Дом тишины - Орхан Памук

– Море такое хорошее.

– Но ты же сразу вышел, – сказала Джейлян.

Отвернувшись, я стал слушать, что рассказывал Фикрет. Он рассказывает о трудностях, которые иногда случаются в жизни людей с сильным характером: этой зимой у его отца внезапно случился сердечный приступ, и ему тут же пришлось в одиночку управлять всем бизнесом, да-да, в его-то восемнадцать лет, и он сам вел все дела и контролировал сотрудников, пока из Германии не приехал старший брат. Затем он сказал, что скоро он станет еще более важным человеком, потому что его отец может умереть в любой момент, и тут я заметил, что наш – давно умер и что сегодня утром мы ездили на кладбище.

– Перестаньте, ребята! Мне из-за вас стало грустно, – сказала Джейлян, встала и ушла к другим.

– Давайте придумаем что-нибудь?

– Давайте. Пошли куда-нибудь.

Фафа подняла голову от своего журнала:

– Вы куда?

– Куда-нибудь, где весело! – сказала Гюльнур.

– К крепости! – сказала Зейнеб.

– Мы же туда вчера ходили, – удивился Ведат.

– Поехали тогда на рыбалку, – предложила Джейлян.

Туран пытался открыть банку с кремом:

– Сейчас на рыбалку нельзя.

– Это почему еще?

– Поехали в Тузлу.

– Очень жарко, – сказал Фикрет.

– Я сойду от вас всех с ума, – сердито и обиженно сказала Джейлян.

– С вами каши не сваришь! – сказала Гюльнур.

А Джейлян спросила:

– Так мы сейчас никуда не идем?

Никто ничего не ответил. После долгой паузы крышка от банки с кремом выпала у Турана из рук и, покатившись колесом, перевернулась и упала к ногам Джейлян.

Джейлян отфутболила ее, и крышка полетела в море.

– Крем не мой, а Хюльи, – сказал Туран.

– Куплю новый, – ответила Джейлян, подошла ко мне и села рядом.

Я подумал, люблю я Джейлян или нет; поверил, что люблю. Пустые, глупые мысли от удушливой жары… Туран встал, подошел к краю пристани и стал смотреть в воду, туда, где упала крышка.

– Не надо! – вскочила Джейлян. – Ты не достанешь, Туран!

– Хорошо, тогда ты достань.

– Я? – спросила она. – Зачем? Пусть Хюсейн достанет.

– Не говори глупостей, – ответил Туран. – Я достану.

– Я достану, – вмешался я. – Я только что плавал…

Я поднялся и подошел к краю пристани.

– Метин, ты такой хороший, – сказала Джейлян. – Хороший и умный.

– Ну давай, достань, посмотрим! – сказал Туран. Он указывал пальцем туда, куда упала крышка, словно приказывая мне.

– Не хочу, – внезапно ответил я. – Вода холодная.

Фафа расхохоталась. Я вернулся и сел на свое место.

– Хюлья, я куплю тебе новую банку, – пообещал Туран.

– Нет, я куплю ей новую банку, – сказала Джейлян.

– Вообще-то крем уже закончился, – заметила Хюлья.

– Ничего, все равно куплю. Какой это крем? – спросила Джейлян. И, не дожидаясь ответа, попросила умоляющим голосом: – Ребята, ну давайте придумаем хотя бы что-нибудь.

Тогда Мехмет сказал, что Мэри хочет поехать на остров, что напротив, и внезапно все мы ощутили это унизительное чувство – желание, чтобы девушка из Европы осталась всем довольна, и мы расселись по катерам. Я сел в один катер с Джейлян. Потом она еще сбегала домой, вернулась с двумя бутылками в руках и крикнула:

– У меня джин!

Кто-то крикнул: «Музыку забыли!» – и Джюнейт тоже сбегал домой и принес из дома мерзкую коробку с колонками. Потом катера взревели и рванулись с места. Сначала носы катеров взметнулись в воздух. Небеса готовы были обрушиться на нас. Потом, когда катера набрали скорость, их носы опустились, и через полминуты мы были в открытом море. Тогда я подумал: они богатые, им все равно, если что-то сломается, поцарапается, износится, – ведь они богатые, катера у них мчатся сорок миль в час, а я чувствую позорный страх, страх, от которого руки-ноги дрожат. Джейлян, я тебя люблю. Но я говорил себе: не бойся, Метин, не бойся. Ты умный. Я верю в силу разума; да, я верил в нее.

Катера подлетели к скалистому берегу острова так, будто собирались разбиться об него, а потом, внезапно сбавив скорость, развернулись и тут же остановились. От маяка на другой стороне острова была видна только верхушка. Откуда-то появился пес, потом еще один, черный, и еще один – серый. Они прибежали вниз, на берег, подошли к скалам: яростно лают на нас. Бутылка джина гуляет по рукам, а закусить нечем. Дали и мне, я пил из горлышка, будто яд, пил жадно. Собаки продолжали лаять.

– Как взбесились! – сказала Гюльнур.

