Великое наследие древних - Константин Душенко

Полновластье делает явными глубоко спрятанные пороки.

«Сулла», 30

* * *

Всего больше изумления вызывала она [Корнелия], когда без печали и слез вспоминала о сыновьях [Тиберии и Гае Гракхах] и отвечала на вопросы об их делах и их гибели, словно бы повествуя о событиях седой старины. Некоторые даже думали, будто от старости или невыносимых страданий она лишилась рассудка и сделалась бесчувственною к несчастиям, но сами они бесчувственны, эти люди, которым невдомек, как много значат в борьбе со скорбью природные качества, хорошее происхождение и воспитание: они не знают и не видят, что, пока доблесть старается оградить себя от бедствий, судьба нередко одерживает над нею верх, но отнять у доблести силу разумно переносить свое поражение она не может.

«Тиберий и Гай Гракхи», 40

Прибегать к железу без крайней необходимости не подобает ни врачу, ни государственному мужу – это свидетельствует об их невежестве, а во втором случае к невежеству надо присоединить еще несправедливость и жестокость.

«Тиберий и Гай Гракхи», 44

* * *

Судьба ‹…› приводит в движение одно посредством другого, сближает вещи самые отдаленные и переплетает события, казалось бы, ничего общего друг с другом не имеющие, так что исход одного становится началом другого.

«Тимолеонт», 16

Нет слов – позора до́лжно избегать и стыдиться, незачем, однако, боязливо прислушиваться к любому порицанию – это свойство человека совестливого и мягкого, но не обладающего подлинным величием.

«Тимолеонт», 41, 2

* * *

Если заглянуть в будущее, ничто в настоящем не может считаться ни великим, ни малым.

«Тит», 21

Страдание, ‹…› перегоревши, обращается в гнев.

«Фабий Максим», 21

* * *

Начало победы – смелость.

«Фемистокл», 8

Как обыкновенно бывает при большой опасности, в трудных обстоятельствах, толпа ожидает спасения больше от чего-то противоречащего рассудку, чем от согласного с ним.

«Фемистокл», 13

Господство на море рождает демократию, а олигархией меньше тяготятся земледельцы.

«Фемистокл», 19

Зависть ‹…› радуется унижению выдающихся людей.

«Фемистокл», 22

* * *

Телесные качества и образ жизни атлета и солдата во всем различны ‹…›: атлеты долгим сном, постоянной сытостью, установленными движениями и покоем стараются развивать крепость тела и сохранять ее, так как она подвержена переменам при малейшем нарушении равновесия и отступлении от обычного образа жизни; тело солдата, напротив, должно быть приучено к любым переменам и превратностям, прежде всего – способно легко переносить недостаток еды и сна.

«Филопемен», 3

* * *

Беды делают характер желчным, обидчивым, вспыльчивым, а слух чересчур раздражительным ‹…›. Осуждение промахов и неверных поступков кажется тогда насмешкой над несчастиями, а откровенные, прямые речи – знаком презрения. ‹…› Так же и государство, терпящее бедствие, слишком малодушно и, по слабости своей, слишком избалованно, чтобы вынести откровенные речи, хотя в них-то оно как раз больше всего и нуждается ‹…›. Поэтому такое государство в высшей степени ненадежно: того, кто ему угождает, оно влечет к гибели вместе с собою, а того, кто не хочет ему угождать, обрекает на гибель еще раньше.

«Фокион», 2

Искусство красноречия – это ‹…› умение в немногом выразить многое.

«Фокион», 5

* Человек, не принимающий богатого подарка, богаче того, кто его делает.

«Фокион», 18

После гибели Антигона [I], когда его убийцы стали притеснять и мучить народ, один фригийский крестьянин, копавший землю, на вопрос, что он делает, с горьким вздохом ответил: «Ищу Антигона», – подобные слова могли бы сказать ‹…› многие, вспоминая ‹…› умерших царей.

«Фокион», 29

* * *

Оружие и законы не уживаются друг с другом.

«Цезарь», 35

«Грек!», «Ученый!» – самые обычные и распространенные среди римской черни бранные слова.

«Цицерон», 5

Нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть.

«Цицерон», 46

* * *

Успех возвышает даже мелкие от природы характеры.

«Эвмен», 9

Чувствуя, что ‹…› его боятся и только ждут удобного случая, чтобы его умертвить, Эвмен сделал вид, что нуждается в деньгах, и занял большие суммы у тех, кто особенно сильно его ненавидел, чтобы эти люди ‹…› оставили мысли о покушении, спасая таким образом свои деньги. ‹…› В то время как другие ради собственного спасения дают деньги, он единственный обеспечил себе безопасность тем, что взял деньги в долг.

«Эвмен», 13

Пожалуй, тот человек любит войну, кто ставит властолюбие выше собственной безопасности, но великий воин – тот, кто войной приобретает себе безопасность.

«Эвмен», 20, 2

[Эвмен] просил о милосердии врага, которому принадлежало только его тело, и тем самым отдал ему свою душу.

«Эвмен», 20, 2

* * *

Глядя в историю, словно в зеркало, я стараюсь изменить к лучшему собственную жизнь.

«Эмилий Павел», 1

Некий римлянин, разводясь с женой и слыша порицания друзей, которые твердили ему: «Разве она не целомудренна? Или не хороша собой? Или бесплодна?» – выставил вперед ногу, обутую в башмак ‹…›, и сказал: «Разве он нехорош? Или стоптан? Но кто из вас знает, где он жмет мне ногу?»

«Эмилий Павел», 5

Полибий

Полибий из Мегалополя (Аркадия) (ок. 200 – ок. 120 до н. э.), историк. После победы Рима над Ахейским союзом в качестве заложника попал в Рим, где сблизился со Сципионом Младшим. Участвовал в ряде его походов; был свидетелем разрушения Карфагена.

Невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались.

«Всеобщая история», I, 14, 7

Из двух путей к исправлению, существующих для всех людей, – собственные превратности судьбы или чужие, первый путь ‹…› действительнее, зато второй ‹…› безвреднее.

«Всеобщая история», I, 35, 7

Люди менее всего способны переносить легчайшее испытание, я разумею молчание.

«Всеобщая история», VIII, 38, 2

Будущее всегда кажется лучше настоящего.

«Всеобщая история», VIII, 38, 3

[На войне] для неудачи в замыслах достаточно первой случайной мелочи, тогда как для успеха едва достаточно всей совокупности благоприятных условий.

Конец ознакомительного фрагмента.