Их в разведку водила Леля - Георгий Борисович Пороженко

Европу! Немцы, понятно, на мою удочку клюнули и мгновенно огонь перенесли туда, где ведро загремело. Это был самый подходящий момент, чтобы подбежать к окопам сзади. Я туда пару гранат бросила, а потом вместе с девушками стали фашистов автоматными очередями расстреливать. Те в панике бросились бежать кто куда. Захватили в участке документы и в свой лагерь целы-не вреди мы вернулись. Одним словом, ведро выручило…

Не ведро, подумал я, а твоя находчивость и смелость.

— Теперь понятно, — сказал я Леле по пути в ее лагерь, — почему за твою голову немцы обещают тридцать тысяч марок, корову и два литра шнапса. Даже объявление читал: «Здоровенная баба, атаман-десантница Лелька».

— Я тоже об этом от своих связников слышала, — звонко рассмеялась Леля. — Только какую бы высокую цену фашисты за мою голову ни назначили, уверена, здесь никто меня не выдаст.

Место дислокации ее лагеря поначалу не понравилось: лес редковат, легко просматривается. Сказал об этом Леле.

— Просматривается, а нас не видно, — улыбнулась она. — Зато перед нами все как на ладони. Да и сзади — болото, попробуй подберись.

Пришлось согласиться — место выбрано удачно.

Нас окружили девушки из группы Лели и какие-то незнакомые парни в гражданском, подростки и несколько пожилых людей.

— Кто эти люди? — строго спросил я Лелю, памятуя о запрете командования части брать в группы местных.

Леля отвела меня в сторону.

— Это мои глаза и уши. Интересно, как бы я без них задания выполняла? Ведь от группы меньше половины осталось. Сколько ценных сведений эти люди для нас собрали! Прошу, когда будете Спрогису мои донесения передавать, не забудьте напомнить, что я к своей работе около пятидесяти местных привлекла.

И опять мне пришлось согласиться с ней. Привлечение к нашей работе населения не только существенно облегчало действия разведчиков, но и оказывало огромное морально-политическое воздействие на жителей оккупированных районов. Через связников даже до самых глухих деревень доходили вести о том, что Красная Армия все сильнее бьет гитлеровских захватчиков, а здесь, в глубоком тылу, активно действуют партизаны.

Решив облегчить положение группы Колесовой, я предложил ей передислоцироваться в мой лагерь. В ответ услышал:

— А куда я местных разведчиков дену? Вы же нас вместе с ними не примете. То-то! Одно хочу попросить: передайте в Москву, чтобы поскорее врача для Зины прислали.

Обговорили с ней места, время встреч и пароли.

Вернувшись к себе в лагерь, я, обеспокоенный положением группы Колесовой, передал в Москву радиограмму, в которой просил в дальнейшем серьезнее обучать десантников парашютному делу, а также ускорить высылку еще одной группы, непременно с врачом. Отдельно сообщил об инициативе Колесовой по привлечению населения к сбору необходимой информации и высказал свое положительное мнение на этот счет.

Вскоре, оценив важность сведений, полученных Лелей через ее связников, Центр разрешил зачислять в наши группы после тщательной проверки местных жителей.

9

Григорий Яковлевич Сорока

В начале второй декады мая 1942 года меня вызвал подполковник Спрогис и спросил, сколько времени понадобится, чтобы подготовить группу к заброске в Белоруссию для оказания помощи девушкам из группы Колесовой. Я ответил, что мы готовы хоть сегодня.

— Вылет назначаю в ночь на 15 мая, — сказал Артур Карлович и, уточнив другие задачи группы, добавил: — Вместе с вами полетит военфельдшер Винярский, чтобы облегчить страдания Зины Морозовой.

После приземления с помощью связных Бориса Вацлавского я встретился с Лелей. Обменялись крепким рукопожатием, она сразу же спросила:

— Какие новые задания привез из Москвы?

— Я прислан для помощи твоей группе. Что нужно в первую очередь?

— Помощь нашей группе? — удивленно-серьезно ответила Леля. — А ну пошли в лагерь!

Когда пришли, то понял, что ни в чьей помощи Леля и ее группа не нуждаются. За исключением, конечно, Зины Морозовой, которая, лежа на лапнике, улыбнулась мне, несмотря на нестерпимую боль. Около Зины хлопотал прибывший с нами военфельдшер Валерий Винярс-кий.

Лагерь был в образцовом порядке. И землянка, и складские постройки сделаны добротно, умелыми крестьянскими руками.

— Как это тебе удалось? — пораженный увиденным, спросил я Лелю.

— А у меня хорошие помощники, — ответила она. — Кстати, один из них сюда идет, Витей зовут.

Витя, подросток лет четырнадцати, молча кивнул Леле, и они отошли в сторону. Тихо сказав ей что-то, он каким-то особым, охотничьим шагом направился по тропинке в сторону деревни Миговщины. Проводив его взглядом, Леля пояснила:

— Витя Костюкевич — один из моих лучших связных. Его отец, лесник, тоже наш человек. И оба не знают, что каждый на меня работает… — Она лукаво улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Был у меня еще один замечательный человек — лесник по фамилии Решетняк. Он лагерь оборудовал. Но вскоре кто-то из полицаев пронюхал, что Решетняк помогал партизанам, — голос Лели слегка дрогнул. — И тогда они и самого Решетняка, и всю его семью расстреляли.

Изумленный всем увиденным и услышанным, я предложил Леле:

— Может, объединим наши силы. Жить в одном лагере легче.

— Спасибо за заботу, — ответила она, — но пока мы ни в чьей помощи не нуждаемся. А вот тебе кое-чем помогу.

И действительно, через родственников и знакомых своих связников Леля установила контакты с работниками железной дороги на станциях Крупки и Борисов. Некоторых из них она связала со мной, а вскоре помогла подобрать необходимую одежду Клаве Милорадовой — близкой подруге Зои Космодемьянской — для работы в Орше. Затем привела ко мне двух лучших своих связных — Митю Синяка и уже знакомого Витю Костюкевича.

— Только по старому знакомству отдаю тебе этих ребят, — полушутя сказала она. — Благо я еще несколько человек для такой работы подготовила.

Виктор не раз рассказывал мне о своей «работе» у Лели: «Сутками сидел недалеко от железнодорожного полотна. Леля дала мне часы, и я отмечал, когда в какую сторону и с какой техникой идут эшелоны. Потом относил эти записи в определенное место, там для меня стояла еда. Кто приходил за сведениями, не знаю, глубокая конспирация была».

Оставив в лагере Лели фельдшера Валерия Винярского, я со своей группой разбил лагерь поблизости.

Чуть позднее я узнал от Валерия о трагической смерти Зины Морозовой. Понимая, что вылечить ее в таких условиях невозможно, и считая, что она является обузой для своих подруг, Зина приняла самое, как ей казалось, справедливое решение. Когда однажды Валерий начал чистить свой пистолет, она спокойно попросила: «Дай-ка этим займусь я». Ничего не подозревавший Валерий охотно выполнил ее просьбу, думая, что это занятие хоть как-то отвлечет Зину. Через