Сквозь время. (Сборник) - Валентина Журавлева

Скажу откровенно: Флеровский оказался ярче, интереснее и, если так можно выразиться, масштабнее выдуманного Лоскутова. Для писателя это было не очень веселое открытие…

— Моя специальность — химическая технология, — говорил Флеровский. — Более точно — сверхвысокие давления в химии. Может быть, поэтому ваш рассказ особенно заинтересовал меня. Я сразу увидел, что вы слабо, да, очень слабо разбираетесь в проблеме сверхвысоких давлений. Не обижайтесь, пожалуйста, но это так. Вы выдвинули идею создания больших давлений методом взрыва. Вам казалось, что это — дело будущего. Но лет за пять до появления вашего рассказа этот метод уже применялся в промышленности для получения таких материалов, как топаз и криолит.

Я ответила Флеровскому, что в задачу литературы отнюдь не входит рождение новых научных идей. Главное для литератора — человек. Безапелляционный тон Флеровского немного злил меня, и я ответила не без ехидства. Флеровский нисколько не обиделся.

— Понимаю, — сказал он, — но я химик, изобретатель. Для меня рассказ имел особое значение. Я не мог не отметить техническую неточность. И все-таки рассказ написан хорошо. Приключения Лоскутова, его мысли, чувства — все это верно и сильно. По себе знаю. Поэтому рассказ и произвел на меня впечатление. Я мысленно спорил с Лоскутовым, спорил, как с живым человеком. Я доказывал ему, что взрывчатые вещества не могут создавать длительно действующее давление, необходимое для получения алмазов. Я даже проделал некоторые расчеты… И вот тогда появилась у меня эта идея. Нет, нет! Совсем не об алмазах. Я придумал другое — гидрогенизация угля взрывным методом. Вы, наверное, знаете, что, действуя на уголь водородом при высоких температурах и давлениях, можно получить нефть. Этот процесс сжижения угля и называется гидрогенизацией. Стальные колонны, в которых ведут гидрогенизацию, имеют толщину лобовой брони тяжелого танка. Из-за огромного давления усложняется аппаратура, затрудняется создание производительных установок. И я решил: уголь нужно сжижать взрывным методом непосредственно под землей, в пласте. Вы улавливаете мою мысль? По идее это довольно просто: бурится скважина к угольному пласту, закладывается термоядерный заряд, скважина цементируется, затем взрыв — и под землей, в угольном пласте развивается давление в миллиарды атмосфер, температура в миллионы градусов. Режим взрыва подбирается так, что в пласте, за исключением небольшой центральной зоны, создаются наиболее благоприятные условия для соединения углерода с водородом.

— Но ведь в угле нет водорода, — возразила я.

— До взрыва водорода нет, если не считать органических вкраплений, — согласился Флеровский. — Но при взрыве атомы горных пород, да частично и самого углерода, распадаются на атомы водорода. Потом, когда температура падает, водород соединяется с углеродом. Под землей возникает нефтяное озеро радиусом в несколько километров. Конечно, я сейчас объясняю только принцип. На деле все это много сложнее.

— И вы осуществили свое изобретение? — нетерпеливо спросила я.

Он рассмеялся. Голубые глаза прищурились и стали темно-синими.

— Я? — переспросил он. — Один я ничего не мог бы сделать. В этом, кстати, вторая ошибка вашего рассказа. У вас Лоскутов действует почти в одиночку. Видимо, для писателей изобретатели во все времена одинаковы.

— Но…

— Это ошибка, — перебил Флеровский. — Методы и характер изобретательского творчества меняются, и в каждую эпоху они другие. Изобретатель древности — это открыватель. Он случайно наталкивался на открытие, в конце концов замечал его и начинал применять сознательно. В эпоху Возрождения, когда пробудился интерес к человеку, к окружающему миру, изобретатели преимущественно копировали природные образцы. Например, Леонардо да Винчи изучал птиц, чтобы построить летательный аппарат… Я не могу сейчас подробно останавливаться на этой мысли. Мне хочется только, чтобы вы поняли главное: характер изобретательского творчества меняется. Каждая эпоха обогащает арсенал творческих методов новым оружием. И сейчас — поверьте мне на слово — это очень богатый и сложный арсенал: в нем есть место и копированию природы, и математическому анализу, и эксперименту, и даже случайному открывательству. Если когда-то изобретатель в одиночку проходил весь путь от идеи до ее осуществления, то теперь одному человеку не под силу управлять сложным творческим арсеналом. Чтобы осуществить значительную идею, превратить ее из мечты в изобретение, нужны соединенные усилия изобретателей разных специальностей. Так было и в моем случае. Я подал еще очень смутную идею, показал направление, а создавали изобретение десятки людей — химики, физики, геологи, горняки, математики… Многое впоследствии изменилось, многое дополнилось…

Я слушала Флеровского, и — честное слово! — мне было стыдно за свой рассказ. И не только за свой. Мне было стыдно за то, что еще не создан образ настоящего советского изобретателя- с его смелостью, размахом, твердой верой в свое дело, знаниями, упорством. Передо мной сидел герой нашего времени, быть может не лишенный некоторых человеческих слабостей, но умеющий превращать творческий труд в высшее искусство — в искусство преобразования природы.

Уже давно наступил вечер, я включила настольную лампу, зеленый полумрак упал на книжные полки, картины на стенах, узорчатый ковер на полу. Было очень тихо, и негромкий голос Флеровского только подчеркивал эту тишину.

— Уголь есть везде, — говорил Флеровский, — а география нефтяных месторождений довольно своеобразна. На огромных просторах Сибири промышленных запасов нефти пока не обнаружено. Поэтому первый опыт по подземному сжижению углей решено было провести в Сибири, на одной из разведывательных шахт Тунгусского угольного бассейна. Вас удивляет, что мы выбрали шахту? Видите ли, нам нужно было хорошенько изучить результаты первого эксперимента, самим добраться до места взрыва. Поэтому и пришлось использовать шахту. С нижнего горизонта шахты — это на глубине шестисот метров — пробурили скважину к глубоко залегающему угольному пласту и… Ну, остальное я вам объяснял. Нет, ничего страшного не произошло. В момент взрыва были подземные толчки — и все. Ведь взрыв произошел на глубине около километра. Над углем лежали очень крепкие горные породы — они выдерживали давление… Через месяц, когда по нашим расчетам радиоактивность образовавшейся нефти перестала быть опасной, мы начали пробиваться вниз. Подземные выработки шахты сильно пострадали от взрыва. Кое-где произошли обвалы, крепь еле-еле держалась, и ее пришлось усиливать. Словом, работать под землей было опасно. Мы пустили автомат для проходки, управляемый на расстоянии. Он проходил за сутки сто метров наклонного гезенка — туннеля, идущего под углом в сорок пять градусов к горизонту. Автомат вынимал горную породу и закреплял стенки туннеля специальным пластмассовым раствором. На шахте осталось только несколько человек, в том числе механик Лосиков и бригада, обслуживавшая автомат. Мы опасались смещения масс в нарушенных горных породах, попросту говоря, опасались землетрясения. Разбили три палатки подальше от наземных сооружений шахты и дежурили у пульта управления. Так прошло пять дней. Автомат работал безупречно. Но на шестые сутки произошло нечто необъяснимое. Автомат натолкнулся на какую-то горную породу необыкновенной крепости. Резцы, сделанные из очень твердого сплава, мгновенно вышли из строя. Автомат остановился….. Разрешите, я закурю?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});