования, еще сильнее испортивший их отношения. Когда его гнев утих, она предприняла еще одну попытку избежать нового столкновения.

— Зуга. — Робин прошла по веранде и взяла брата под руку. — Буду очень признательна, если ты согласишься быть на свадьбе моим посаженым отцом.

Он немного расслабился, рука стала мягче.

— Когда будет свадьба, сестренка?

— Месяцев через семь, не раньше. Столько осталось Клинтону до конца срока.

Брат покачал головой:

— Меня здесь не будет. Я заказал билет на пароход Пиренейско-Восточной компании, который отправляется домой в начале следующего месяца. — Оба помолчали, и Зуга продолжил: — Желаю тебе радости и счастья… и прости меня за слова, которые я сказал о твоем будущем муже.

— Я понимаю. — Робин пожала ему руку. — Он совсем не такой человек, как