Отряд (Аш - Тайная история - 2) - Мэри Джентл

Фарис протянула ей деревянную чашу. Аш машинально подлила ей мутной воды. Женщина опустила глаза на скованные запястья и, держа чашу обеими руками, поднесла к губам.

- Понимаю. Завтра ты будешь драться, чтобы погибнуть, - сказала она холодно, с ноткой той властности, которая отличала ее, когда она, в полном вооружении, командовала своими армиями. - Так ты лишишь Ferae Natura Machinae плодов победы. Даже если у тебя есть и другая цель, я знаю тебя слишком хорошо, чтоб сомневаться, что тебе известен твой настоящий враг.

Аш выпрямилась, с болью разгибая затекшие мышцы. Тепло огня растаяло, деревяшка прогорела дотла. Она лениво задумалась: подкинуть дров или оставить на завтра? и тут же опомнилась: в любом случае беречь уж нечего.

- Фарис?..

Холод выстудил пальцы и уши, лизал рассеченные шрамами щеки. Она еще раз потянулась, теперь разминая занемевшую шею. Стол на козлах стоял поодаль от очага, одинокий огарок не в силах был осветить наваленные грудой бумаги, списки, наброски планов и карт на его дальнем конце. Кто-то скорее всего, Ансельм - углем начертил прямо на досках контуры стены от северо-восточных до северо-западных ворот и расположение визиготской армии против этой части города.

- Самоубийство больше по твоей части: сдаться врагам в надежде, что тебя казнят. Если бы я считала это необходимым, я бы не стала сдаваться Гелимеру, а просто шагнула с вершины этой башни - четыре этажа до каменной мостовой. - Аш резко взмахнула руками.

- Но ты что-то задумала, верно? Аш... сестра... скажи мне. Я была у них командующей. Я могу помочь. "Все так и рвутся помочь. Даже она..."

- Я на твоей стороне, если это ради уничтожения Диких Машин. - Фарис поднялась на колени, ее чистое лицо казалось совсем юным. Она взволнованно добавила: - Король-калиф Гелимер не сможет командовать так, как я... вернее, как я, - с помощью machina rei militaris...

- Имея в распоряжении пятнадцатитысячное войско, можно обойтись без особого искусства.

- Но... ты могла бы выпустить меня в поле - не как командира, а в качестве твоего двойника...

- Я не нуждаюсь в твоей помощи. Мы уже выкачали из тебя все, что можно. Ты не понимаешь, Фарис.

- Чего?

Аш подвинулась вперед, села на край сундука, на таком расстоянии, что женщина, сидевшая теперь у ее ног, вполне могла бы при желании дотянуться и ударить утяжеленными цепью руками.

Глаза жгло. Она потерла их кулаками, чувствуя запах сажи на пальцах. Горячая тяжелая вода собралась на нижних веках и выплеснулась на щеки.

- Не понимаешь, что мне некому больше сказать, как мне страшно. Кому еще я могу признаться, что не хочу, чтоб моих друзей убивали? Даже если нам каким-то чудом и удастся победить, сколько моих друзей умрут за это?

Ее голос не дрожал, но слезы текли и текли. Другая женщина подняла взгляд и увидела в свете камина красное, залитое слезами и соплями лицо Аш.

- Но ты же знаешь...

- Меня уже тошнит от этого "знаю"! - Аш закрыла лицо руками и прошептала в мокрую потную тьму: - Я - не - хочу - чтоб - они - умирали! Чего тут, на хрен, не понять! Или мы завтра начинаем бой, и они умирают, или мы остаемся здесь, и они все равно умирают. Господи, чего тут не понять!

Что-то коснулось ее запястья. Она инстинктивно сжала кулак и резко отмахнулась. Костяшка ударила по железу. Аш выругалась, оторвала вторую руку от лица - глаза плохо видели сквозь слезы - и увидела, что сестра протягивает к ней открытые ладони.

Женщина в отчаянии пролепетала:

- Я не твой исповедник...

- Ты поняла. Ты это сделала - сама знаешь, что...

Фарис приподнялась, скованными руками за пояс и одежду притянула Аш к себе. Аш вдруг поддалась, соскользнула с сундука, тяжело шлепнулась на каменный пол, съежилась, припав к теплому боку Фарис.

- Я не...

Цепь натянулась, цепляя одежду. Аш поняла, что Фарис пытается обнять ее за плечи и, не справившись, крепко стискивает левую руку повыше локтя.

- Я понимаю... понимаю...

Ладони Фарис сжимали плечо, Аш чувствовала теплое, ласковое прикосновение ее тела.

- ...He хочу, чтоб они умирали! - Аш задохнулась рыданием, замолчала, крепко зажмурив глаза. Горячие слезы пробивались из-под век. Фарис тихо приговаривала что-то на незнакомом языке.

Аш рывком наклонила голову и уткнулась носом в вонючее сукно ее камзола. Она громко всхлипывала, сжавшись всем телом, плача на плече сестры, пока не кончились слезы.

В городе не осталось часов, отбивающих время. Аш моргнула в темноте, распухшими больными глазами уставилась на подернутые серой золой угли.

В спокойном забытьи, визиготская женщина подле нее, с ее лицом, с ее волосами, с ее телом, не просыпалась.

Аш не шевелилась, молчала, сидела без сна... одна.

В комнату вошел паж Жан.

- Время, босс, - сказал он.

Третий день от Христовой Обедни, темный предрассветный час перед терцией.

- Идите с миром, - провозглашает отец Ричард Фавершэм, - и да пребудет с вами в сей день милость Божия!

Он и Дигори Пастон склоняются перед алтарем. Оба в кольчугах и шлемах.

Твердые камни под коленями вбивают металл в кости сквозь стеганые штаны.

Аш перекрестилась и встала: сердце стучит молотом, холод почти забыт. Рядом с ней поднялся на ноги Рикард: молодой мужчина в кольчуге и накидке цветов Лазоревого Льва, с побледневшим лицом. Он заговорил с Робертом Ансельмом, Роберт рассмеялся в ответ.

- Анжели, - она выудила его за локоть из цепочки тянувшихся за ворота аббатства людей. - Все готово?

- Хоть сейчас выходить. - Его лицо смутно белело под высокой аркой, но вот свет факела заблестел на золотых кудрях, высветил широкую бесшабашную усмешку. - Это безумие, мадонна, но мы это сделали!

- Всех предупредили?

Роберт Ансельм сказал, подходя:

- От всех командиров копий посланные доложились: все по местам на стене и у ворот.

- Мы почти... полностью развернули силы, - проворчал сотник Лакомб.

- Тогда... пошли, черт возьми!

Приближающийся рассвет подернул небо серой дымкой. Аш прошла по ледяным улицам, захлебываясь в докладах, отвечая двоим-троим за раз, рассылая людей... ее ум работал как машина, без перебоев и без чувств. Доложил о готовности гонец от де Ла Марша - как раз, когда Аш вышла на расчищенную от развалин площадку перед северо-восточными воротами Дижона.

Шлем она отдала понести Рикарду. Холод немедленно вцепился в открывшиеся щеки, выжал слезы из глаз. Аш, смаргивая мешавшие смотреть слезинки, бросала короткие приказы и, не оглядываясь, проходила между своими и бургундскими отрядами к подножию стены.

В нижней части стену освещало золотистое сияние факелов, невидимых снаружи. По ступеням наверх бесшумно передавали из рук в руки пушечные ядра. Аш уступила дорогу пушечной команде, волочившей по булыжникам восьмиствольную пушку-орган. Обитые железом деревянные колеса были заботливо обмотаны тряпьем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});