И вспыхнет пламя - Сюзен Коллинз

«Зато спасла Пита», – тихонечко возражает внутренний голос.

Ой ли?.. Положа руку на сердце, я просто знала, что не смогу вернуться к нормальной жизни, если дам ему умереть.

Прижимаюсь лбом к краю стола. Ненавижу себя! Лучше бы я не вернулась с арены. Лучше бы этот Сенека Крейн и в самом деле разнес мою голову на кусочки, увидев злосчастные ягоды.

Да, ягоды... Горсточка яда – вот как можно меня описать. Если Пит выжил только из-за моего страха перед насмешками и отчуждением земляков, значит, я презренное существо. Если из-за большой любви – значит, все-таки эгоистка, но хоти бы заслуживаю прощения. А вот если ягоды на ладони – знак открытого вызова Капитолию только тогда я чего-то стою. Беда лишь в том, что теперь уже невозможно сказать, что же мною двигало.

А может быть, обитатели дистриктов правы? Может, я, пусть даже неосознанно, призывала к восстанию? В глубине души мне всегда было ясно: мало спастись самой и спасти своих близких. Даже если представится такая возможность. Это ничего не изменит. Людей по-прежнему будут казнить на площади, как сегодня Гейла.

Жизнь в Двенадцатом дистрикте, по большому счету, не отличается от выживания на арене, Обязательно наступает время, когда нужно перестать убегать, а вместо этого развернуться и посмотреть в лицо опасности. Самое сложное – найти в себе мужество. Гейл – другое дело, он прирожденный мятежник. Это я замышляла позорное бегство.

– Прости, мне так жаль, – срывается у меня с языка.

Наклоняюсь и нежно целую Гейла. Его ресницы вздрагивают.

– Привет, Кискисс.

– Привет.

– Думал, ты уже где-то в лесах.

Передо мной встает очевидный выбор. Погибнуть в чащобе, точно загнанный зверь, или погибнуть здесь, рядом с Гейлом.

– Никуда я не побегу. Чтобы нас ни ждало, я останусь тут.

– Я тоже.

Он собирается с силами для улыбки, но тут же проваливается в сон, порожденный лекарством.

9

Кто-то трясет меня за плечо, и я поднимаю голову от стола. Должно быть, так и заснула. На здоровой щеке – отпечатки от складок на скатерти. Больная, принявшая на себя удар Треда, нехорошо пульсирует, Гейл спит как убитый, крепко сжимая мою ладонь.

Почувствовав запах свежего хлеба, я оборачиваюсь и вижу Пита. Лицо у него печальное. Похоже, он наблюдал за нами какое-то время.

– Отправляйся в постель, Китнисс. Я за ним присмотрю,

– Пит, насчет нашего вчерашнего разговора…

– Знаю, – перебивает он. – Можешь не объяснять.

Тусклый утренний свет очерчивает буханки на столе. У Пита круги под глазами. Если он и поспал, то совсем недолго. Вчера этот человек без раздумий решился бежать со мной. Вступился за Гейла. Он готов разделить со мной любую судьбу – и так ничтожно мало получает взамен. Как бы я ни поступила, кому-то всегда будет больно.

– Пит...

– Иди спать, хорошо?

Ощупью поднимаюсь по лестнице, забираюсь под одеяло и сразу же забиваюсь. В какой-то момент в мои сны врывается Мирта, девушка из Второго дистрикта. Гонится за мной, валит наземь достает свой нож. Острие глубоко вонзается в щеку, оставляя зияющий след. А Мирта преображается: тело покрывается темной шерстью, на пальцах вырастают хищные когти, лицо вытягивается в звериную морду, только глаза все те же. И вот уже нет соперницы по арене, а есть переродок – волкообразная тварь, созданная в Капитолии, одна из тех, что превратили нашу с Питом ночь перед победой в беспросветный кошмар. Запрокинув голову, она издает протяжный зловещий вой, и его подхватывает целая стая. Потом наклоняется и лакает кровь, которая хлещет из моей раны. Каждое прикосновение причиняет неимоверную боль. Я сдавленно вскрикиваю и просыпаюсь в холодном поту. Прижимаю ладонь к щеке. Вспоминаю, откуда взялся рубец. Вот если бы Пит оказался рядом... Минутку, к чему эти мысли? Теперь я свободна. Я выбрала Гейла и революцию. Жизнь рядом с Питом – уже не моя судьба, так желал Капитолий.

Опухоль вокруг левого глаза немного спала, он даже приоткрывается. Раздвигаю на окне занавески» Вчерашняя метель усилилась, превратившись в настоящий буран. За окном – только непроглядная белизна и пронзительный вой, до странного похожий на голоса переродков.

Хорошо, пусть будет пурга с жестоким ветром и непреодолимыми заносами. Пусть отпугнет от наших дверей настоящих волков – миротворцев. У нас появилось несколько дней на раздумья. На разработку плана. Этот буран – просто подарок. Тем более Гейл, Пит и Хеймитч рядом.

