Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

Далиндьебо был свергнут моим племянником К. Д. Матанзимой, премьер-министром Транскея.

Группа вождей племени тембу обратилась со срочной просьбой о встрече со мной. Это было одобрено властями, которые, как правило, были согласны одобрить визиты племенных вождей, полагая, что чем больше я буду вовлечен в племенные дела и в целом дела провинции Транскей, тем меньше я буду вовлечен в общую освободительную борьбу.

Правительство поддерживало власть традиционных племенных лидеров в противовес Африканскому национальному конгрессу. В то время как многие из моих коллег считали целесообразным для меня прекратить всякие контакты с руководством своего племени, я склонялся к тому, чтобы поддержать эти связи. По моему мнению, не было никакого противоречия между тем, чтобы относиться к числу руководителей племени и являться членом АНК. Это спровоцировало один из самых продолжительных и щепетильных диспутов между политическими заключенными на острове Роббен: должны ли представители АНК принимать участие в деятельности государственных структур. Многие из нас считали это коллаборационизмом. В этой связи я вновь счел необходимым провести различие между общей концептуальной установкой и тактикой. Для меня важнейшим вопросом был тактический: станет ли наша организация сильнее благодаря участию в этих структурах или же в результате их бойкота? В данном конкретном случае, как я полагал, мы должны стать сильнее в результате участия в разрешении племенных проблем.

Я встретился с вождями своего племени в большой комнате, в зоне для посещений, и они объяснили свою дилемму. Хотя их сердца были с Сабатой, они опасались репрессивных мер со стороны Матанзимы. Выслушав их, я посоветовал им поддержать Сабату в борьбе с Матанзимой, который незаконно узурпировал власть верховного вождя. Я сочувствовал им, понимая, в какой сложной ситуации они оказались, но никак не мог оправдать действия Матанзимы. Я попросил их передать Сабате свою готовность поддержать его, а Матанзиме – свое осуждение его действий.

Матанзима также предложил встретиться со мной, чтобы обсудить ситуацию вокруг Сабаты и наши общие семейные дела. В качестве моего племянника он просил о таком визите уже в течение нескольких лет. Хотя Матанзима утверждал, что хочет обсудить со мной наши семейные дела, такой визит наверняка имел бы далеко идущие политические последствия. С момента поступления первой просьбы Матанзимы я обращался с соответствующим запросом к Высшему органу и к членам АНК в нашей тюремной секции. Многие просто пожимали плечами и говорили: «Ведь он твой племянник, он имеет право на посещение». Рэймонд Мхлаба, Гован Мбеки и Ахмед Катрада, однако, настаивали на том, что, хотя цель такого визита и можно было бы объяснить как семейную, она наверняка была бы истолкована многими (как в тюрьме, так и за ее пределами) как попытка добиться одобрения мною действий этой политической личности. Они считали, что именно по этой причине Матанзима и стремится встретиться со мной. И именно поэтому, по их мнению, такой визит был неприемлем для меня и всех нас.

Я понял их доводы и в значительной степени согласился с ними, однако я все же хотел встретиться со своим племянником, поскольку всегда высоко ценил важность личных встреч и свою способность на таких встречах убеждать своих оппонентов изменить их взгляды. Я надеялся, что и в данном случае смогу убедить Матанзиму изменить свою позицию.

В конце концов, представители АНК в нашей тюремной секции решили не возражать против такого визита. Чтобы обеспечить принцип демократии, мы решили проконсультироваться по этому вопросу также с нашими коллегами в секциях F и G – и они были категорически против. Стив Тшвет, являвшийся одним из ведущих деятелей АНК в общей секции, заявил, что такой визит поддержит Матанзиму с политической точки зрения, следовательно, об этом не могло быть и речи. Многие из наших коллег в общей тюремной секции отметили, что Матанзима уже пытался заручиться моим одобрением, назначив отца Винни, Колумба Мадикизелу, министром сельского хозяйства в своем правительстве. По их мнению, это уже создавало негативный фон для возможного визита. Я был вынужден согласиться с мнением членов общей тюремной секции и с сожалением сообщил тюремным властям, что отказываюсь от визита моего племянника.

В марте 1982 года тюремные власти сообщили мне, что моя жена попала в автомобильную аварию и находится в больнице. Они предоставили мне очень мало информации, и я понятия не имел о ее состоянии и в целом об обстоятельствах этого происшествия. Я обвинил тюремную администрацию в том, что они утаивают информацию, и подал срочное заявление о том, чтобы меня навестил мой адвокат. Власти использовали эту информацию как средство давления на меня, и они преуспели в этом. Я находился в состоянии постоянного беспокойства о здоровье своей жены, пока 31 марта меня не навестили адвокат Винни и мой друг Далла Омар.

Далла Омар быстро и энергично ответил на все мои вопросы о Винни. Она находилась в перевернувшейся машине, но с ней все было в порядке. Их визит был коротким, и, когда меня повели обратно в секцию В, мои мысли все еще были заняты Винни. Меня мучило чувство бессилия и неспособности помочь ей.

Я пробыл один в своей камере недолго, вскоре меня навестил представитель тюремной администрации и ряд других тюремных чиновников. Это было крайне необычно, поскольку представители администрации обычно не навещали заключенных в их камерах. Я встал, когда все они появились, и представитель администрации, действительно, вошел в мою камеру. Это было не так просто: там едва хватало места для нас двоих.

– Мандела, – сказал он, – я хочу, чтобы вы собрали свои вещи.

Я поинтересовался, зачем.

– Мы переводим вас, – коротко ответил он.

– Куда?

– Я не могу этого сказать.

Я потребовал объяснить причину этого. Он ответил лишь, что получил инструкции из Претории о том, что я должен быть немедленно переведен с острова Роббен. Представитель тюремной администрации вышел и по очереди обошел камеры Уолтера Сисулу, Рэймонда Мхлабы и Эндрю Млангени, отдавая им то же самое указание.

Я был крайне встревожен. Что все это значило? Куда мы направлялись? В тюрьме можно подвергать сомнению приказы и сопротивляться им лишь до определенного момента, а затем необходимо уступить. У нас не было ни предварительного уведомления, ни времени на подготовку к переводу. Я прожил на острове Роббен более восемнадцати лет – и после этого так внезапно уехать?

Каждому из нас выдали несколько больших картонных коробок, в которые следовало собрать свои вещи. Все, что я накопил почти за два десятилетия своего заключения здесь, могло поместиться в этих нескольких коробках. Мы упаковались чуть больше чем за полчаса.

В коридоре поднялась суматоха, когда другие заключенные поняли, что нас переводят, но у нас не было времени как следует попрощаться