Ватерлиния (сборник) - Александр Громов

Уф-ф! Кажется, спасены. Лайнер проскочил мимо нас, как пустынный смерч мимо залегшего верблюда. Через две секунды он был уже далеким светлым пятном, уходящим в черноту; через пять секунд он стал похож на яркую звезду, быстро теряющую блеск, потом на тусклую искорку, едва заметную среди тысяч других звезд. Наконец звездочка погасла совсем.

И мы остались одни.

Минут тридцать мы всматривались в черноту, с замиранием сердца ожидая вспышки, похожей на вспышку сверхновой, в той части неба, куда ушел лайнер, но вспышки все не было. Если бы мои мысли не были столь заняты ростками, то наверняка я понял бы гораздо раньше, что ее и не должно было быть. Но в тот момент я ощутил всего лишь осторожное сомнение.

А космос вокруг нас был пуст и к нам безразличен.

– Но где же другие вельботы? – спросил я. Вопрос был резонным: по идее, с терпящего бедствие лайнера спасательные суденышки должны сыпаться как горох. Не может быть, чтобы абсолютно все пассажиры оказались такими же беспечными олухами, как мои соседи. Тут что-то было не так.

– Послушайте, – сказал я не очень уверенно. – Могу я полюбопытствовать: почему вы, собственно говоря, решили, что это была не обычная учебная тревога? Вам встретился кто-нибудь из экипажа?

Человечек оторвался от экрана, откинулся на спинку кресла и сложил пухлые ручки на животе. От его отчаяния не осталось и следа. Клянусь, более самоуверенного и самодовольного человека я еще не видел. Он смотрел на меня с видом явного превосходства.

– Я его почувствовал, – изрек он, противно улыбаясь. – До него оставался миллиард километров, но я его все равно почувствовал. В первый раз у меня получилось, – он сиял гордостью. – Вы должны меня благодарить за то, что спаслись, потому что мы оба наверняка погибли бы, если бы я его не почувствовал…

– Кого? – спросил я, начиная подозревать неладное.

– Метеорит, – радостно сообщил он. – Очень крупный обломок, почти астероид. Мы шли прямо на него, но теперь, конечно, для нас опасность уже позади…

– Постойте-постойте! – загорячился я. – Как это? Что это значит – «почувствовал»? Как вы могли почувствовать метеорит за миллиард километров? Это что, камень под ногами? Вы соображаете, что говорите? Или нет? В конце концов, существуют же для чего-то следящие локаторы или как их там?

– Существуют, – признал человечек все с тем же отвратительным тоном превосходства. – Конечно, существуют. Но на этот раз либо ошиблись они, либо ошибся корабельный мозг, поэтому вам повезло, что среди пассажиров оказался человек со способностями, которые в скрытом виде дремлют в каждом из нас и нуждаются лишь в должном развитии. Я имею в виду ясновидение, ридинг-эффект. Вы, я вижу, не в курсе…

– Что-о?! – закричал я, осознавая страшную правду. – Ясновидение? Так, значит, тревога и в самом деле была учебной?!

Он смотрел на меня и сиял. В его глазах ясно читался ответ.

– Ах ты!..

Нехорошо хватать человека за шиворот, но я это сделал. Нехорошо также возить его носом по заблокированному пульту управления, но я совершил и это. И уж совсем не следует говорить при этом слов, которых пришлось бы впоследствии стыдиться, а я наговорил ему немало всякого, и ошибется тот, кто подумает, будто мои выражения отличались чистотой и литературным благородством. Да, какое-то весьма непродолжительное время мне было стыдно – но теперь мне стыдиться нечего. Пусть благодарит судьбу за то, что я, не страдая ясновидением, не смог в тот момент предвидеть дальнейший ход событий и потому не вытряс из него душу. А следовало бы.

Не знаю, сколько времени я успокаивал нервы. Когда я его выпустил, лицо человечка было синим, прикушенный язык распух и не помещался во рту. Я немедленно почувствовал неловкость и извинился со всей возможной деликатностью. Человечек, как ни в чем не бывало, встряхнулся, привел себя в порядок и снова прилип к экрану. Уж не знаю, что он там ожидал увидеть.

– И фы такой ше, – сказал он немного погодя, с трудом ворочая распухшим языком. – Фы фше такие, даше лушшие предштафители, не шелаете дошлушать… Шерт, пошему ше так долго не фидно фшрыфа?

Я оглянулся на горшки. Ростки, слава богу, были в порядке. Впрочем, по внешнему виду конусоидов никогда нельзя судить, в порядке они или не в порядке. А этому – взрыва хочется. Псих.

– Не будет взрыва, – сказал я мрачно. – А ваш метеорит, извините, фикция. Как и ваше ясновидение. Надо же было мне, дураку, вас послушать! Где теперь лайнер? – Я ткнул пальцем в черноту на экране. – Ну? Покажите мне его. Если бы мы остались в своих каютах, то сейчас бы преспокойно досматривали сны, а не болтались без дела посреди Вселенной. Между прочим, если вы думаете, что лайнер затормозит и начнет нас разыскивать, то глубоко заблуждаетесь. Мы – классические потерпевшие кораблекрушение, и все из-за вашего ясновидения!