Да, но прежде чем с головой окунуться в новую жизнь, лучше заранее подумать о последствиях. Менее суток назад я была готова скрыться в лесах со своими близкими, в разгар зимы, и потом вечно прятаться от преследователей. Сомнительное, мягко говоря, приключение. Теперь же мне угрожает опасность куда серьезнее. Бунтовать против Капитолия – значит навлечь на себя немедленный гнев. Надо свыкнуться с мыслью, что в любую минуту я могу попасть под арест. В дверь постучатся, как прошлой ночью, и отряд миротворцев уведет меня в темноту. Возможно, потом будут пытки. Увечья. В лучшем случае – пуля в лоб на глазах у публики. Капитолий бесконечно изобретателен, когда дело доходит до способов казни. Как подумаешь, кровь стынет в жилах. Хотя разве мне впервой смотреть в лицо неминуемой смерти? Я была трибутом во время Голодных игр. Выслушивала угрозы президента. Получила удар плетью в лицо. Меня давно уже превратили в мишень.

Дальше – самое сложное. Настало время смириться с тем, что друзья и родные вполне могут разделить мою судьбу. Прим. Стоило вспомнить о ней – и решимости как не бывало. Мое дело – защищать сестру! Натянув одеяло на голову, начинаю задыхаться от страха и ярости. Нельзя, чтобы Капитолий хоть пальцем коснулся Прим!

И вдруг меня осеняет. Да ведь ей уже причинили боль. Убили отца в этих проклятых шахтах. Спокойно смотрели, как она чуть не умирает от голода. Назвали ее трибутом, заставили наблюдать, как сестра сражается за свою жизнь на арене. Девочка перенесла куда больше, нежели я в те же годы. Но даже ее страдания блекнут перед судьбой малышки Руты.

Сбрасываю с себя одеяло и жадно глотаю холодный воздух, просачивающийся сквозь рамы.

Прим... Рута... Именно ради них и стоит бороться! С ними обошлись так неправильно, так несправедливо, что мне не осталось иного выбора, верно?

Да. Вот о чем нужно помнить, если снова накатит ужас. Каких бы поступков от меня ни потребовали, чем или кем ни пришлось бы пожертвовать, я буду думать о них – и о маленьких юных личиках, взирающих на нас с Питом с площади Одиннадцатого дистрикта. Руте уже не помочь, зато Рори, Пози и Вик еще живы. И Прим жива.

Гейл прав: это наша возможность, лишь бы людям хватило смелости за нее ухватиться. И конечно: раз уж я поневоле заварила эту кашу, то могла бы теперь сделать многое. Только не представляю, что именно. Хотя отказаться от планов побега – уже серьезный шаг для начала.

Сегодня утром, стоя под душем, я впервые за долгое время не перечитываю в уме список вещей, которые пригодятся в лесу, а пытаюсь сообразить, как организовали восстание обитатели Дистрикта номер восемь. Столько людей одновременно и неприкрыто бросили вызов Капитолию. Они хотя бы договорились между собой или это был нечаянный взрыв годами копившихся гнева и ненависти? Как устроить подобное здесь?

Пойдут ли за нами местные жители – или захлопнут дверь перед самым носом? Вчера, после избиения Гейла, площадь опустела в мгновение ока. Может, это из-за чувства беспомощности, ведь никто не понимал, что же делать? Необходим человек, который укажет путь, внушит людям веру в свои силы. И это не я. Я хоть и подстрекнула дистрикты к мятежу, но вождь должен уметь убеждать других, а тут бы саму себя вразумить. Он должен быть человеком без страха и упрека, а мне бы хоть каплю мужества. Меня так легко сбить с мысли, а он должен мгновенно подыскивать точные и веские слова.

Слова. Только подумаю, и вспоминается Пит Ему ничего не стоит привлечь слушателей на свою сторону. Вот он, без сомнения, смог бы зажечь толпу. Нашел бы, как и что говорить. Жаль, ему это даже в голову не приходило.

Спускаюсь: мама и Прим ухаживают за Гейлом. Судя по его лицу, действие лекарства заканчивается. Бинты уже сняты. Над обнаженной спиной клубится пар. Я готовлюсь к новому бою, но голос пока не повышаю.

– Не пора ему сделать еще укол?

– Сделаем, если понадобится. Сначала попробуем снежный компресс, – говорит мама, оборачивая воспаленную плоть чистой тряпицей, и кивает Прим,

Сестра подает глубокую миску. Там вроде бы снег, но какой-то странный, светло-зеленоватого цвета, и к тому, же источает сладковатый запах. Прим осторожно раскладывает компресс. Я почти слышу, как он шипит, соприкасаясь с разгоряченной кожей. Гейл изумленно распахивает глаза и облегченно вздыхает.

– Хорошо, хоть снега достаточно,– произносит мама.