– Ну-ка, Фикрет, газани, интересно, что они будут делать! – сказала Джейлян.

Фикрет нажал на газ, и собаки как сумасшедшие помчались вокруг по берегу вслед за катером, обплывавшим остров вокруг. Все, кто был в катере, криками и песнями дразнили собак, а когда те озверели совсем, разошлись еще сильнее, кричали, выли, улюлюкали, а я подумал, что у них всех – не все дома, но этот шум, черт возьми, казался мне веселее, чем мертвый душный дом моей тети, и гораздо богаче и живее маленьких, пропыленных комнат, где на радиоприемниках лежали вышитые вручную салфетки.

– Музыку включи! Сделай громкость до конца, посмотрим, как они на музыку отреагируют!

Мы еще два раза обошли вокруг маленького острова с включенной на всю громкость музыкой. Когда мы обходили остров в третий раз, я на миг засмотрелся на пенный след катера и вдруг удивился: далеко в пенной воде внезапно весело замелькала голова Джейлян. Как в страшном сне, я бросился в воду, не думая ни о чем.

И только прыгнул в воду, как меня охватило странное, ужасное чувство: будто нам с Джейлян предстоит тут погибнуть, а на катере никто не видит, что нас нет. Или от акулы, или катера раздавят нас, потому что нас не будет слышно из-за невероятного шума моторов, или из-за этих собак, похожих на голодных волков! Черт бы вас побрал! Я не мог думать о Джейлян. Через некоторое время я вынырнул, огляделся и удивился. Один из катеров остановился, подплыл к Джейлян, и ее поднимали наверх. Подняв Джейлян из воды, они подплыли подобрать и меня.

– Кто тебя толкнул? – спросил Фикрет.

– Никто его не толкал, – сказала Гюльнур. – Он сам прыгнул.

– Ты сам прыгнул? Зачем?

– А меня-то кто толкнул? – спросила Джейлян.

Держась за весло, протянутое Тургаем, я пытался подняться на катер, но, когда я уже почти поднялся, Тургай бросил весло, и я опять упал в воду. Когда я вынырнул, я с изумлением увидел, что на меня никто не обращает внимания. Они смеялись и веселились. Меня охватило странное чувство ужасного одиночества, и, чтобы как можно скорее избавиться от него, мне захотелось оказаться среди них, и, когда я стал пытаться забраться на катер, держась пальцами и царапая ногтями по пластмассовому корпусу лодки, я опять слушал, что они говорят.

– Мне скучно.

– Смотри, Джейлян, Метин прыгнул в воду за тобой.

– А где собаки? – спросила Джейлян.

Наконец мне удалось забраться в катер, я еле дышал.

– Ну вас всех к черту, никто не умеет веселиться!

– Мы тебя собакам бросим!

– Если ты умеешь, научи нас! – сказал Тургай.

– Дураки! – крикнула Гюльнур.

Один пес, наблюдавший за ними, залез на самую близкую к ним скалу и завыл.

– Ненормальный! – сказала Джейлян. Она как зачарованная смотрела на пса со сверкающими белыми клыками. – Фикрет, подплыви к нему поближе.

– Зачем?

– Затем.

– Что ты хочешь разглядеть? – Фикрет медленно подвел лодку прямо к собаке.

– Что тебе надо от зверя? – спросил Тургай.

– Интересно, это он или она? – поинтересовался Фикрет. Он заглушил мотор.

– Бедный! – вдруг растерянно воскликнула Джейлян.

Внезапно мне захотелось обнять ее, но, вместо того чтобы обнять, я лишь посмотрел на Джейлян и подумал о том, что нужно делать, чтобы она полюбила меня. Мысли мои совсем спутались, мне хотелось прыгать и скакать по катеру, кричать и вопить, я ощущал в себе странные чувства. Я постепенно начинал верить в то, что я – мерзавец, а с другой стороны, собственная ценность росла в моих глазах, так как меня охватило то пресловутое чувство, которое самыми глупыми словами возвеличивали все книги и песни, но гордость моя была бессмысленной и дурацкой, гордость как у мальчишки после обрезания. Я понимал, что чем сильнее я горжусь, тем зауряднее становлюсь, и это чувство мне нравилось, но, так как я боялся устыдиться своих мыслей, мне захотелось суметь забыть о себе. Потом мне захотелось переключить всеобщее внимание на себя, но мне пришло в голову, что я беднее их, и я не сумел найти в себе ни смелости, ни предлога что-либо совершить. Словно тесная рубаха бедности сковывала мои движения, руки мои были будто связаны: нет же, я возьму над тобой верх с помощью своего ума! Они бесились и орали, двое из них толкались на носу катера рядом с нашим, пытаясь столкнуть друг друга в воду. Потом этот катер подплыл к нам, и они начали обливать нас из ведер водой. А мы – их. Мы немного посражались на веслах, как на мечах. Кое-кто упал в воду. Бутылки с джином опустели. Фикрет схватил одну из них и бросил в пса. Бутылка разбилась о скалу.