– Яшнофидение не фикция, – возразил человечек. – Фаш лайнер погиб шо фшеми людьми, а ешли не ферите, то дафайте попробуем догнать.

– Как?! – закричал я на него. – Спасательные вельботы все до единого на автоматическом управлении. Вы что, знаете, как разблокировать пульт? А управлять вельботом вручную вы умеете?

Он не умел. И значит, нам предстоял путь к одной из ближайших спасательных планет – удовольствие недели на две, а если не повезет, то и на все три. Да еще ждать спасателей. Выдержат ли такое мои хрупкие ростки? Может быть, да, а может быть… страшно и подумать. О конусоидах ничего нельзя знать заранее, можно только пытаться продлить их жизнь, насколько это вообще возможно. Накрытые колпаками, в надежных горшках, оснащенных системами термо-, влаго– и магниторегуляции, ростки, возможно, продержатся месяц-другой, если не забывать вовремя менять баллончики с питательной смесью. Но уж я-то, конечно, не забуду! Гораздо хуже то, что все это время мне придется провести бок о бок с типом, к которому я чувствую естественную неприязнь одураченного человека, смешанную с неловкостью за свою несдержанность. Однако сосуществовать с ним как-то придется.

Из вежливости я представился, и человечек, в свою очередь, назвал мне свое имя. Он вообразил, будто меня интересует его имя. Он ошибался. Я не собирался уделять ему свое время. Приятно побеседовать с разумным человеком, особенно, если он хоть что-нибудь смыслит в конусоидах, но разговаривать с умалишенным, из-за которого я влип в эту дурацкую историю, – увольте. Это монстр. Рыба-Кит – вот как я прозвал его в самом скором времени. По-моему, попал в точку.

Прошло десять секунд.

– Вы что читаете? – спросил он.

– Звездный атлас, – ответил я нелюбезно. – Хочу понять, где мы по вашей милости находимся и далеко ли отсюда до спасательной планеты. А вы что думали?

– А-а, – сказал он. – Правильно.

Прошло еще секунд пять. Рыба-Кит сидел молча, всматривался в черноту на экране, вслушивался и, по-моему, даже внюхивался.

– Недалеко, – сказал он, улыбаясь. – Совсем недалеко, я это чувствую. И планета хорошая. Если бы вы, подобно мне, всерьез занялись развитием дремлющих в вас способностей, вы бы тоже почувствовали, что планета недалеко. Хотите, попытаемся вместе?

– Не мешайте, – сказал я. – Я занят.

Прошло еще две секунды.

– А скажите, – вкрадчиво произнес Рыба-Кит, – что вы вообще думаете о парапсихологии?

– Ничего не думаю, – ответил я, не отрываясь от атласа и тщетно пытаясь определить наше местоположение в пространстве. – Лично с ней не сталкивался. Какое мне дело до парапсихологии? Дремлют способности – ну и пусть себе дремлют. Нужно уважать чужой сон.

Прошла секунда. Рыба-Кит начал закипать.

– Так что же, – довольно агрессивно атаковал он, – вы, стало быть, вообще не верите в парапсихологию?

Я глубоко вздохнул и решительно захлопнул атлас. Нет, заняться делом мне здесь не дадут, и мне же хуже будет, если я стану это терпеть. Настырного собеседника пора было ставить на место.

Плохо же я знал Рыбу-Кита! Позже я усвоил, что его абсолютно невозможно поставить на место. Ни на какое.

– Мне нет дела до парапсихологии, – объявил я. – Есть ли она, нет ли ее, мне как-то безразлично. Допускаю, что есть, хотя за те несколько столетий, что о ней талдычат, она вполне могла бы превратиться в серьезную науку, а поскольку этого не произошло, то, по-видимому, никакой парапсихологии в природе не существует. А «верю» или «не верю» – это все, извините, не научные категории. – Черт возьми, я был так глуп, что пытался его убедить. – Научные категории – «знаю» или «не знаю». Так вот: я не знаю. И знать не хочу.

Прошла минус одна секунда. Рыба-Кит взорвался раньше, чем я успел договорить.

– Здесь! – закричал он, брызгаясь, и схватился за свой портфель. – Здесь собрано все, что может с легкостью опровергнуть идиотские рассуждения таких вопиющих дилетантов, как вы! Существование экстрасенсорных способностей человека не отрицали величайшие мыслители древности и современности, и не вам с ними спорить! Парапсихология, если хотите знать, до сих пор не признана наукой только из-за воинствующего самодовольства невежественных обывателей, вроде вас, да нескольких десятков ученых ортодоксов! И есть еще крикуны, такие, как…